вкуснее! Сладкие, теплые, нежные… Как руки материнские, как дом родной…
— Бери-бери, не стесняйся, — подталкивает ко мне доктор Мартинез всю тарелку.
Вечером, когда мы укладываемся спать, я говорю Элле:
— Завтра с утра мне улетать.
— Не надо, останься, — отговаривает меня она. — С тобой так хорошо! Ты мне как сестренка, самая настоящая родная сестра.
Странно… С тобой, дорогой читатель, случалось когда-нибудь такое: тебе говорят хорошие, добрые слова, а тебе от них становится только хреновей?
— Нельзя мне, Элла, у вас остаться. Меня ждут. Друзья. Они без меня пропадут! У нас одно дело есть, ужасно важное дело.
— А ты вернешься? Прилетишь к нам обратно? … Хоть когда-нибудь?..
Я смотрю на нее и чувствую себя совершенно беспомощной. Откуда мне знать, что делать и что ей ответить. Ведь у меня никогда раньше никого, кроме моей стайки, не было. Никогда я к людям не привязывалась, ни к кому, разве что к Джебу…
А здесь с ними мне так хорошо! Тепло, спокойно!
И мама у Эллы — тетка что надо! Лучше всех! Строгая, конечно, в чем-то: «Опять носки где попало разбросали!» Ну и что, ведь и я своих ребят за это гоняю. А в главном она все понимает. Понимает, что не надо звонить ментам про мои раны. Понимает, когда задавать вопросы, а когда слушать. И слушает. И слышит. И верит. Моралей не читает, а принимает тебя — меня то есть — какая я есть, хоть с крыльями, хоть с моим генотипом чужеродным. Я про таких родителей что-то еще не слыхала.
Ладно, стоп. Нечего себе душу травить. А то так себя накачаешь, что и с катушек долой. А мне эти нервные срывы ни к чему!
— Наверное, нет. Наверное, Элла, не вернусь. Не получится, — я решаюсь сказать правду, но посмотреть ей в глаза у меня не хватает храбрости. — Если бы я могла, я бы обязательно… Но… — И я отворачиваюсь, как будто чищу зубы.
Джеб всегда учил меня: руководствуйся головой — не давай волю эмоциям. Он прав, Джеб всегда прав. И я откладываю свои чувства в долгий ящик. И запираю его на большой железный замок.
Поверить в то, что Макс и остальные погибли, Надж не могла и не хотела. Если в это поверить, то и жить невозможно. Поэтому она заставляла себя думать другие думы.
Она, например, думала, что узкая полоска перед входом в пещеру на ястребиной скале — уютное и вполне комфортабельное пристанище. И еще думала, что в общем-то это довольно грустно. Она лежала на спине, задрав на каменную стену утеса ярко разрисованные синяками ноги, и разглядывала скалы над головой, розовые, желтоватые, коричневые, кремовые. Солнце палило вовсю, но здесь ее обдувал ветерок и было прохладно.
Вот оно, оказывается, как получается: думаешь, тебе необходимо всякое барахло, любимая чашка, мягкое одеяло, шампунь, собственные твои родители, а потом понимаешь, что всего-то и нужно — только место, где тебя не могут достать ирейзеры.
И еще в голове у нее не укладывалась ситуация с Ари. Последний раз она видела его совсем мальчонкой, помнила, как он приставал к Макс и вечно действовал ей на нервы. Как же так получилось, что он вырос в такого зверя, почище всех остальных? И ведь всего-то с тех пор прошло четыре года…
Потом, примерно через полчаса, они с Клыком услышали далекое тарахтение вертолета, залезли в пещеру как можно глубже, в самое ее нутро, и просидели там чуть не целый час в полном молчании. В конце концов, Клык решил, что попробует полететь поискать какой-нибудь снеди. Надж очень надеялась, что он скоро вернется.
Их дом сгорел дотла. Вся ее семья погибла, только они с Клыком остались. Одни, совсем одни. Навсегда.
Клык приземлился на уступ почти бесшумно, и Надж облегченно вздохнула — вернулся!
— Не заинтересует ли вас, мадемуазель, кусочек сырого
— Ой-ой-ой, только, пожалуйста, не это, — Надж содрогнулась от одной мысли о таком угощении.
Клык сбросил ветровку, стряхнул пылинки со своей черной футболки, отправил что-то в рот, принялся со смаком причмокивать и нарочито громко чавкать:
— Свежее не бывает, — соблазнял он Надж.
— Не буду, не уговаривай! — Надж отвернулась. Ее опять передернуло. Летать, как ястребы, — это одно дело. Но есть, как они, — совсем другое. И к этому она была не готова.
— Ну ладно, так и быть, а как насчет шашлыка? Давай, тащи наши вчерашние овощи!
Мгновенно развернувшись и пританцовывая от нетерпения, Надж смотрела, как Клык разворачивает фольгу. В нос ей ударил аромат подкопченного зажаренного с овощами мяса.
— Шашлык! — она подсела поближе к Клыку. — Где ты его достал? Не мог же ты так быстро в город смотаться? Ой, горячо! — дула Надж на зажатое в пальцах мясо.
— Если я скажу, что немного удивил заезжих туристов, это будет приемлемым объяснением? — сдержанно похвастался Клык, рассортировывая куски мяса в одну сторону, а лук и перец — в другую.
Надж зубами сдернула с шампура кусочек поджаристого мягкого душистого перца. Вот это обед!
— Думаю, теперь нам пора решать, лететь ли за Макс или попытаться спасать Ангела, — произнес Клык, дожевав последний кусок мяса.
— Но ведь ирейзеры же сказали, что они всех убили. Значит, погибли и Макс, и Ангел. Разве не так? — Надж почувствовала, как отчаяние снова навалилось на нее каменной глыбой.
— Трудно сказать, — размышлял вслух Клык. — Если Макс все еще не прилетела, значит ли это, что она умерла? И каким образом они ее нашли? С Ангелом — дело другое. Ангел — у них, уж это-то нам точно известно. И тут, скорее всего, все кончено.
Надж обхватила голову руками:
— Не говори такого, пожалуйста. Я об этом не могу даже думать!
— Я знаю, но какие у тебя…
Вдруг Клык оборвал себя на полуслове, привстал и, сощурившись, принялся вглядываться вдаль. Прикрыв глаза козырьком ладони, Надж тоже уставилась в небо. Где-то далеко-далеко на горизонте виднелись две темные точки. Ну и что? Ястребы наверно.
Она снова подвинулась внутрь пещеры, медленно доела последние куски лука и облизала фольгу. Клык должен придумать план. Вот и все, как он придумает, так и будет.
Но Клык пока ни о каком плане не думал, а неотрывно глядел за горизонт. Надж нахмурилась. Две точки приблизились и сделались существенно крупнее. Может, просто это очень большие ястребы. Или даже орлы.
Неожиданно Клык поднялся и выудил из кармана маленькое металлическое зеркало. Вытянув руку, он поймал в него последние лучи заходящего солнца. Как будто пускал солнечные зайчики. Вправо — влево, вправо — влево.
Ястребы все приближались и приближались. Теперь стало совершенно ясно: они летят прямо по направлению к их пещере.
— Что-то не похоже на ястребов, уж больно они крупные, — наконец сообразила Надж, — и неуклюжие что-то тоже очень… Только бы не летающие ирейзеры, — ее вдруг захлестнула волна паники.
И в этот момент челюсть у нее отвисла. Тяжело плюхнувшись на уступ скалы и подняв тучу песка и пыли, перед пещерой стояли Игги и Газман. Надж уставилась на них, не веря своим глазам и онемев от счастья.
— Вы, оказывается, живы? — она наконец обрела дар речи.
— Нет, это ВЫ, оказывается, живы, — ворчливо откликнулся Игги. — И вообще, как насчет того, чтобы для начала по-простому сказать «привет»?
— Привет, ребята. — Газмана все эти тонкости этикета мало интересовали. Ему не терпелось первому прояснить ситуацию. — Мы не могли оставаться дома. Там наши горы кишмя кишат ирейзерами. Вот мы и
