Записки из Города Призраков

мне тебя недостает, потому что я постоянно думаю о тебе. В прошлом году говорили об этом на уроках психологии, когда обсуждали сновидения. – Я стучу себя по голове, пытаясь проснуться.

– Ливер. Прекрати. Послушай меня, – в голосе Штерна слышится волнение. Ему надо, чтобы я его выслушала.

Его баскетбольные шорты заканчиваются чуть выше колена и кажутся более реальными, чем все его тело. Он сильно прибавил в росте к тому лету, когда ему исполнилось семнадцать, к последнему лету, лету, когда он умер. Он в клетчатой рубашке. В красную (оттенка знака «Стоп») и зеленую клетку. Рукава закатаны.

Я пытаюсь ухватиться за песок, чтобы найти точку опоры, но он просачивается между пальцами.

Мы нашли эту рубашку вместе. В торговом центре, на рождественские каникулы. Он перемерял с десяток других, прежде чем нашел эту, и потом носил ее каждый вечер, достаточно холодный, чтобы надевать фланель. Сейчас, конечно, и красное (как знак «Стоп»), и зеленое (как скошенная трава) стало серым. Белые полоски между квадратами серого я разглядеть не могу.

Штерна кремировали после того, как океан вышвырнул на берег его тело. Его тело – пепел. Тело Штерна – пепел. У Штерна нет тела. Штерн больше не существует. Я смотрю на юношу из пепла. Его нет.

– Ты должна помочь мне, Ливер. – Он говорит сдавленным голосом… голосом, от которого у меня сжимает горло. Слышать призрак моего лучшего друга – даже если он в моей голове и нигде больше, – который говорит так, будто ему плохо, это ужасно. – Я застрял. В месте, где меня быть не должно. Ты должна помочь мне выбраться оттуда. Думаю, я сейчас здесь, с тобой, по этой причине.

– Я не могу тебе помочь. Ты… ты не насто-ящий.

Я замерзаю. Мое платье мокрое, прилипло к коже, спина в песке. Я отказываюсь встретиться с ним взглядом, хотя чего мне действительно хочется, так это смотреть на него и верить, что он настоящий и живой, и обнимает меня, и мы держим в руках по банке дешевого пива, и горит костер, и рядом лежит доска для серфинга. Я снова щипаю себя, сильнее, чем прежде. «Почему я просто не могу проснуться?»

Штерн хмурится.

– Ты такая упрямая, когда думаешь, что права. – Он качает головой, его черные кудри мотаются из стороны в сторону. Кожа светится. – Всегда была такой упрямой.

Бум! Над нами внезапно взрываются фейерверки. Мне они всегда нравились. Только в прошлом году Штерн, и Райна, и я лежали на палубе яхты дяди П., смотрели на них, раскрыв рты, обращенные к небу, словно яркие звезды собирались приземлиться на язык, а потом растаять в горле, как сахар. Теперь все эти звезды для меня пепел. Я пытаюсь встать. В желудке жжет, и когда я наклоняюсь вперед, к коленям, меня рвет соленой водой.

«Процесс пошел. Ты сходишь с ума. Шизо шизо шизо».

Я выпрямляюсь. Не могу заставить себя посмотреть, здесь он или нет, был он здесь или нет, хватаю сумочку и бегу по песку.

– Лив! – Я слышу его далекий голос, хотя ощущение такое, что он шепчет мне в ухо.

Его голос тает, потому на часть моего мозга, в которой живет надежда, говорит: «Все это не настоящее, скоро закончится. Сны всегда тянутся и тянутся, но потом заканчиваются. Они заканчиваются. Ты не чокнутая. Тебе это снится. Просто снится».

Но другая часть мозга говорит: «Серое пространство. Может, оно настоящее. Как оно нашло меня?»

Я бегу – голова кружится – по пустынному пляжу, мимо полусгнивших пирсов, песок взлетает, осыпает икры. Дыхание у меня частое и неглубокое. В горле пересохло. Я чувствую, как окончательно тает водочный туман.

Пьяная. Я напилась. До поросячьего визга. Практически ничего не ела, расстроилась, испугалась, вот и получила водочную галлюцинацию о моем лучшем друге, вернувшемся с того света, чтобы спасти меня. Вероятно, я только думала, что тону, а на самом деле волны выбросили меня на берег.

Я крепко прижимаю ладонь ко лбу, словно пытаюсь не дать мозгу выпариться через кожу, смотрю на фары автомобиля, который мчится по темной дороге. «Я не чокнутая. Я не чокнутая. Я не чокнутая. Я не чокнутая».

Повторяю эту мантру снова и снова, пока не успокаивается дыхание. Вызволяю велосипед с автомобильной стоянки у «Елисейских полей». Седлаю его, ставлю ноги на педали. Медленно еду домой по тротуарам, пешеходным дорожкам, подальше от шоссе, стараясь сосредоточиться только на дороге, стараясь заглушить собственный разум.

Плумерия растет вдоль улицы, тротуар тянется передо мной, сердце громко стучит в такт словам, которые я повторяю в голове и уже начинаю им верить.

Призраки не настоящие.

«Я не чокнутая. Я не чокнутая. Я не чокнутая. Я не чокнутая. Я не чокнутая».

Глава 5

– Они не настоящие. Я знаю, это факт, – говорит Райна, наклонившись ко мне, ее темные волосы, заплетенные в косу, спускаются по спине, большие глаза блестят в солнечном свете. – Кассиди закончила прошлый год президентом комитета мини-сисек, а теперь у нее прямо-таки буфера. Это так очевидно. Такое… – ее руки рисуют арки от ключиц до нижних ребер, – …за ночь не вырастет.

Райна продолжает разглядывать раздутый профиль Кассиди с расстояния в несколько сотен футов. Кассиди и еще несколько девушек, которых я знала в средней школе, сидят на расстеленном на траве одеяле, курят гвоздичные сигареты. До меня долетает горько-сладкий запах дыма. Мы с Райной дружили с Кассиди в шестом классе. Но потом она кинула нас ради более крутых подруг, которые принимали противозачаточные таблетки и выбривали виски. С тех пор Райна пытается во всем конкурировать с ней.

Иногда я думаю, что Райна конкурирует и со мной: кто из нас более клевая, забавная, уникальная. Я не знаю, зачем ей это нужно. Я ей не соперница. Райна, конечно же, на голову выше. Ее мать кубинка, отец из Миннесоты, и что она ни делает, куда ни идет, люди таращатся на нее. С ней трудно не соглашаться. Обычно как она скажет, так и будет.

Взрыв дикого смеха доносится от их ком-пании.

– Силикон, точно? – Когда я говорю, в голове пульсирует боль. Каждый звук – голос Райны, скрип качелей, жужжание насекомых – ножом режет затылок. Малейшие вибрации бьют меня как током.

Восемь дней до слушаний, на которых маме вынесут приговор. Восемь дней, и она сможет покинуть камеру, где ее держали десять месяцев, как какого-то рычащего зверя. Восемь дней до того, как она попросит судью признать ее умалишенной и ее отправят в другую клетку.

Я оглядываю парк в поисках тех, у кого может возникнуть желание бесплатно прокатиться на карусели, к которой я приставлена. Большинство подростков, которые болтаются вокруг, хоть раз да пытались: проскакивали мимо меня и запрыгивали на одну из древних фаянсовых лошадок, надеясь, что я не замечу, что едут они зайцами. Этим летом у меня только одна работа: собирать по два доллара и пятьдесят центов, отрывать билет и кричать на тех, кто нарушает правила департамента парков и развлекательных заведений Майами. Ну, а тех, кто берется за эту работу, на которую мне посоветовал устроиться папа, называют карусельными суками.

Я прижимаю колени к груди, обнимаю их руками. Бахрома обрезанных шортов прилипает к бедрам, футболка, выданная департаментом парков, душит: горло такое узкое и высокое. Я раздражена, мне дурно, я потная. Снимаю с руки резинку для волос, убираю их с шеи и завязываю узлом.

– Ты в порядке, крошка? – спрашивает Райна. – Что-то ты бледная. – Она, как и папа, ничего не знает про мои глаза. После того, как доктор Левин попытался отправить меня к психиатру, я не рискую сказать кому-нибудь еще. Собираюсь скрывать мою цветовую слепоту… и чем дольше, тем лучше.

Я не знаю, что и ответить. Могу думать только о прошлом вечере: одна на берегу, холод стекает с кончиков его пальцев и передается мне через песок. С кончиков пальцев Штерна. Почему он казался мне