Наконец последняя веревка была перерезана, и Конан, поддерживаемый невысоким вором, с трудом соскользнул вниз. Опираясь на ствол дерева, израненный, он молча переносил страдания, пока Саботай растирал его обожженные, в сильных кровоподтеках конечности, чтобы восстановить кровообращение. Подавая Конану кожаную фляжку с водой, он сказал:
— Сперва прополощи рот и сплюнь. Потом сделай несколько маленьких глотков. Если ты будешь пить, как обычно, тебе будет очень плохо, а может быть… Я видел, как люди умирали от этого.
— Я знаю, — тихо пробормотал киммериец. — У тебя есть что-нибудь поесть?
— Сначала я разожгу сигнальный костер, чтобы его увидела Валерия. Мы долго искали тебя. Колдун сказал, что ты будешь южнее Горы Могущества, но не смог сообщить нам ничего более определенного.
Гирканец собрал прутья под мертвым деревом, сломал пару небольших ветвей, и вскоре, с помощью кремня и огнива, запылал веселый костерок. Затем, поискав вокруг, он нашел несколько кустиков сухой травы и бросил их в пламя. От травы к небу поднялось большое клубящееся облако дыма. После этого Саботай поднял мертвого стервятника и, присев на корточки, начал ощипывать птицу.
— Ради Крома, скажи, что ты делаешь? — проворчал Конан.
— Выдираю перья, — ответил вор.
— Ты собираешься зажарить эту гадость!
— А почему нет? Мясо есть мясо, да и мы оба голодны.
Конан еле удержался от рвоты и недовольно сказал:
— Если я даже и буду есть, то тебе придется кормить меня. У меня руки не двигаются.
Саботай кивнул и согнулся над костром. Вскоре с кусков жарящегося мяса, насаженных на заостренную палку, в костер стал капать жир, и сытный подкупающий запах наполнил воздух. После скудного, но вкусного ужина Конан тяжело вздохнул, а потом погрузился в сон, прислонившись к Дереву Скорби.
Конан очнулся среди могильных холмов мертвых царей на берегу моря Вилайет. Валерия, склонившись над ним, промывала и смазывала его раны. Он смутно помнил — а может быть, это был сон, — как он ехал на лошади Валерии, а она сидела за ним, держа поводья и поддерживая его всякий раз, когда он начинал вываливаться из седла.
Он долго смотрел на свои руки, онемевшие, распухшие, воспаленные. Было невыносимо больно пошевелить даже пальцем.
— Больше никогда не смогу держать меч, — невнятно произнес он. — Лучше бы я умер.
Затем сознание снова покинуло его и все вокруг потонуло в мутном тумане. Нескончаемые часы, проведенные киммерийцем на Дереве Скорби, так истощили его звериную жизнеспособность, что те, кто ухаживал за ним, боялись, что он может не оправиться от ран. Конан горел в бешеной лихорадке. Его вера в собственные силы исчезла.
— Он еще жив? — спрашивал старый колдун, переступая порог лачуги, в которой лежал умирающий мужчина.
— Да, но едва-едва, — отвечала девушка.
— Старик, — обратилась к нему Валерия, — он зовет тебя колдуном. Знаешь ли ты хоть какое-нибудь заклинание, чтобы помочь ему? Или, может быть, твои боги помогут тебе?
Старик молча смотрел на нее. Сочтя его темный пристальный взгляд за признание того, что он в самом деле может управлять потусторонними силами, Валерия воскликнула:
— Ну, так используй же свои чары! Верни силу рукам, которые должны поднять меч мести!
Старик устало, но смиренно ответил:
— За такое колдовство нужно дорого платить. За такое волшебство всегда нужно платить. Духи, которые часто наведываются в это священное место и охраняют могилы царей, настоятельно требуют плату.
— Какой бы ни была цена, я буду рада ее отдать! — ответила Валерия. — За дело, колдун!
Завывал жуткий ветер, и тени крались среди могил. Над ртутной поверхностью моря Вилайет луна освещала мертвенно-бледное лицо беспокойного дряхлого призрака, чья черная тень металась на бесплодной земле между двумя наибольшими памятниками. Валерия и Саботай с замиранием сердца следили, как колдун обвязал ноги и руки Конана полосками черной материи и накрыл его неподвижное тело покрывалом того же самого могильного оттенка. Еще одну полоску он повязал на голову варвара, тщательно прикрыв его обожженные, посиневшие веки. Поверх этой повязки ловкими взмахами маленькой кисти старик нанес несколько таинственных знаков.
Потом колдун отправил Саботая на берег, приказав ему принести ведро чистой воды, и, когда вода была доставлена, он опустился на корточки на ковровую подстилку, медитируя и собирая внимание. Валерия, стерегущая каждое движение старика, чувствовала, как он погружался в самые глубины своего духа, чтобы разбудить дремлющие источники внутренней силы.
Наконец колдун вышел из транса. Он торжественно окропил водой все тело Конана, еле слышно бормоча могущественные имена. Сделав это, он приказал гирканцу крепко привязать конечности Конана к четырем столбам, врытым глубоко в землю.
— Зачем это? — потребовала ответа Валерия. Колдун мрачно смотрел за работой Саботая.
— Ночью, — начал он, — духи этого места, рассерженные заклинанием, попытаются унести молодого человека отсюда. Если им это удастся… — его голос осекся.
Валерия вынула из ножен кинжал; его лезвие ярко сверкнуло в лунном свете.
— Если твои духи унесут его, старик, то ты тотчас же последуешь за ними.
В этой безмолвной темноте яростные слова девушки прозвучали со злобой загнанной в тупик пумы.
В ответ старик только пожал плечами, но от такой давно забытой им юношеской горячности на его губах дрогнула чуть заметная улыбка.
Ночь тянулась бесконечно долго для тех троих, что бодрствовали среди древних гробниц. Беспечная луна забралась на самый верх бархатного неба и теперь плыла среди звезд. На юге возвышался зловещий конус Горы Могущества, черный даже на фоне сверкающего, усыпанного звездами темного неба. Не было слышно ни одного сверчка. Нависла абсолютная тишина.
Вдруг Валерия схватила гирканца за руку. Саботай, который уже начал дремать, выругался, когда ногти девушки вонзились в его кожу, а затем так же изумленно уставился на Конана.
Огромное, закутанное в покрывало тело киммерийца поднималось, двигаясь жутко, безвольно, как будто невидимый гигант взял его в руки. Веревки, которые удерживали Конана, натянулись и глухо гудели; столбы скрипели под могучим напором невидимых сил.
— Они унесут его! — взвыла Валерия, когда тело Конана забилось и задергалось так бешено, что один столб был вырван из земли. Колдун ничего не ответил, но начал петь заклинания срывающимся голосом и чертить в воздухе костлявыми руками магические знаки. Валерия вскочила на ноги и бросилась к Конану, оглашая ночь проклятиями. Пока неистовая девушка боролась с невидимыми силами, рыча как львица, защищающая своего детеныша, Саботай нащупал свою кривую саблю. Затем, прыгнув вперед, он разрубил пустой воздух над пребывающим в беспамятстве киммерийцем и девушкой, которая старалась всеми силами удержать его.
К изумлению Валерии, тело в покрывале тяжело упало и осталось неподвижно лежать на соломенном тюфяке. С моря подул свежий ветер, и призрачные тени, спустившиеся на землю, как хлопья тумана, казалось, уплыли прочь.
— Они улетели, — со вздохом облегчения сказал колдун, не переставая дрожать. — Мое заклинание оказалось сильнее, и они не смогли унести его. — Он взглянул на Валерию глазами, полными жалости.
Утреннее солнце поднималось над морем. Колдун снял погребальное одеяние с Конана. Саботай от удивления раскрыл рот. Валерия хлопнула себя по щекам, чтобы обуздать слезы, ручьем бежавшие из ее утомленных глаз.
Огромный киммериец проснулся, зевнул и потянулся, затем в полном изумлении уставился на свои руки. Раны и кровоподтеки — даже на ладонях — зажили, как будто он и не испытал никаких страданий. Со