– Имела я тебя, куда хочешь, – буркнула я, обошла его и направилась в лагерь.
Похоже, я выбрала слишком слабое ругательство. Криско потрусил за мной, и ни один волосок у него на голове при этом не шевельнулся. Как будто он носил блестящий черный шлем.
– Я серьезно, Кэсси, – пыхтел на бегу Криско. – Бывает такое, что каждая ночь может оказаться последней.
– Придурок, так было и до их появления.
Он схватил меня за руку и развернул к себе, а потом приблизил ко мне щекастую сальную физиономию. Я была на дюйм выше, но он имел перевес в двадцать фунтов.
– Ты правда хочешь умереть, даже не узнав, каково это?
– С чего ты взял, что я не знаю? – переспросила я и рывком высвободила руку. – Больше никогда ко мне не прикасайся.
Смена темы разговора.
Криско снова попытался схватить меня. Я отбила его руку левой рукой, а правой ладонью хорошенько треснула по носу. От удара кран открылся – из носа Криско потекла алая струйка крови.
– Сука! – задыхаясь, выругался Криско. – У тебя мог быть хоть кто-нибудь. Хоть кто-то из твоей гребаной жизни, кто еще жив.
Он разревелся и побежал по тропинке. Потом упал и скис. На него навалилось все разом, и он сдался. Это в точности как если ты лежишь под большим «бьюиком», и ощущение такое, что все хуже некуда, но будет еще хуже.
Вот черт.
Я присела на тропинку рядом с Криско и сказала, чтобы запрокинул голову, а он жаловался, что так кровь затекает в горло.
– Ты только никому не рассказывай, – умолял он. – Если расскажешь, пострадает моя репутация.
Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться.
– Где ты этому научилась? – спросил Криско.
– Девочки-скауты.
– А за такое дают значки?
– Значки дают за все.
Вообще-то я семь лет занималась карате. Бросила в прошлом году. Даже не помню почему. Мне вроде нравилось тогда.
– Я тоже такой, – сказал Криско.
– Что?
Он сплюнул на землю сгусток крови и сказал:
– Девственник.
Вот это шок.
– С чего ты взял, что я девственница? – спросила я.
– Если бы у тебя был секс, ты бы меня не ударила.
14
На шестой день пребывания в лагере я в первый раз увидела беспилотник.
Блестящий и серый на фоне ярко-синего дневного неба.
Вдруг поднялась дикая суматоха, люди кричали и бегали по лагерю, хватались за оружие, размахивали шляпами и рубашками и просто ликовали, то есть плакали, обнимались, хлопали друг друга по ладоням. Они думали, что пришло спасение. Хатчфилд и Брогден пытались всех успокоить, но безуспешно. Дрон пронесся по небу и скрылся за лесом. Потом вернулся, летя уже медленнее. С земли он был похож на аэростат. Папа с Хатчфилдом, присев в дверях барака, по очереди смотрели в бинокль.
– Крыльев нет. Без опознавательных знаков. Ты видел, как он в первый заход летел? Сверхзвуковой, точно, – говорил Хатчфилд и в ритм словам стучал кулаком по земле. – Эта штука внеземная, если только мы не выпустили какой-то секретный аппарат.
Папа с ним соглашался. Нас загнали в дома. Папа с Хатчфилдом продолжали стоять в дверях и передавать друг другу бинокль.
– Кэсси, это инопланетяне? – спросил Сэмми. – Они придут сюда?
– Тсс.
Я подняла голову и увидела, что за мной наблюдает Криско.
– Двадцать минут, – сказал он одними губами.
– Если придут, я их побью, – шепотом сказал Сэмми. – Всех прикончу карате!
– Правильно, – согласилась я и нервно погладила его по волосам.
– Я не собираюсь убегать, – продолжал Сэмми, – я их поубиваю за то, что они убили маму.
Дрон исчез. Позже папа сказал, что он ушел вертикально вверх и сделал это за долю секунды.
Мы среагировали на беспилотник, как среагировал бы любой на нашем месте.
Мы перепугались.
Некоторые побежали. Кто-то хватал все, что мог унести, и устремлялся в лес, кто-то срывался с места с пустыми руками и с ужасом в глазах. Никакие слова Хатчфилда не могли их остановить.
Не разбежавшиеся сидели в бараках до наступления ночи, а потом наша вечеринка ужаса перешла на новый круг.
Засекли нас или нет? Кто придет следом за дроном? Штурмовики, солдаты-клоны или роботы? Нас всех зажарят лазерными пушками?
Мы не осмелились зажечь керосиновые лампы, поэтому в бараке было темно, хоть глаз выколи. Прерывистый шепот, сдавленный плач. Мы лежали на койках и подскакивали при любом шорохе. Хатчфилд назначил в караул самых метких стрелков: «Что-то шевельнется – бей». Никто не мог выйти из барака без разрешения. А Хатчфилд никому его не давал.
Та ночь длилась тысячу лет.
Папа подошел ко мне в темноте и вложил что-то в руку.
Заряженный полуавтоматический «люгер».
– Ты же не веришь в оружие, – сказала я.
– Я много во что раньше не верил.
Одна женщина начала читать «Отче наш». Мы прозвали ее Мать Тереза. У нее были жидкие седые волосы, большие ноги и костлявые руки, и она ходила в вылинявшем синем платье. А еще она где-то потеряла свои зубные протезы. Мать Тереза постоянно перебирала четки и говорила об Иисусе. К ней присоединилось несколько человек. Потом еще несколько.
– Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.
В этот момент ехидный враг Матери Терезы, единственный атеист в лагере «Погребальная яма», профессор Даукинс из колледжа, крикнул:
– Особенно этим, инопланетного происхождения!
– Ты отправишься в ад! – пообещал ему кто-то из темноты.
– А как я пойму, что там очутился? – крикнул он в ответ.
– Тихо! – негромко приказал Хатчфилд со своего места у двери. – Хватит молиться!
– Настал Судный день, – завыла Мать Тереза.
Сэмми передвинулся на кровати поближе ко мне. Я положила пистолет между ног. Сэмми мог схватить его и случайно прострелить мне голову.
– Да заткнитесь вы все! – сказала я. – Брата моего пугаете.
– Я не боюсь, – сказал Сэмми и сжал кулачок. – А ты боишься, Кэсси?
– Да, – ответила я и поцеловала его в макушку.
Волосы Сэмми пахли чем-то кислым, я решила, что помою его утром.
Если утро вообще наступит.
– Нет, ты не боишься, – сказал он. – Ты никогда ничего не боишься.
– Мне сейчас так страшно, что я даже описаться могу.
Сэмми хихикнул. Он уткнулся в мое плечо лицом, и показалось, что оно горячее. Лихорадка? Так это обычно начинается. Я велела себе не поддаваться паранойе. Сэмми сотни раз бывал рядом с инфицированными и не заразился. «Багряное цунами» передается очень быстро, выжить может только тот, у кого есть иммунитет. У Сэмми есть иммунитет. Если бы у него не было иммунитета, он бы уже умер.
– Тебе лучше надеть подгузник, – поддразнил меня Сэмми.
– Может, так и сделаю.
– Если я пойду и долиною смертной тени…[5] – Мать Тереза не собиралась замолкать.
В темноте щелкали ее четки. Даукинс, чтобы заглушить молитвы, громко запел «Три слепых мышонка». Я не могла решить, кто меня раздражает больше – фанатичка или циник.
– Мама говорила, что они могут быть ангелами, – ни с того ни с сего сказал Сэмми.
– Кто? – не поняла я.
– Когда инопланетяне появились в первый раз, я спросил маму, станут они нас убивать или нет. А мама сказала, что они, может, и не инопланетяне вовсе. Может, ангелы с небес. Как те, в Библии, которые разговаривали с Авраамом, и с Марией, и с Иисусом, и со всеми остальными.
– В ту пору они с нашим братом куда больше разговаривали, чем сейчас, – сказала я.
– А они стали нас убивать. Маму убили.
Сэмми заплакал.
– Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих…
Я поцеловала Сэмми в макушку и потерла ему плечи.
– Умастил елеем голову мою…
