коленкоре. Он достал её, осторожно, словно боясь чего?то, открыл на первой странице и прочёл:
«Моя дорогая девочка! Я начинаю эти записки, когда до твоего рождения остается…».
Удивлённый, В. В. поднял от тетради глаза и мельком взглянул в окно. По двору со стороны леса шла Руся. На ней была простая юбка и кофточка, на голове – светлая косынка, завязанная концами на затылке. Она несла букет из жёлто–багровых листьев, лицо её было свежее, румяное и какое?то безмятежное, давно он не видел её такой, даже, когда отдыхали они, бывало, в Ницце или в Карловых Варах, всегда оставалось на её лице выражение усталости и неудовлетворённости, а тут… Она прошла совсем близко, под окном, и он услышал, что она тихонько напевает, даже не напевает, а просто так, без слов, мурлычет какую?то мелодию.
Всё стало ясно ему, и сразу отлегло от сердца. Он даже пожалел, что вошёл сюда и уже готов был уйти, уехать, не встречаясь с ней, не тревожа её, и спокойно ждать, пока она сама захочет вернуться. Но было поздно. Вот сейчас она войдёт, увидит его, и весь этот мир, который она сама себе придумала и устроила, разрушится. Что он скажет ей? Что она ему ответит?
В. В. сунул тетрадь назад, в ящик, а ключи от «Хонды» забрал и положил в карман.
Руся вошла, увидела его, замерла в дверях и через секунду оказалась в железных объятьях. Словно опасаясь, что она вырвется и убежит, В. В. держал крепко, делая ей даже больно. И не целовал, а только слегка касался прохладной щеки, лба, глаз, шептал в ухо:
— Наконец?то, наконец?то…
Руся молчала.
Он отстранился, посмотрел внимательно:
— С тобой все в порядке?
Она кивнула.
— Что ты здесь делаешь? Мы чуть с ума не сошли все…
Она отвернулась, вздохнула.
— Ладно, не хочешь, не говори, поедем отсюда, дома все расскажешь.
Руся покачала головой.
— Что? Не поедешь? Ты хочешь здесь остаться?
Она кивнула.
— Ты… что… бросила нас?
Она замотала головой.
— Тогда в чём же дело? Там Ванька, девчонки, все тебя ждут, не дури, поехали!..
Руся заплакала.
В. В. усадил её на кровать, она не сопротивлялась, на лице её, ещё несколько минут назад безмятежно–счастливом, застыла теперь гримаса отчаяния, и видно было, что в ней борются сейчас две силы: одна, такая естественная, толкает её броситься на шею мужу и уехать с ним, а другая, непонятная пока В. В., удерживает её в этой келье, в этом упрямом молчании.
Раздался негромкий стук, и вошла матушка Гаврилия.
— Что вы с ней сделали? – грозно спросил у неё В. В. – Почему она такая?
Матушка посмотрела на Русю:
— Могу я сказать?
Та кивнула.
— Пойдёмте, я вам всё объясню, пусть она успокоится.
«Какого чёрта!» – хотелось крикнуть В. В., но он послушно вышел за матушкой, однако, дальше крыльца не пошёл, боясь потерять Русю из виду, боясь, что она опять куда?нибудь исчезнет. Тут, у крыльца, он узнал, что Руся, оказывается, дала обет молчания.
В другое время, услышав такие слова, он бы только рассмеялся: кто? Руся? обет молчания? Да она и полчаса не выдержит, чтобы не поговорить! Бывало, поссорятся из?за какой?нибудь мелочи, надуются друг на друга и разойдутся по углам, и Руся скажет: все, я с тобой не разговариваю! Но проходит полчаса, от силы час, и она уже идёт и смеётся и говорит: я больше не могу, давай мириться!
Но сейчас он не у себя дома, на диване, и Руся не в соседней комнате, кругом лес, позади – монастырь недостроенный и церковь, а здесь, на берегу реки – чужой дом и незнакомая молодая женщина, называющая себя матушкой… Если уж занесло сюда сначала Русю, а потом и его, то ничему удивляться не приходится. Обет так обет, после будем разбираться, почему и зачем.
— И давно она молчит?
— С воскресенья, мы только вечером немного поговорили, чаю вместе попили, а наутро она уже все, замолчала… Вы меня не узнали… ведь не узнали? А я вас помню. Я ещё маленькая была, когда вы стали к тёте Русе приходить. Я – Вера Пономарева, помните?
Тут только В. В. разглядел в матушке Гаврилии застенчивую и тихую дочку соседки по старой Русиной квартире.
— Так это вы её сюда заманили? Зачем?
— Нет, что вы, она сама, сама. Она хотела в монастыре пожить, да не положено это. А сюда как пришла, сразу сказала: какое место замечательное, ни телефона, ни телевизора, ни людей, тишина, покой… Можно, говорит, я у тебя немного поживу? Хочу, чтобы меня никто не трогал, и я никого не видела и ни с кем не разговаривала. Я столько за свою жизнь наговорила всего, что хочется хоть немного помолчать. И потом она что?то пишет там вечерами, я не знаю, не спрашивала.
— А вы можете с неё этот обет снять?
Вера покачала головой.
— Знаете что? Не терзайте её, пусть у меня поживёт, я за ней присмотрю, ничего плохого с ней здесь не случится. Она ведь и просилась недельки на две всего, вот и пусть. Потом приедете за ней.
Возможно, она права. Но и его надо понять. После всего, что он пережил за последние дни…
— Нет, — отрезал В. В., — я её здесь не оставлю. Хочет молчать, пусть молчит, только не здесь, дома. Спасибо вам, но мы как?нибудь сами разберёмся.
Руся сидела на кровати в той же позе, в которой он её оставил. Он подошёл, снял с неё косынку, погладил по коротко стриженным волосам, сел рядом. В молчании они просидели довольно долго, уже стало смеркаться за окном.
Наконец она встала, достала из ящика стола листок бумаги и что?то написала на нём. В. В., наклонившись к столу, прочитал:
«Я всех вас люблю и скоро к вам вернусь».
Его задело это «всех», ну, да ладно. Он поцеловал её и вышел.
На обратном пути вместе с Ваней они заглянули в новый храм, Ваня поставил свечи Богородице, а В. В. спросил батюшку и молча отдал ему все деньги, которые были у него в портмоне.
…Руся провела в лесу, вблизи монастыря, в полном молчании целый месяц. В. В. забрал её домой в конце октября, когда в Старой поляне уже шли сплошные дожди. Вместе они заехали к кукольному мастеру. Он вынес им голую, улыбающуюся куклу. Руся завернула её в свою накидку и прижала к себе, как ребёнка. Из второго лица мастер сделал маску и повесил её на стену. Руся даже не глянула в ту сторону.
К возвращению её дом был пуст, никаких гостей, никаких родственников. Аннушку с Костей В. В. уволил и отправил домой, на Украину. Убирать пока приходила раз в неделю какая?то молодая девочка. Переночевав в доме одну ночь, они улетели в Москву. В аэропорту их провожал только новый заместитель мэра по вопросам безопасноcти Л. А. Захаров. Дома, на Кутузовском, с нетерпением ждали сын с невесткой. Мируся была тиха, спокойна, говорила мало, смотрела на всех с любовью и видно было, что соскучилась.
Вскоре после её возвращения, в канун дня ракетных войск и артиллерии, невестка родила здоровую, красивую девочку.
