и уверенно, лишь немного раскинул руки и балансировал ими, как акробат на канате. Понявшись на высоту полутора метров, он остановился и с легкой улыбкой посмотрел на своих обомлевших — хотя они наверняка не раз присутствовали при этом чуде — прихожан. Серегин тоже оторопел. Он не мог понять, в чем тут подвох. С одной стороны, он твердо знал, что человек не может летать без всяких технических приспособлений. С другой стороны, яркий свет на складе и стоящие полукругом люди, буквально со всех сторон видевшие Чудотворца с расстояния в пару метров, не давали никакой возможности для какого-либо хитрого фокуса. Но Векшин уверенно парил в воздухе и падать не собирался.
Потом он вдруг раскинул руки в стороны, и Серегин вздрогнул, когда из растопыренных пальцев Чудотворца вылетели с громким треском голубоватые молнии и веером разлетелись прямо над головами прихожан. Но те и не думали разбегаться, видно, и это чудо было им знакомо, не впервой они наблюдали его.
— Ну, хватит, — сказал Вольфрам, сунул руку под столешницу, и большой экран на боковой стене «допросной» погас. Вспыхнул свет.
— Кино окончено, — с хищной усмешкой сказал сидящий напротив сникшего Векшина Вольфрам.
— Кино окончено, — повторил Вольфрам. — Finita la cinema (Кино окончено. Фр.). Поговорим теперь, как серьезные люди.
— Каким… — Векшин осекся и закашлялся. — Откуда эта запись?
— Это с вашего предпоследнего выступления, — снова усмехнулся Вольфрам, — если учесть, что последнее мы не дали вам завершить. Аврелий Борисович, давайте начнем говорить серьезно. Как вы поняли, просматривая запись, взяли вас не случайно. Это финал давней, тщательной разработки. Вот здесь, — Вольфрам постучал указательным пальцем по папке, — зафиксирована вся ваша жизнь, буквально с самого рождения. Так что в ваших интересах будет отвечать на мои вопросы правдиво и полно.
Серегин, глядя — или подсматривая? — на эту сцену из соседней комнаты через потайное окно, восхищенно помотал головой. «Тщательная разработка» заключалась в том, что они сунули в склад скрытую камеру и записали предыдущую сходку сектантов. Потом, правда, пришлось неделю следить за ним в ожидании следующего собрания — Вольфрам почему-то хотел взять Векшина именно во время собрания, а не дома на отдыхе. Может, рассчитывал, что искомый артефакт непременно должен присутствовать во время чудес? Но этот план провалился. Артефакта на складе не оказалось. Так что слова Вольфрама о тщательной разработке были чистейшим блефом.
— Давайте, — Чудотворец пригладил ладонью волосы. — Давайте говорить серьезно. Поверьте, я не знаю, правда, не знаю, чего вы от меня хотите.
— Чистосердечного признания, — жестко сказал Вольфрам.
— Но мне не в чем признаваться, — отчаянно закричал Святой. — Что бывает у нас на собраниях, вы не только видели, но и засняли на пленку. А больше ничего нет. Ничего!
— Как я уже сказал, меня интересуют ваши чудеса. При сеансе левитации, например, камера не зафиксировала никаких… гм… вспомогательных приспособлений. Вы что, действительно умеете летать?
— Ну-у… — развел руками Векшин, — видите ли…
— Никаких «видите ли», — отрезал Вольфрам. — Да или нет? И если да, то продемонстрируйте мне это. Прямо сейчас и здесь.
Векшин опустил голову и уставился на стол, будто надеялся там найти ответ. Потом тяжело вздохнул.
— Видите ли, товарищ…
— Гражданин следователь, — с нажимом исправил его Вольфрам.
— Да… гражданин следователь… Я… Я не умею летать…
— Значит, все же аппарат? — недоверчиво прищурился Вольфрам. — Механическое приспособление? Но какое? Невидимых веревок не бывает. — Векшин затряс головой. — Не хотите же вы сказать, будто раскрыли секрет антигравитации. — Несостоявшийся Чудотворец снова отрицательно замотал головой. — Тогда сдаюсь, — развел руками Вольфрам. — Раскройте же мне вашу тайну.
Векшин вторично вздохнул.
— На самом деле, все очень просто, — сказал он, поднимая голову, но тщательно пряча от Вольфрама глаза. — Господь может дать все тому, кому это действительно требуется и кто искренне верит.
— Надеюсь, вы мне не будете сейчас заливать в уши, что это Господь поднимает вас в воздух всякий раз, когда вам действительно требуется продемонстрировать своим прихожанам чудеса? — предостерегающе спросил Вольфрам.
— Да нет же, — отмахнулся Векшин. — Здесь все физика. Чистая физика. Некоторые интереснейшие свойства Вселенной, разрабатывать которые забросили еще в сороковые года.
— А конкретнее?
— Старый эффект Аркадьева, открытый еще в начале века. Парение магнита над сверхпроводником.
— Что-то не помню я такого из школы, — недоверчиво покрутил головой Вольфрам.
— А в школе это и не изучают, — сказал Векшин. — Видите ли, я с детства увлекался физикой…
— А стали учителем биологии, — вставил Вольфрам.
— Так уж вышло, — развел руками Векшин. — Превратности судьбы.
Он буквально на глазах преображался, становясь из раздавленного страхом таракана лектором, чуть свысока поучающим туповатую аудиторию.
— Все очень просто в исполнении, — продолжал Векшин. — Контейнер с жидким азотом, превращенный в аккумулятор, спрятан под досками пола. В ботинках пластинки электромагнита, в обшлагах рукавов балахона, — Векшин потряс руками, — дистанционный выключатель и реостат, с помощью которого, увеличивая и уменьшая силу тока, я регулирую высоту парения — могу чуть подниматься над полом, а могу взмывать к самому потолку. Все очень просто, хотя и не дешево обошлось, — он смущенно улыбнулся. — Правда, движение возможно только по вертикали, горизонтальное гораздо сложнее…
— Да-а, век живи, век учись, — протянул Вольфрам. — Правильно было сказано еще на заре века: религия — опиум для народа. Значит, все остальные ваши фокусы — метание молний, чтение мыслей, — тоже сплошная физика.
— Еще и немного психологии, — скромно потупился Векшин. — Но вы не подумайте, я все это не корысти ради. Просто все мы еще в начале Пути, многого пока не можем и лишь стремимся к Совершенству. А люди весьма недоверчивы. Они постоянно требуют подтверждения моих слов и теорий. Чудеса им подавай, да и только. А взносы все я трачу лишь на благое дело нашего Общества, — вдруг поздновато спохватился он.
— Ну, доходы и на что вы их тратите, меня интересуют меньше всего, — «успокоил» его Вольфрам. — Ими будут заниматься совсем другие люди, если сочтут это нужным. А давайте мы с вами поговорим сейчас о Леснике.
— О ком? — не понял, или сделал вид, что не понял Векшин.
— О Павлове Сергее Федоровиче, известном также под кличкой Лесник. Неужели не знаете? Вы же с ним были друзьями.
— А-а, вы о Сереге? — сказал Векшин. — Но что о нем говорить? Он же умер в прошлом году. Какой-то там пожар в лесу, что ли. Я, честно, не совсем в курсе. Да и насчет друзей — это слишком громко сказано. Ну, собирались раз в пару месяцев. Ну, выпивали там, беседовали…
— Вот об этом и поговорим, — кивнул Вольфрам. — Только погодите минуточку…
Он быстро вышел из «допросной», тщательно прикрыв за собой дверь, и сунул голову в соседнюю комнату.
— Так, мужики, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, — кто-нибудь, живенько ноги в руки, слетайте к медикам. У них должен быть протокол осмотра вещей и одежды объекта. Живенько притащите мне копию. — И вернулся в «допросную».
