— Нет, ничего, — сказал Хэмнет.
— Пролаза сказал… Он говорил, что эти фрукты съедобные и что он очень хорошо может отличить их по запаху, — произнес Грегор виновато.
— Ах вот как? Тогда, может, стоит вернуться и набрать пару корзин? — саркастически осведомился Живоглот.
— Ну, по крайней мере у нас есть немного воды, — сказал Хэмнет почти дружески. — Это все меняет. Отличная идея взять ее с собой.
— Это Марет придумал. Он сказал, что чистую воду нелегко найти, — ответил Грегор.
— Марет? — удивился Хэмнет. — Так он умудрился остаться в живых?!
— Да, правда, потерял ногу. В нашем походе за Мортосом, — уточнил Грегор и вдруг понял, что Марет и Хэмнет примерно одного возраста. — А вы были друзьями?
— Да, — коротко сказал Хэмнет, вертя в руках бутылку и слишком внимательно разглядывая ее.
Ничего уточнять он явно не собирался. На языке у Грегор вертелся не дающий ему все это время покоя вопрос: почему Хэмнет бежал из Регалии, где была его семья, почему предпочел жизнь в одиночестве, жизнь, полную опасностей? И что значили слова, которыми он ответил на предложение Викуса вернуться в Регалию и на его вопрос, что он здесь может делать такого, чего не может делать в Регалии: «Я не причиняю боли. Я больше не причиняю боли»?
Грегор тогда не придал значения его словам. А ведь их оказалось достаточно, чтобы Викус прервал разговор и отправился к своей летучей мыши. Какую же боль причинял Хэмнет? И кому?
Сейчас, глядя на него, такое и вообразить было невозможно. Хэмнет поднялся и убрал бутылку в сумку с аптечкой.
— Я знаю, вы все очень устали, — сказал он, — но мы должны немедленно двинуться в путь, чтобы как можно скорее достичь источника с чистой водой. Ты сможешь идти? — спросил он Грегора.
— Он сможет, — ответил за Грегора Живоглот. — И Коготок тоже. И я не хочу слышать никаких возражений ни от одного из них двоих.
Хэмнет намазал глаз Коготок какой-то мазью. Для лапы Найк он соорудил некое подобие фиксирующей гипсовой повязки из камней и ткани. Но когда он хотел дать ей лекарство из большой зеленой бутылки, она отказалась:
— Нет-нет, я не хочу себя дурманить. Только не здесь.
Хэмнет пробовал было ее уговорить, но она твердо стояла на своем.
— Хорошо, — сдался наконец Хэмнет. — Пусть твоя голова остается ясной и светлой. Но ты поедешь на Гребешок.
— Я могу лететь, — возразила Найк.
— Ты можешь лететь, но теперь не можешь как следует приземляться. А земля слишком твердая, Найк, чтобы на нее падать. Садись на Гребешок, Найк. И постарайся поспать, — велел Хэмнет.
Грегор помог ему устроить Найк в удобной лежачей позе на спине Гребешок: они закрепили ее полосками перевязочной ткани, чтобы она не могла ни сползти, ни упасть.
— Прости. Прости за все это, — сказал ей Грегор.
— Это за что же? — спросила Найк. — Я сейчас очень мило подремлю со всеми удобствами, пока вы будете тащиться пешком. Да мне впору благодарить тебя!
Эта ее бравада, ее желание в любых обстоятельствах оставаться крутой заставили Грегора еще острее почувствовать свою вину.
Газард вскарабкался на свое место на шее Гребешок и, положив голову на гребень, снова уснул. А Босоножка, которую Грегор как можно осторожнее переложил на спину Темпа, даже не шелохнулась во сне. Грегор надеялся, что она проспит подольше, ведь теперь и малышам предстояло голодать вместе со всеми.
Его ботинки были безнадежно испорчены ядом этих отвратительных стручков. Сквозь проеденную насквозь кожу Грегор видел пальцы своих ног и повязки на них. Идти в ботинках дальше было невозможно, и Хэмнет стянул с себя сандалии из змеиной кожи.
— Вот, Грегор, надень, — сказал он.
— А как же ты? — в нерешительности спросил Грегор.
— Со мной все будет в порядке. Я довольно долго ходил босиком, пока мне в голову не пришла идея изготовить сандалии из кожи змеи. А вот тебе обувь просто необходима, иначе твои повязки не будут держаться, — ответил Хэмнет.
— Спасибо, Хэмнет, — с чувством сказал Грегор, натягивая сандалии.
На самом деле они были больше похожи на носки, эти сандалии, но все-таки они давали хоть какую- то защиту его непривычным к земле ногам.
Коготок все лежала без движения там, где Живоглот бросил ее на землю, будто у нее не было сил пошевелиться. Схватка с плотоядными растениями стоила всем немало нервов и сил, но ей было хуже, чем остальным.
— Эй, Коготок, как ты? — позвал он.
И сам устыдился своего дурацкого вопроса. Как она… Естественно, плохо, что уж там.
Пролаза погиб. И все ее дети могут погибнуть…
— Видишь ли, мы уже отправляемся в путь. Надо найти воду.
Коготок тут же встала и заняла свое место позади Гребешок — но сделала все это, не проронив ни звука. Грегор вспомнил свое состояние, когда пропала Босоножка. И какой была Люкса, когда Генри сначала предал ее, а потом погиб. И решил оставить Коготок в покое.
Тропинка, по которой они шли, становилась все уже и наконец совсем пропала. Теперь им приходилось буквально продираться сквозь заросли. Поначалу Грегору было совсем не сложно двигаться — сандалии Хэмнета оказались такими легкими по сравнению с его ботинками. Но вскоре он ощутил сильную боль в пальцах ног. Сначала это было покалывание, потом жжение, а потом ему стало казаться, будто его ноги охвачены пламенем. Но он молча шел вперед, стиснув зубы, потому что знал, что Живоглот встретит любую жалобу с его стороны потоком ругательств или насмешек.
Должно быть, именно из-за того, что он знал, что у них больше нет воды, пить ему хотелось нестерпимо. Во рту пересохло, а на губах потрескалась кожа.
В Подземье жажда никогда особо не мучила его — чистая вода была здесь в изобилии, даже в Мертвых землях. А уж дома всегда можно было напиться холодной, прозрачной воды — прямо из-под крана.
Так они шли часа четыре, которые для Грегора превратились в четырежды четыре, и наконец остановились на привал, потому что проснулись Газард и Босоножка. Газард понимал, что у них нет воды, а Босоножка дергала Грегора за рубашку и канючила:
— Пить! Я хочу пить, Гррре-го!
Она думала, он просто не слышит, раз не дает попить. Она была такая доверчивая, такая милая и беспомощная…
Когда Хэмнет в конце концов поднес бутылочку с водой к ее губкам, она присосалась к ней и выпила одним глотком чуть ли не треть, прежде чем ее успели остановить.
— Помедленнее, Босоножка, нам нужно оставить водичку на потом, — сказал Хэмнет, мягко забирая у нее бутылку.
— Исё! — потянулась она к бутылке.
— Нет, Босоножка, ты попьешь позже, — объяснил Хэмнет и дал Газарду сделать глоток.
Босоножка обиделась и повернулась к Грегору:
— Яблочный сок? — Голосок ее звучал жалобно и просяще.
— Нет, Босоножка, нет у нас яблочного сока. Ты лучше ложись и постарайся еще поспать, — сказал Грегор.
Она замолчала, но долго еще продолжала хныкать.
После небольшой передышки они снова двинулись в путь. Босоножка ехала на Темпе и как заведенная повторяла одно слово: «пить». Пить, пить, пить…
Когда это прозвучало в трехтысячный раз, Грегор не выдержал и заорал:
— У меня нет воды, Босоножка! И сока тоже нет! Ты поняла?
