оскорбительным надувательством. Возмущенный сэр Томас решил подняться по реке вместе со всем своим флотом.
У первой же излучины эскадра оказалась зажатой между размещенными со стратегическим расчетом огромными батареями. Едва англичане приблизились на тысячу ярдов, по ним открыли огонь.
— Хорошие пушки, да никудышные артиллеристы, - со смехом сказал Джеймс.
Поскольку неприятель целился слишком высоко, все снаряды падали позади кораблей. Британские орудия отвечали гораздо точнее, на берег неожиданно высадились
Люди не слышали друг друга из-за грохота канонады и ничего не видели за тучами пороха и дыма. Казалось, море вскипело. Ядра нанесли ущерб английскому флоту, и крушение «Флегетона» было, пожалуй, эффектным: на плаву от него остался лишь разделенный на отсеки остов. Стоявший на палубе «Аженкура» властный близорукий адмирал управлял хаосом, решая все вопросы с уверенностью Юпитера. Время от времени матрос подливал ему спиртного, которое в просторечии зовется «сиропом». Находившийся на борту «Роялиста» Джеймс хмелел от сражения, но волновался за свой корабль: одежда порвалась, волосы слиплись от пота, однако он готов был на все. Тем не менее, продвигаясь сквозь шквал артиллерийской стрельбы, британские войска сломили сопротивление и захватили тридцать девять пушек. Девятнадцать из них были отлиты из латуни в Брунее, но попадались и крупные испанские бомбарды тридцатого и сорокового калибра - изобилующие барочными украшениями причудливые машины смерти.
Джеймса вполне устраивало, что султан нарушил свой долг: его преступления оправдывали отмену ежегодного налога. После долгого хныканья и переговоров Омару Али пришлось-таки публично покаяться. Он должен был пасть ниц на могилах своих жертв и - что гораздо щекотливее - продиктовать, а затем добровольно подписать письмо к ее величеству с извинениями за то, что осмелился открыть стрельбу по ее знамени. В Брунее остались два фрегата, и англичане предупредили, что дальнейшие взаимоотношения будут зависеть от поведения его высочества. После умело инсценированной угрозы новой британской атаки Омар Али, разумеется, стал сговорчивее. Он подтвердил права Джеймса Брука на Саравак и уступил ему горнопромышленную монополию на обширную территорию. Можно было предвидеть, что особого труда не составит и передача Лабуана. В итоге раджа записал дворцовый переворот в свой актив, и хотя убийство его союзников вначале, похоже, навредило его репутации, она с лихвой восстановилась после победы над Омаром Али. Теперь Белый раджа как никогда стремился закрепить в глазах британского правительства эту репутацию.
Дурманящий аромат ренклода и источаемый лугами запах юной подмышки возвещали о скором конце лета. Ивы уже роняли мечевидные листья, напоминавшие перья, на маленькие пагоды Виндзорского парка.
В окна гостиной для аудиенций вместе с пением дроздов лился зеленый свет, слегка припудривая большой ковер с Эсфирью, парящей под потолком, откуда отплывала к Храму Добродетелей Катарина Брагантская[52]; и отделывая светлой каймой скульптуры на большом столе, за которым сидела Виктория. Не в силах оторваться от государственных дел, королева пригласила некоторых своих министров в Виндзор, где царственное семейство проводило лето.
— Мистер Брук упорно добивается признания Саравака Великобританией, - грустно сказал лорд Пальмерстон, - но я ответил ему, что правительство не готово к такому решению.
Королева сделала неопределенный жест и вытаращилась на Пальмерстона.
— Мы всегда можем сослаться на то, что верховная власть Брунея над Сараваком мешает нам ратифицировать какую бы то ни было независимость, - предположил граф Грей.
Молодая женщина разглаживала складки своего бледно-серого тафтяного платья. Она всегда носила большие кольца, которые ей не шли, но притягивали взгляды, и, как у всех, кто много играет с собаками, кисти ее были расширены у запястий.
— Надо поразмыслить над тем, способно ли положительное решение уравновесить нидерландскую аннексию Бали...
«Как только это пришло ей в голову? - Подумал граф Грей. - Она беспрестанно нас удивляет. Никогда не знаешь, что она выкинет. Непонятно, беременна ли она или просто так выглядит».
— Ваше величество полагает, что под этим углом можно рассматривать и аннексию Лабуана?
— Тогда мне пришлось бы проникнуть в замыслы мистера Брука, хотя они часто кажутся неясными и противоречивыми.
— Предложив защиту от пиратства, британское правительство, очевидно, может потребовать взамен полную и окончательную власть и право собственности на остров Лабуан для вашего величества, наследников и преемников. Агент Джеймса Брука мистер Уайз утверждает, что каменноугольные месторождения Лабуана отодвинули бы на второй план предложенные султаном горнопромышленные концессии.
Королева вначале ничего не ответила, изучила несколько разбросанных на столе документов, а затем как бы про себя пробормотала:
— Главное для нас - ни в коем случае не выносить решения о положении
Лорд Пальмерстон задумался. Его точеный рот, подбородок и горизонтально перерезанные уголками воротника седые бакенбарды свидетельствовали о решительном характере.
— А если пожаловать мистеру Бруку титул генерального консула при султане и независимых вождях Борнео? Разумеется, с ежегодным окладом. Тогда мы могли бы заставить его подписать гарантийный акт о территориальной целостности Брунея...
— ...которым султан и так распоряжается лишь с разрешения Великобритании, - без тени улыбки закончила королева. - Отличная идея, господин министр.
Лорд Пальмерстон поклонился.
— Мистер Уайз сообщил мне, что Джеймс Брук надеется в скором времени побывать в Англии.
Толстые щеки Виктории обвисли еще сильнее.
— Ясно... Видимо, чтобы пожать лавры. Это вполне естественно. Вы читали его книгу?
Джеймс передал Кеппелу свои дневники, которые вел долгие годы, и тот вызвался опубликовать отрывки из них в своем рассказе об экспедиции «Дидоны». Самому Джеймсу прекрасно удавалось излагать факты с субъективной точки зрения, зависевшей от настроения. Он их преуменьшал либо преувеличивал, и мысли нередко опережались Длинными строками. Опубликованный в 1846 году «Дневник» Джеймса Брука не оставил ни одного читателя безразличным или равнодушным. Одни считали раджу благородным паладином, а другие бледнели, представляя несущиеся по багровым от крови рекам обезглавленные тела и отрубленные головы.
В глубине души Пальмерстона интересовало, какого мнения о «Дневнике» Виктория. Позолоченного циферблата как раз прозвонивших четыре часов коснулся солнечный луч.
— Все, - сказала королева и встала, давая понять министрам, что аудиенция окончена.
Когда оба спускались по большой лестнице, граф Грей остановился под трофеями, словно придававшими его словам категоричности:
— Мистеру Бруку следовало бы знать, что настоящий джентльмен любой ценой избегает осложнений.
Пальмерстон покачал головой.
— Порой я думаю, что осложнения, наоборот, подпитывают мистера Брука: так из перегноя вырастают грибы.
24 декабря капитан Манди поднял над Лабуа-ном «Юнион-Джек». Омар Али не отказался бы от какого- нибудь вознаграждения, но ему холодно объяснили, что Лабуан - это цена за прощение королевы. Договор о передаче был короток и поразительно односторонен. Что касается султана, он был не в состоянии спорить: монарх не только понес наказание за то, что обстрелял знамена Виктории, но и страдал раком ротовой полости, придававшим ему крайне жуткий вид.
