труп, труп. И он станет легендой — на одном уровне с самыми лучшими.
— Говоришь, только приехал в город? — Коротышка вообще не умолкал. — Значит, еще не разговаривал ни с кем из них?
— Нет еще, — ответил Нейл Стивенс. «Нет шло». — Но предвкушаю этот разговор.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Надежда и оптимизм прискорбно умирают всякий раз, когда происходит что-то трагическое и непредвиденное, как в данном случае. Казалось, убийство Кица открыло в моей душе еще больше пространства для ненависти. Но все, что можно было сделать, — поскорее найти убийцу или убийц и прекратить весь этот ужас.
И мы стали работать над делом еще усерднее. Для начала Бри, Сэмпсон и я остались в доме на Девятнадцатой улице до поздней ночи. Собрали, какие только могли, улики на месте преступления, но, честно говоря, толку от них оказалось мало. В доме все было чисто. Выяснилось, что владельцы дома уехали на месяц. Никто из соседей не заметил ничего необычного. Никто не видел ПУ до или после того, как он убил Брайана Кицмиллера.
Я вернулся домой около половины четвертого утра, поспал несколько часов, потом заставил себя подняться и начал все заново. Первым делом нужно было повидать родителей Кица, но я использовал утреннюю пробежку в управление для обдумывания всего, что было у меня на уме. Потом еще раз. И еще раз.
Что я упускал? Убийца совершенствовался — это было ясно: совершенствуется почти каждый успешный серийный убийца, — вопрос только как. Конечно, его методы улучшались, становились более сложными. Вот и вчера он получил все, что хотел, — не только грандиозное освещение в прессе, но даже прямой эфир.
Статус его все время растет. Вот что менялось наиболее драматично. Это мне стало ясно, когда я бежал по направлению к Моллу[19] и легкие начинало жечь. С каждым убийством рейтинг ПУ рос, он получал над нами все больший перевес. Это означало, что время работает против нас.
Я по-прежнему думал об убийце как о мужчине, но это могло быть ошибкой. Возможно, мужчина и женщина действовали вместе, оставляя нам путеводные нити.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ
Мне казалось, что я веду двойную жизнь, — может, потому, что так оно и было. После встречи с Сэнди Куинлен в то утро я принял Энтони Демао, решив, что устрою ему как можно больше сеансов. Я все еще не знал, как обстоят дела между ними после той сцены в приемной.
И облегченно вздохнул, когда при ее уходе они не обратили друг на друга внимания. Сэнди выглядела смущенной! Энтони казался равнодушным. Я остался доволен, потому что эта связь не была нужна ни ей, ни ему. Она выглядела порочной.
Как только Сэнди ушла, поведение Энтони начало меняться. Он был явно взволнован.
Несмотря на жару, Энтони пришел в длинных брюках и камуфляжной куртке — та была плотно запахнута, когда он вошел в кабинет и плюхнулся на кушетку.
Потом Энтони встал и принялся расхаживать по комнате. Ходил он быстро, держа руки в карманах и что-то бормоча под нос.
— Что происходит? — пришлось мне спросить в конце концов. — Ты как будто взволнован.
— Так думаешь, док? Мне опять снился сон две ночи подряд. О Басре. Проклятая пустыня, война, вся эта мерзость, понятно?
— Энтони, сядь. Пожалуйста.
Он уже пытался поговорить со мной о Басре, но сказал недостаточно для того, чтобы я понял его состояние. Я догадывался, что на войне с ним случилось что-то жуткое, но не знал, что именно.
Когда Энтони в конце концов тяжело опустился на кушетку, я увидел у него под курткой выступ. Понял, что это такое, и выпрямился, сердце у меня колотилось.
— Ты вооружен?
Он положил руку на выступ.
— Пистолет не заряжен, — отрывисто ответил Энтони. — Это не проблема.
— Дай, пожалуйста, его мне. Здесь нельзя находиться с пистолетом.
Энтони, сощурившись, посмотрел на меня:
— Я же сказал: он не заряжен. Не веришь? Да и у меня есть разрешение носить пистолет.
— Только не здесь. — Я встал. — Все. Уходи.
— Нет-нет. Вот, возьми его. — Энтони полез под куртку и вытащил «Кольт-9». — Бери эту треклятую пушку!
— Медленно возьми его за рукоятку двумя пальцами. Положи на журнальный столик. Другую руку держи на месте.
Энтони уставился на меня как-то по-новому, словно только сейчас что-то понял.
— Ты что, коп?
— Делай то, что я попросил, ладно?
Он положил «кольт» на журнальный столик. Убедившись, что пистолет не заряжен, я запер его в ящик стола. Сделал вдох и медленно выдохнул.
— Итак, хочешь рассказать мне о своем сне? О Басре? Что там с тобой произошло?
Он кивнул. Потом начал говорить — и снова расхаживать по комнате. Но по крайней мере был безоружен.
— Он начался как всегда… этот сон. По нас открыли огонь, и я бросился в траншею. Как всегда. Только на этот раз я был не один.
— Ты говоришь о Мэтте? — спросил я. Мы уже дошли до Мэтта в рассказах о его сне.
— Да, он был там со мной. Нас было только двое. Мы отбились от своей части.
Мэтт являлся его другом, я уже слышал о нем. Они вместе водили грузовик с боеприпасами, но, кроме этого, я ничего не знал.
— Он был изувечен, док. Обе ноги были разорваны в клочья. Мне пришлось тащить его за руки. Больше ничего я поделать не мог.
Он уставился на меня, прося взглядом о помощи.
— Энтони, ты говоришь о своем сне или о том, что действительно тогда произошло?
Тут его голос понизился до шепота:
— В том-то и дело, док. Кажется, я говорю о том и другом. Мэтт вопил, как дикое раненое животное. И когда я услышал этот вопль во сне, мне показалось, что я слышал его раньше.
— Мог ты помочь ему?
— Нет, в том состоянии Мэтту не мог бы помочь никакой медик.
— Так. Что было дальше?
— Мэтт начал говорить: «Я не выживу. Я не выживу». Снова и снова. И все это время по нас стреляли со всех сторон. Не знаю, наши или иракцы. Деваться нам было некуда — ноги у него изорваны в клочья, внутренности вываливаются. А потом он начал говорить: «Убей меня. Убей. Пожалуйста».
Я видел, что Энтони погружен теперь в этот сон, в ужас того, что произошло с ним на войне. И не перебивал его.
— Он достает свой пистолет. Едва может держать его, плачет, потому что не может застрелиться, а я плачу, так как не хочу, чтобы он стрелялся. А минометы бьют со всех сторон. Все небо освещено как Четвертого июля.
