– Вольному воля. – Он увидел себя со стороны, никчемного, безоружного.
Принудить Усольцева участвовать в эксперименте Гуров не мог, так как все происходящее не являлось юридическим действием, а было самодеятельностью, то есть делом абсолютно добровольным. В данной ситуации закон защищал не его – майора милиции, а этого человека, который почти наверняка убийца. И хотя такой поворот событий Гуров, естественно, предвидел и ответный ход заготовил, он вдруг потерял веру в себя, в возможность успеха. Сколько людей поднял, шум, гам, прожекторы. «Фантазер ты, майор Гуров, и авантюрист».
И Усольцев почувствовал растерянность, слабость противника. Улыбнулся естественно, даже обаятельно.
– Спасибо за внимание. – Он поклонился и пошел к выходу.
Как и было оговорено, на первый план вышли тренеры.
– Сергей! – Краев взял его под руку. – Ты куда?
– Сережа, я же просил тебя. – Кепко заглянул ему в лицо.
– А я не желаю! – Усольцев хотел вырваться, но Краев тяжело навалился на него.
– Почему, Сережа? – ласково спросил Кепко. – Или ты мне не должен ничего?
– А что, собственно, происходит? – Усольцев несколько сник. – Объясните.
– Хорошо, Сережа, мы тебе все объясним, – сказал Кепко.
Этим «Сережей» старый тренер схватил Усольцева намертво и тянул туда, в голенастое прошлое, обезоруживал, возвращал свою былую власть.
– Объясни, Олег! – Кепко кивнул Краеву, так как сам врать еще не научился.
Краев был мужик многоопытный, тертый, в разных водах прополосканный. Он и не считал, что говорит неправду. Он осуществлял задачу и, легко, даже задушевно прижимая локоть Усольцева к своему объемному животу, заговорил:
– Я, Сергей, против анонимок. Однако, – он шмыгнул носом, – на тебя страшненький натюрморт нарисовали и мне, как старшему тренеру, подсунули. Некто полагает, что Игоря Лозянко порешил ты.
– Что? – Усольцев рванулся, а Краев его отпустил, и Усольцев, отлетев на несколько метров, сел на пол. Быстро поднявшись, он бросился к Краеву.
– Как смеете? Клевета! Беззаконие!
– А мы, Сережа, не закон, – тихо сказал Кепко. – Мы родители твои. И нам необходимо знать, виновно наше дитя или нет.
– Мы обратились к властям, – вступил Краев и указал на Гурова. – А они ответили: мол, мы против гражданина Усольцева никакими материалами…
– Уликами, – подсказал Кепко.
– Вот-вот, – Краев закивал, – не располагаем. Гражданин Усольцев в вечер убийства находился в общественном месте и у него, таким образом, алиби.
– Так и было! – обрадовался Усольцев. – Так чего вам надобно, отцы?
– А мы попросили проверить, – ответил Краев, – есть у тебя это самое алиби или так, липа одна. Сам знаешь: случается, парень в деревне карасей ловит, а в протоколах – на соревнованиях участвует.
«Лишнее, лишнее говорят, – думал Гуров. – Заигрываются, сейчас все развалится. Его надо в непрерывном движении держать, не давать думать».
Гуров терял уверенность, словно кончился в механизме завод и пружина ослабла и повисла.
Краев вновь взял Усольцева под руку, прогуливался с ним по вестибюлю и что-то шептал.
Неожиданно Гуров услышал:
– Вы вроде бы говорили, что борьба предстоит. – Кепко стоял рядом и улыбался недобро. – А сами со старта рванули и к бровке валитесь. Победителей только финиш определяет. Короткое у вас дыхание, – и быстро зашагал к Краеву и Усольцеву.
Гурову показалось, что этот маленький, плешивый, с глазами-льдинками взял его за шиворот, приподнял и отшлепал по голому заду при всем честном народе.
А Кепко подошел к Краеву и жестко сказал:
– Ты, Сережа, можешь домой отправляться и водку лакать. Это как твоей душеньке угодно. Только с этого момента ты не наш, ребята тебя не поймут. Тебя о малом просят: проживи сегодняшний вечер, как ты его прожил двадцатого. Ну?
«Действительно, не поймут, – понял Усольцев. – Видимо, правду говорят, и у них ничего конкретного нет. Иначе со мной разговаривали бы не здесь и не так. А может, у них что-то имеется, но мало, а если я откажусь и уйду, так будет достаточно? Провоцируют? Допустим, уйду и не арестуют, куда я пойду? В Городе мне оставаться нельзя, я уеду, сопьюсь в одночасье, впереди психушник».
– Ну вот что, товарищи. – Гуров подошел, решительно отстранил Краева и Кепко. – Вы мне работать не мешайте. – Он повернулся к Усольцеву. – Вы ведь невиновны?
– Естественно.
– Я рад за вас. – Гуров говорил быстро, решительно, без пауз. – Успокоим тренерский совет и спортивную общественность и закончим. Установлено, что вы в тот вечер звонили по телефону. Звоните.
Гуров вернулся к телефону-автомату, у которого продолжали стоять парень и девушка. Усольцев тоже подошел.
Вновь застрекотал киноаппарат.
Усольцев взглянул на молодую пару. «Точно, они и стояли», – вспомнил он и остановился. Любопытные взгляды и стрекот киноаппарата подталкивали. «Мне потом каждую заминку в ребра воткнут», – подумал он и заставил себя подойти к автомату ближе.
– Он был, был! – воскликнула девушка.
– Занято. – Парень повесил трубку.
Вспоминая, девушка слегка запнулась, затем радостно, чудовищно наигрывая, продекламировала:
– Твоя мамаша говорит часами. Мы так и будем здесь торчать? – Не зная, что находится за кадром, жеманно улыбнулась.
Гуров и эксперт с микрофоном приблизились, за их спинами вновь появились Краев и Кепко.
– Звоните, – сказал Гуров.
Усольцев усмехнулся и начал набирать номер, камера вплотную снимала его руку. Он растерялся, повесил трубку:
– Занято.
– В Городе шестизначные номера, а вы набрали только пять. Звоните, – быстро сказал Гуров.
Все происходило так, словно брали у знаменитости интервью. Микрофон оказался около губ Усольцева, кинокамера с пристрастием рассматривала его.
«И зачем я опять втянулся в эту идиотскую игру? А сейчас вновь отказываться – все равно что признаться». Усольцев напрягся, вспоминая номер телефона какой-нибудь девушки. Мозги словно прополоскали, там не то что номера, там ничего не осталось.
А микрофон стоял у губ, и камера стрекотала. «На дерьме ловят-то, на дерьме, – суетился Усольцев. Он думал, возникла короткая пауза, но ему казалось, что он стоит на всеобщем обозрении несколько минут. – Если я сейчас позвоню какой-нибудь девке, то они спросят ее и выяснят, что двадцатого я ей не звонил».
– Мне никто не ответил, и я повесил трубку, – наконец произнес он.
Гуров предвидел такой ответ, контрудар был готов.
Лева посторонился, девушка выступила вперед:
– Неправда, – сказала она кинокамере. – Вы разговаривали. Я помню, вы сказали: «Я сейчас заскочу на минутку».
Усольцев вытер ладонью лицо, представил, как выглядит на экране, пробормотал:
– Дозвонился я одной… Было…
– Так звоните, – быстро сказал Гуров, неинтеллигентно оттеснив девушку.
Появившийся из ниоткуда Серов увел девушку и парня в ресторан.
– Звоните, – торопил Гуров, пытаясь перехватить взгляд Усольцева.
Усольцев взгляда избежал, сказал прямо в камеру:
– Не желаю. Я не желаю втягивать порядочную женщину в эту грязную историю.
«Из телефонного звонка больше не выжать, – решил Гуров, – надо слегка отпустить».
– Ну хорошо, оставим телефонный звонок, – сказал он миролюбиво, – пойдем дальше. Вы повесили трубку и вернулись в зал? – Гуров взял Усольцева под руку, и они, словно двое закадычных друзей, вошли в ресторан.
– Молодцы, – сказал Серов, подходя к Краеву и Кепко. – Вы сработали как надо.
– И что это даст? – спросил Краев.
– Неужели действительно Сережа убил Игоря? – Кепко поморщился, казалось, он может заплакать. – Он хотел убить Пашу?
– Как дела? – Краев теребил Серова за рукав.
– Лева посадил его на крюк, теперь будет водить, – ответил Серов. – До подсадчика очень далеко, Усольцев способен сорваться в любой момент. – Он оглядел тренеров и, горько улыбнувшись, добавил: – Мне никогда в жизни не придумать такого, я уж не говорю организовать.
– А ваш парень, – Кепко кивнул на дверь ресторана, – в порядке. У него кислород кончился, а он вытерпел, удержался на дистанции.
А свадьба гуляла. Молодежь развеселилась, забыла про киносъемки. Лишь иногда раздавались реплики:
– Я с тобой не танцевала..
– Мало ли, что ты тогда меня целовал…
Никто, естественно, не подозревал, что Игорь Белан снимает лишь Усольцева.
Вернувшись в зал, он направился было к столу, вспомнил, что спиртное убрали, остановился, спросил:
– Я не арестован?
– Не говорите глупости, – ответил Гуров.
– Так я отойду на минуточку. – Усольцев решительно зашагал в сторону кухни.
Там находился ресторанный буфет.
– Клава, привет! – он пришлепнул на стойку десять рублей. – Стакан коньяку. Сдачу оставь себе.
– Не могу, Сережа, – зашептала буфетчица. – Видит Бог, не могу.
