Здесь, на пригорке, склонивши колени, путник наш юный во тьме предрассветной остановился в безмолвном моленьи, жарко обнявши ствол безответный, что-то он шепчет, слезы роняет и безнадежно, тяжко вздыхает. Так отрывается от любимой юноша, надолго уезжая в даль неизвестную, в край нелюдимый, вновь возвратиться надежд не питая; пыл свой сердечный в объятья влагая — вот поцелуй еще, жадный, последний: будь же здорова, моя дорогая, вдаль я судьбою гоним беспросветной! С бледным лицом и со взглядом туманным, с сердцем, тревоги огнем опаленным, юноша сильный со стройным станом шагом на запад идет непреклонным. Вот он скрывается в сумрачной чаще: труден, тяжел его путь предстоящий! III Встала скала среди чащи дремучей, сплетшейся грабов ветвями густыми, дуб — на скале той — поднялся могучий, словно король той безлюдной пустыни: к небу подъята безлистая крона, ветви, как руки, простерты в бореньи, панцырь расщеплен ударами грома, тело открытое предано тленью: темной дупло на нем щерится щелью, — хищнику служит удобной постелью. Видишь — на мшистом расщепленном ложе туши какой-то вздымаются плечи: то ль человек на медведя похожий? Вряд ли в нем признак найдешь человечий! Тело его, словно глыба на глыбе, члены его, точно корни у дуба, брови и волосы, вставшие дыбом, с шерстью сплелись, покрывающей грубо; а под бровями сумрачно скрытый взгляд проницательный и ядовитый, взгляд вредоносней змеиного зуба; кто человек тот? Какою угрюмой лоб омрачен его черною думой? Кто существо это в чаще пустынной? Лучше не спрашивай! Взглядом окинув рядом лежащие белые кости, их ты спроси, что травой зарастают; воронов, густо слетевшихся в гости, лучше спроси ты угрюмую стаю: те больше видели — больше и знают! Вот ото сна великан пробудился, яростный взгляд обратил на тропинку, и в два прыжка на пути очутился, над головою крутит дубинку. Кто на дороге? Юноша кроткий, посох с крестом, и у пояса четки! О, не ходи, возвращайся обратно, к смерти ведет тебя эта дорога! Прочность судьбы человечьей превратна, жизни тебе остается немного! Оборотись и беги что есть силы, чтобы дубина тебя не убила, череп тебе раскроив, изувечив! Нет, он не слышит, — в раздумьи глубоком, вкруг не глядит он рассеянным оком, смерти своей подвигаясь навстречу. «Кто ты, червяк? И куда устремился?» Путник бестрепетно остановился: «Я — обреченный, — шепнул тише ветра,— в ад я иду, в сатанинские недра!» «В ад? О, го-го! Сорок лет в этом месте оберегаю я эту дорогу, а никогда не слыхал такой песни, хоть распевали их мне очень много!
