— Босс, это так вы понимаете стихотворение для журнала?
— Что? Его оценят позднее. Положи его в архив, и пусть мой душеприказчик использует его при организации моих похорон. В творчестве есть своего рода ловушка: работа более всего ценится тогда, когда автору уже нельзя заплатить. Литературная работа… Черт! Она состоит в том, чтобы гладить кошку, пока она не замурлыкает.
— Бедный Джубал! И никто-то его не пожалеет, вот он и жалеет сам себя.
— Опять сарказм. Ничего удивительного, что у меня работа ни как не идет.
— Не сарказм, босс. Только надев башмак, узнаешь, где он жмет.
— Тогда прошу прощения. Олл райт, вот это пойдет в журнал. Заголовок: «Один на дороге».
— Джубал, — тревожно спросила Энн, — это у вас расстройство желудка?
— Как всегда.
— Это тоже для архива?
— Что? Это для «Нью-Йоркера».
— Они это не возьмут.
— Возьмут, да еще как. Оно же чудовищно. Они купят.
— Кроме того, в нем не все ладно с размером.
— Конечно! Всегда надо дать возможность редактору хоть что-то изменить, иначе он расстроится. А после того, как он чуть его почеркает, он лучше почувствует его аромат и купит. Милая моя, я стал избегать честной работы раньше, чем ты родилась, так что не учи дедушку. Слушай, давай я понянчусь с Абигайль, пока ты отсылаешь его в «Нью-Йоркер»? Эй! Так ведь время кормить Абигайль! Не ты должна была приходить, а Доркас.
— Ничего, Абби потерпит. Доркас лежит. Утреннее недомогание.
— Чепуха. Энн, я могу увидеть беременность на две недели раньше, чем простой человек. И ты знаешь это.
— Джубал, оставьте ее в покое! Она боится, что не беременна… и хочет думать, что беременна, пока не станет очевидным обратное. Разве вы не все знаете о женщинах?
— Хм… это надо обдумать… нет. Олл райт, я не буду ее тревожить. А почему ты не принесла с собой нашего ангелочка?
— Рада, что не принесла, потому что она могла понять, что вы тут говорили…
— Значит, по-твоему, я развращаю малолетних, так?
— Она слишком еще мала, чтобы разглядеть за вашими словами алтеевый[58] сироп, босс. Но если бы я принесла ее, вы не стали бы работать. Вы бы только тетешкались с ней, и все.
— А ты можешь придумать лучший способ заполнять пустые часы?
— Джубал, я ценю, что вы до безумия любите мою дочь. Я и сама думаю, что они прелесть. Но вы же все время только, тем и заняты, что либо играете с Аби… либо хандрите.
— Когда мы поедем отдыхать…
— Не в этом дело, босс. Если вы не пишите рассказы, у вас начинается душевный запор. И тут мы с Доркас и Ларри начинаем грызть ногти… а когда вы орете: «Ко мне!», мы вздыхаем с облегчением. Но чаще всего это ложная тревога.
— Пока есть деньги, чтобы платить по счетам, стоит ли беспокоиться?
— Босс, но что тревожит вас?
Джубал задумался. Сказать ей? Никаких сомнений относительно отца Абигайль у него больше не было. Энн колебалась между Абигайль и Зепобией, а потом решила дать ребенку оба имени. Энн никогда не говорила о смысле этих имен… и, видимо, считала, что он не догадается.
— Вы никого не одурачите, Джубал, — решительно продолжила Энн. — Доркас, Ларри и я — все мы знаем, что Майк может постоять за себя. Но вы так нервозно…
— Я? «Нервозно»?
— Ларри установил в своей комнате стереобак, и кто-нибудь из нас постоянно смотрит все новости, каждую передачу. Не потому что мы беспокоимся, а только из-за вас. Но когда Майк появляется в новостях, — а это бывает нередко, — мы узнаем об этом раньше, чем эти дурацкие вырезки приходят к вам. Не стоит их читать.
— Откуда вы узнали про вырезки? Я таился, как мог.
— Босс, — устало ответила Энн, — кто-то должен вытряхивать корзину для бумаг. Вы думаете, что Ларри неграмотен?
— Ясно. Этот дурацкий зиндан[59] для мусора перестал работать, как только ушел Дюк. Ничего вообще больше не работает!
— Позвони Майку — и Дюк мигом будет здесь.
— Ты знаешь, что я этого не сделаю. — Его вдруг потрясло, что сказанное ею — почти наверняка правда. И вслед за этим пришло подозрение. — Энн! Скажи, ты здесь только потому что тебе велел Майк?
— Я здесь потому, что хочу этого, — спокойно ответила она.
— Хм… Не уверен, что это ответ.
— Джубал, иногда я жалею, что не могу отшлепать вас. Можно мне договорить?
— Имеешь полное право. — Остался ли бы хоть один из них здесь? Вышла бы Мириам за Стинки и уехали бы они в Бейрут, если бы этого не одобрил Майк? Имя Фатима Мишель могло быть подтверждением принятия новой веры плюс желание ее мужа сделать приятное ближайшему другу… или же кодом, таким