были в этот день версии происшедшего. Дамы были уверены, что дело не обошлось без спиртного.
— Как только заезжают в санаторий, — говорили они между собой, имея в виду всех мужчин сразу, — так начинается: то «прописаться» надо, то за встречу, то за открытие купального сезона – так весь срок и прикладываются.
Мужчины, напротив, подозревали семейную сцену.
— Небось, не успели приехать, как пилить начала: не пей, куда пошёл, на кого посмотрел… Это они умеют, другая так достанет, что и с балкона сиганёшь.
Что касается персонала санатория, то, обсуждая ночное ЧП, медсестры и горничные прежде всего со знанием дела интересовались, из своего ли номера выпал отдыхающий или был у кого в гостях, а узнав, что из своего, интересовались дальше: со своей ли женой он прибыл в санаторий. Потому что бывали, оказывается, случаи, когда прыгали с балконов от чужих жён, правда, обходилось всего лишь сломанными ногами.
Вспомнили заодно некоего Василия Илларионовича, служившего в Москве большим начальником, который несколько лет назад привёз на отдых свою молодую секретаршу (самому было под 60), поселил её в соседнем номере и в первую же ночь прямо на ней и помер от сердечного приступа, видать, переусердствовал. Еле она, бедная, из?под него выбралась, мужчина был крупный. И таким образом вся их связь, благополучно длившаяся, как потом выяснилось, не один год, раскрылась. За покойником приехали жена и взрослый сын. А секретарша подумала–подумала и осталась отдыхать, не пропадать же путёвке, тем более, кто ей теперь даст, когда шеф помер. На пляже дамы смотрели на неё с демонстративным осуждением, впрочем, не без любопытства и держали дистанцию. Но она ничего, только купила себе чёрный купальник (закрытый) и так весь срок в нём одном и проходила, потому что два других у неё были цветные и раздельные, и она сочла, что это будет не совсем прилично.
Ну, ладно, в случае с Василием Илларионовичем всё было ясно: умер, что называется, от любви. (Некоторые, между прочим, мечтают о такой смерти). Но за что, спрашивается, отдал свою жизнь этот «новенький», прибывший с законной женой и совсем ещё, говорят, не старый – сорока пяти лет от роду? Непонятно. Не столько сам факт смерти, сколько полная неясность, от чего она произошла, больше всего будоражила отдыхающих, оказавшихся в это время в санатории.
— Надо же, только приехал человек, даже в море окунуться не успел и – на тебе…
А ничего удивительного, говорили на это знающие люди, большинство неприятностей случается с отдыхающими как раз в первые дни. Почему? А кто его знает, почему. Таковы уж отдыхающие. Стоит им только выйти из поезда на перрон Сочинского вокзала или спуститься по трапу в Адлерском аэропорту, как они тут же расслабляются на всю катушку. Куда что девается – солидность, ответственное выражение лица, галстук, наконец… В шортах и майке, с фотоаппаратом на пузе и счастливой улыбкой идиота, отпущенного из дурдома на свободу, чешут они в 30–градусный зной по Курортному проспекту, тащатся пешком на гору (причём у жены – туфли на каблуках) и с восторгом тинейджеров носятся на водном мотоцикле в опасной близости от торчащих их воды голов. В результате – ох, ах, солнечный удар, растяжение связок у жены и материальный ущерб в виде разбитого о волнорез мотоцикла (слава Богу, сам успел соскочить в последнюю минуту).
Вот год назад в соседнем санатории был случай. Приехала на отдых семья из Москвы: муж, жена и ребёнок, девочка 12 лет. На второй или третий день пребывания черт их понёс из санатория, расположенного почти в центре города, в совершенно безопасном месте, на прогулку в Кудепсту. Вроде бы одни их московские знакомые отдыхали там в пансионате «Электроника», который, совсем наоборот, стоит довольно высоко над морем. И вот они стали там фотографироваться. Этот папаша поставил всю компанию – жену с дочкой и друзей – над обрывом, солнце светит, день чудесный, все улыбаются, предвкушая тысячу удовольствий. Он глазом к видоискателю «Кодака» прилип и пятится, пятится, пятится назад, видать, хотел побольше красоты в объектив захватить…
Так и рухнул вниз прямо на глазах у жены, дочки и друзей.
Они не сразу даже поняли, что произошло. Только что стоял, и вдруг – все, нету. Подбегают, а вниз даже глянуть страшно, там метров десять высота и добро бы хоть кустарник, так нет, голая, можно сказать, скала. В общем, пока вызвали спасателей, пока те приехали, пока спустились и достали его, ему уже никто помочь не мог. Тоже, между прочим, молодой ещё был, сорок с чем?то.
И кого винить? Сказать: зачем, мол, фотографироваться пошли? Ну, а как же? У нас же это первое дело – привезти с юга, из Сочи, фотографии, показывать потом всю зиму родственникам, сослуживцам: вот мы в дендрарии, на фоне слоновых пальм, а вот в башне на горе Ахун, оттуда весь город видно, а это в парке «Ривьера», под цветущей магнолией…
Или сказать: зачем полезли на гору? Так экзотика же! На ровном месте и в Москве можно сняться. В том?то и интерес, что на горе. Нет, как хотите, а главное тут – потеря бдительности. Приехал, расслабился и – пожалуйста! Правда, случай этот — с фотографированием над обрывом – совсем уж редкий, другого такого в Сочи и не припомнят. Чаще неприятные приключения происходят, конечно, на море.
Приезжает, например, в санаторий мамаша с двумя мальчиками, одному лет 14, другому 9, то ли 8. Пока она вещи распаковывала и в номере обустраивалась, пацаны – бегом на море. А там как раз в этот день шторм. И небольшой, в общем, шторм, балла три, но лезть?то в него зачем? Нет, эти два дурачка московских полезли. Сначала, рассказывают, меньшего волной накрыло, а старший увидел и стал его вроде как спасать, и, видно, повисли друг на друге, ну и… И люди как будто были на берегу, сидели наверху, на скамейках, дышали, но никто внимания не обратил, дети ведь всегда у самой воды балуются – шторм–не шторм. Одна только женщина крикнула им, мол, не ходите, мальчики, там волны большие. А они ей: «Нам мама разрешила». Спрашивается, зачем же разрешать? Только приехали, 20 дней впереди, будет ещё погода хорошая, нет, им не терпится, а мамаша от радости, что вырвалась, совсем голову потеряла, а может, она по жизни такая клуша. И много их, таких мамаш, между прочим. Сама лежит под зонтиком, кроссворды разгадывает или загорает, аж дымится вся (что женщинам после тридцати вообще?то вредно), а ребёнок битый час из воды не вылезает, до полного посинения. И вот представьте себе, что потом с той мамашей было, когда она своих мальчиков не дождалась и пошла искать. Их волной же и вынесло, даже водолазы не понадобились, они близко от берега утонули.
Такие вот печальные истории из курортной жизни рассказывали в тот день знающие люди (медицинский персонал санатория) отдыхающим, отпуская им процедуры подводного массажа, иглоукалывания и мониторного промывания кишечника. Благодаря этим поучительным историям, лечебные процедуры имели некоторый дополнительный эффект, так как отдыхающие выходили после них в глубокой задумчивости и какое?то время вели себя более или менее осмотрительно, во всяком случае, заглядывали себе под ноги, прежде чем куда?нибудь ступить.
Я ещё спала, когда зазвонил телефон, и в трубке возник искажённый всхлипами голос моей московской приятельницы Лёли. То, что я услышала, было настолько невероятно, что в первую минуту я засомневалась, Лёля ли это звонит, в своём ли она уме и вообще, не снится ли мне этот звонок. Но уже в следующую минуту я сказала: «Бегу!». И побежала.
От нашего дома до военного санатория – всего ничего, надо только подняться в горку, миновать двухэтажный корпус городской больницы, прошмыгнуть незамеченной через проходную санатория «Заполярье», спуститься по его территории, похожей на парк, к морю, пройти в самый конец пляжа, там сбросить обувь и по воде обогнуть высокую металлическую решётку, отделяющую владения «Заполярья» от военного санатория. Теперь надо добежать уже по их пляжу до высокой, как маяк, башни лифта, в котором есть только две кнопки: «вверх» и «вниз» (мне, естественно, вверх), подняться, выйти и – оказаться лицом к лицу с монументальным ансамблем из трёх, поставленных буквой П зданий сталинской постройки – с башенками, колоннами и массивными парадными дверями. Корпус №2 – это, если подниматься от моря, — слева, мне туда.
Ещё издали я заметила людей, сгрудившихся у входа. Двое из них показывали руками то вверх, на один из балконов с фигурной металлической решёткой, то вниз, на отцветающий уже розарий, и что?то объясняли остальным, молчаливо внимавшим. Судя по полотенцам на плечах и надувным кругам под мышками, люди эти двигались вообще?то на пляж, но задержались ненадолго у места ночного происшествия, чтобы своими глазами увидеть злополучный балкон и роковую клумбу. Я тоже подошла, постояла, прислушиваясь.
