значения Курильская гряда протяженностью в 1200 верст, по мнению Морского ведомства, практически не имела.
Была и еще одна причина уступки Курильских островов. В Петербургском договоре 1875 г. ни слова не говорилось о порте Нагасаки, но стороны устно договорились о расширении использования порта в интересах ВМФ России.
В сентябре 1877 г. клипер «Абрек» вывез с островов Уруп, Симушира и Шусима в Петропавловск- Камчатский 83 подданных России.
Уже в июле 1875 г. управляющий Морским министерством предписал начальнику отряда судов Тихого океана контр-адмиралу О.П. Пузино заключить контракт с японским землевладельцем Сигой о десятилетней аренде участка земли, на котором, «не выходя их ассигнованной суммы, предполагалось установить и оборудовать баню, лазарет, шлюпочный сарай и кузницу».
Замечу, что в сентябре 1879 г. в Нагасаки стояли корвет «Баян», клипер «Гайдамак» и канонерская лодка «Соболь».
30 августа 1880 г. в Нагасаки на рейсовом пассажирском пароходе прибыл известный русский писатель и публицист Всеволод Крестовский, назначенный управляющим Морским министерством на должность секретаря для военно-сухопутных сношений «при главном начальнике русских морских сил в Тихом океане».
Крестовский писал: «В два с половиной часа пополудни пароход бросил якорь. На рейде, по соседству, стояли японский и английский военные корветы, а из русских судов крейсеры: 'Азия' под контр-адмиральским флагом и 'Африка', иллюминированные флагами по случаю тезоименитства государя»[82].
Крестовский с двумя офицерами, переодевшись в гражданское, отъехал на берег: «Едва прошли мы сотню шагов по набережной канала, впадающего в бухту, как вдруг слышим — раздаются знакомые звуки. Несколько голосов распевают какую-то русскую песню, которая невпопад мешается со звуками шарманки, наигрывающей тоже что-то русское. Вслушиваемся, что такое? Батюшки, да это несомненный 'Камаринский'! Но какими же судьбами попал он, сердечный, в Нагасаки?.. Подходим ближе, вывеска, и на ней крупными буквами надпись: 'Сантк-Петербургский трактир'. Из этого трактира в раскрытые настежь большие широкие окна несутся звуки 'Камаринского'. Десятка два наших матросов, разбившись на группы, сидят вокруг столиков, а несколько человек из них же, обнявшись друг с другом, как 'кавалер с дамой', топчутся посередине комнаты, выплясывая нечто вроде вальса…
Хозяин словно каким-то собачьим нюхом почуял в нас русских и поэтому сразу на русском языке любезно приветствовал с благополучным прибытием: но уже один акцент, не говоря о физиономии, не оставил никаких сомнений насчет семитического происхождения этого джентльмена. С первого же слова он поспешил заявить, что он 'з Россия, з Одестру'.
— Но какими же судьбами попали вы в Нагасаки?
— Так уже мине Бог дал… Штоби быть приятным русшким матросам» [83].
31 августа флагманский доктор B.C. Кудрин пригласил Крестовского посетить вместе с ним русский госпиталь, расположенный в предместье Иноса, а заодно посмотреть и саму Иносу, которая у всех иностранцев давно уже была известна под названием «русской деревни».
Вновь предоставлю слово Крестовскому, чтобы читатель оценил колорит «русской деревни»:
«Иноса лежит против города, на северо-западной стороне Нагасакской бухты, недалеко от ее пяты. Расположена эта деревня по берегу и на скалистых взгорьях западных холмов, так что пробираться от домика к домику нередко приходится разными закоулками, по каменным ступеням, мимо бетонных заборов и скалистых глыб серого и красного гранита, но всегда среди самой разнообразной растительности. Здесь наше правительство уже несколько лет арендует у местного жителя, господина Сига, участок земли, на котором построены у нас шлюпочный сарай, поделочные мастерские и небольшой госпиталь для своих моряков. Последний помещается в двух японских домах, переделанных и приспособленных, насколько было возможно, к госпитальным требованиям руками наших матросов, под руководством командиров и судовых врачей. Госпиталь, конечно, маленький, но по мирному времени больше, пожалуй, и не требуется…
…Пошли побродить по Иносе, посмотреть, какая она такая. Ничего, деревня как деревня: ступенчатая дорога ведет легким подъемом в гору, образуя улицу, по бокам которой ютятся деревянные, большею частью одноэтажные домишки с открытыми легкими галерейками и верандочками. У лавчонок, вместо вывесок, качаются большие, продолговатые фонари, испещренные черными японскими литерами. Встречаются и русские вывески на досках с надписями: 'Здесь размен денег', 'Мелочная лавка' и тому подобное…
…На взгорьях разбросано несколько красивых, отдельно стоящих домиков японского стиля, около которых мелькнет иногда белая матросская фуражка офицерского 'вестового'. В таких домиках по большей части квартируют офицеры с русской эскадры 'на семейном положении'. Цена за квартиру, то есть, в сущности, за весь дом, — от 20 до 30 иен в месяц, причем домохозяева, если жильцу угодно, будут в той же цене и кормить его произведениями японской кухни.
Каждый квартирант необходимо имеет и свой собственный 'экипаж', роль которого играет здесь фуне, для ежедневных сообщений с городом и судами на рейде. Фуне нанимаются тоже помесячно, обыкновенно за 30 иен, и нанятый таким образом лодочник уже во всякое время дня и ночи безусловно находится в распоряжении своего хозяина. Как бы ни засиделся офицер в городе или сколько бы ни пробыл он у себя на судне, лодочник неотлучно будет ожидать его у известной, указанной ему пристани или терпеливо качаться в своей фуне на волнах, невдалеке от левого борта судна. Это, впрочем, не представляет для него особенного неудобства, так как фуне есть не только 'экипаж', но в то же время и его жилище, где под сиденьем, в ящике, да в кормовом шкафчике хранится весь необходимый ему скарбик.
Каждый из помесячных лодочников непременно сочиняет для себя свой особый флаг, под тем предлогом, чтобы хозяину приметнее была его фуне, а в сущности, ради утехи собственному самолюбию: 'я, дескать, плаваю под флагом капитана такого-то', и не иначе как 'капитана'. Все они более или менее понимают и даже говорят несколько слов и фраз по-русски, по крайней мере, настолько, что в случае надобности можно объясниться с ними и без японского словаря.
Впрочем, знакомство с русским языком среди жителей Иносы вовсе не редкость: благодаря постоянному пребыванию на рейде русских стационеров, имеющих ежедневные сношения со 'своим' берегом в Иносе, жители этой 'русской деревни' уже вполне освоились с ними и в большинстве своем научились кое-как объясняться по-русски…
…На одном из холмов стоит здесь довольно большой двухэтажный дом, прозванный почему-то нашими моряками 'холодным домом', хотя сам он имеет претензию называться 'гостиницей «Нева»', о чем свидетельствует его вывеска. Замечательно, что эта 'гостиница «Нева», с буфетом и бильярдами', содержится каким-то японским семейством исключительно для русских. А чтобы не затесался в нее какой- нибудь посетитель иной национальности, хозяева сочли за нужное прибить над входом особую доску с предупреждающими надписями по-японски, по-русски и по-английски, которые гласят, что 'сюда допускаются только русские офицеры'»[84].
Увы, Крестовский из этических соображений или опасаясь царской цензуры не упомянул о том, что больше всего притягивало господ офицеров в Нагасаки. Это, говоря современным языком, секс-туризм.
Чтобы современный читатель мог понять ситуацию в Нагасаки, нужно сказать пару слов об офицерских нравах в России конца XIX века. Так, вступать в брак младшим офицерам было запрещено уставом. В Морском ведомстве исключение сделали лишь для младших офицеров, служивших в Сибирской, а позже и в Амурской флотилиях, поскольку «в местах не столь отдаленных» найти достойную невесту было практически невозможно.
Невеста должна была быть из породистой семьи, то есть из дворян, лишь в отдельных случаях делались исключения для семей интеллигенции. В свое время, изучая подшивку «Артиллерийского журнала» за 90-е гг. XIX века, я полчаса не мог понять, в чем суть скандала, когда армейский артиллерийский офицер женился на дочери мебельного фабриканта. Его за сей брак хотели выкинуть из бригады, да тут вступилась либеральная пресса.
Мало того, даже если невеста была из знатного дворянского рода, ее должны были принять в свой круг «полковые дамы» (то есть жены офицеров полка, не путать с «полковыми дамами» другого сорта).
