о нем пришла Белому радже. Совершенно не разбираясь в технике, Чарльз стремился быть настоящим человеком-оркестром и часами чертил планы своего нелепого сооружения. Он собирался насыпать в Сатоке пять больших груд камней, высотой восемь футов каждая, и установить на них кирпичные колонны наподобие астанских, которые и должны были нести на себе металлическую конструкцию. Инженеры пытались доказать, что подобный фундамент под напором воды не устоит, и объяснить, что гораздо уместнее был бы мост подвесной, но Чарльз стоял на своем. Его убеждали, что проект неосуществим, а он своим упрямством доводил специалистов до белого каления.
— Сами увидите... Ваш подвесной мост будет раскачиваться, точно качели, а колена труб вмиг развалятся.
В конце концов, трубопровод установили поперек речного русла. Чарльз так и не увидел сатокского моста - ни спроектированного им самим, ни построенного через много лет после его смерти.
Из-за глухоты и непонимания в семье старый раджа оказался в двойной изоляции. Он больше не мог руководить, как раньше, судебными разбирательствами, выслушивать жалобы своих подданных и вмешиваться в соседские ссоры или истории с утаенным приданым. Он еще улавливал суть того, что пытались от него скрыть, но музыка филиппинского духового оркестра стихла до осиного писка. Собеседникам приходилось кричать, чтобы Чарльз их расслышал. Спот издох, Лекок вернулся в Нормандию, старую гвардию сменили новые чиновники, изменился сам
Молчаливый и разгневанный, опираясь на трость с серебряным набалдашником, Белый раджа все реже появлялся в городе. При каждой удобной возможности он уединялся, в своем небольшом бунгало на матангском склоне и там, среди запахов джунглей, вновь, как в юные годы, наслаждался одиночеством.
X
Вайнер и Сильвия
— У нее вся задница в аметистах!
— Чарльз! Прошу тебя, не будь таким вульгарным... Даже если это так, откуда ты знаешь?
— Да у нее все родственники такие! - И, косвенно продолжив свою мысль: - Бедные лошадки!
— Я восхищена твоими познаниями в анатомии. В любом случае, могу тебя заверить, что Сильвия Бретт обворожительна.
— Тьфу!.. Ты от нее без ума, потому что она увлекается музыкой... Играет то ли на тромбоне, то ли на трубе... или на аккордеоне - поди разберись...
— На виолончели, и она позарез, прямо-таки позарез нужна мне для квартета соль-минор!
— Какие пустяки!
Чарльз приблизился к Маргарет вплотную и, делая ударение на каждом слоге, сказал по- французски:
— Мадмуазель де Бретт - цветок зла.
Спустя четыре года, когда никто уже на это не рассчитывал, лорд Эшер, наконец-то уступил настойчивым просьбам Сильвии (но не Вайнера) и неожиданно дал свое согласие: так мимоходом решают какой-нибудь пустяковый вопрос.
Сильвия Бретт, по материнской линии внучка Сильвена ван де Вейера, премьер-министра короля Леопольда и большого друга Виктории, чувствовала себя в двенадцать лет такой одинокой, что уже дважды пыталась свести счеты с жизнью. Вот уж и впрямь «заревое зло» Мальдорора... Из нее выросла смелая и решительная, склонная к земным утехам девушка. Подобно Маргарет, Сильвия любила музыку и приключения, но больше всего - Вайнера. За живость, изящество и черно-белую, как у сороки, раскраску он прозвал ее Мил - от английского «magpie». Маленькая Сильвия со светлой кожей, темными волосами и бровями вразлет была, скорее, интересной, нежели красивой. Вайнер простодушно признавался, что интеллектуально она его значительно превосходит. На свою беду они обвенчались 21 февраля 1911 года в церкви Святого Петра в Крэнбурне.
Однажды Чарльз пустил лошадь вскачь, и шальная ветка мгновенно ввели его в неисчислимое братство кривых. Пришлось даже удалять обломок, благо случилось это в Англии. Белый раджа не воспринял событие трагически. Он не ослеп, хоть и видел, в основном, лишь то, что пытались от него скрыть, а собственная внешность никогда не занимала в его мыслях слишком важного места. Приближенных больше всего пугал пристальный взгляд этого отсутствующего глаза, что пристально смотрел пунцовым пятном орбиты! Увидев как-то на лондонской улице отца в довольно сносном настроении, Вайнер посоветовал ему вставить стеклянный протез, и раджа принял это предложение с неожиданным воодушевлением. К несчастью, направляясь в оптику, они случайно проходили мимо лавки таксвдермйста, где Чарльз тут же обзавелся первым попавшимся и, разумеется, бывшим в употреблении глазом. Это уцененное око изначально предназначалось для чучела альбатроса и потому наградило раджу хищным взглядом странной, одинокой морской птицы. Впрочем, длилось это недолго: будучи маловатым для человеческой орбиты, оно беспрестанно норовило сбежать от хозяина. Потеряв глаз окончательно, раджа стал заменять его повсеместно встречающимся в Сараваке «кошачьим глазом» - у Чарльза всегда были полные карманы камней. Их он тоже постоянно терял, но даяки собирали вслед за ним эти ягоды, точно реликвию.
Чарльз не смог помешать Вайнеру вернуться в Кучинг в сопровождении Сильвии. Из-за белокурой шевелюры, а, главное, исключительного роста, рани Маргарет казалась своим подданным неземным существом, чуть ли не богиней. В стране, где большинство жителей - среднего роста брюнеты, внешность Сильвии сразу же была сочтена несовместимым с ее положением недостатком и досадным усреднением, ведь супруга раджи муды должна отличаться от простых смертных. Популярность молодой женщины сильно от этого пострадала.
Особенное отвращение вызывала у Сильвии Астана с ее меблированными в бруковском стиле гостиными, за вычетом потолков из искусственного мрамора, где посреди многоцветных драконов распускались цветочные горельефы. О каких-либо украшениях не могло быть и речи. Астану еще не электрифицировали, так как раджа представлял себе Фею электричества рани-матерью с горящим взором, глубоко справедливой, но экономной распределительной силой, чьи блага лучше направить на муниципальные нужды, а уж затем использовать для Резиденции.
— Не
И он действительно так думал.
Вайнер и Сильвия спали в огромной клетке со столом, лампой и двумя туземными кроватями, покрытыми циновками. Там они чувствовали себя в безопасности, защищенными от москитов, от порхавших над лицами больших бархатных бабочек, от черных лакированных скорпионов, бежевых мохнатых пауков и трепещущих летучих мышей. По ночам перекликались древесные и бычачьи лягушки.
Сильвия была очарована, но несчастна. Долгими днями, когда муссоны выливали целые потоки теплой воды на курящийся парк, а в гостиных Астаны застаивался тяжелый и влажный воздух, она часто оставалась наедине с книгой или виолончелью. Встречи со свекром были сущей пыткой.
— Как и большинство тугих на ухо людей, твоего отца подчас трудно понять. Особенно, когда он бормочет, глядя на меня, фразу, в которой я улавливаю лишь слово «аметист». Не знаю, что хочет сказать раджа, но, по-моему, это вовсе не комплимент.
— Не обращай внимания, дорогая Мип, - смущенно отвечал Вайнер.
Не прошло и месяца после возвращения Вайнера в Кучинг, как между отцом и сыном разразился скандал: Чарльз обвинял раджу муду в зависти к его власти. Не вызывало у него доверия и неизменно хорошее настроение Вайнера - непостижимое для раджи обстоятельство, ведь всякий, кто улыбается,
