коридоре за его спиной и ореол света вокруг его головы.
— С ней все в полном порядке, — абсолютно трезво сказал Иниго. — Я брал ее с собой — познакомить с сестрой, относительно которой, как я понимаю, вы наводили справки?
— Я… — икнула Шарлотта и аккуратно соскользнула на пол.
— Извините, — сказал Иниго с легкой улыбкой. — Спокойной ночи!
Шарлотта не помнила, как Томас поднял ее и затащил в дом — с комментарием, от которого у нее наверняка сгорели бы уши, если бы она его услышала.
Глава 9
Шарлотта проснулась со столь ужасной головной болью, какой, насколько ей помнилось, у нее никогда не было. Питт стоял в дальнем конце спальни, раздвигая шторы, и она даже не смогла различить на них красных цветов. Свет резал глаза; зажмурившись, Шарлотта перекатилась на бок и уткнулась лицом в подушку. А вот этого делать не следовало. По черепу заколотил молот; боль била в лоб, сжимая кости.
Ничего подобного она не испытывала, даже когда вынашивала Джемайму. Разумеется, по утрам она чувствовала легкую слабость, но никогда еще голова не раскалывалась так, словно мозги пытались пробиться наружу!
— Доброе утро, — прорезал густую тишину голос Питта, холодный и далеко не участливый.
— Чувствую себя ужасно, — пожаловалась она.
— Кто бы сомневался, — сказал он.
Шарлотта медленно села, обхватив голову руками.
— Думаю, меня может вырвать.
— Меня бы совсем не удивило. — Ее жалобы словно разбивались о стену.
— Томас! — Она выползла из-под одеяла, готовая закричать от боли и кошмарного ощущения необъяснимой отверженности. Затем вдруг вспомнился весь вечер — мюзик-холл, Отилия, Иниго Чаррингтон, шампанское и глупая песенка.
— О боже! — Подтянув ноги, она резко села на край кровати, наполовину раздетая; в волосах, болезненно врезаясь в голову, торчали заколки. — О, Томас! Прости меня!
— Думаешь, тебя сейчас вырвет? — уже чуть более участливо спросил он.
— Думаю, да.
Питт пересек комнату, вытащил из-под кровати ночной горшок, сунул ей в руки и убрал со лба растрепавшиеся пряди.
— Полагаю, ты понимаешь, что с тобой могло случиться? — промолвил он, и холодность в его голосе сменилась гневом. — Если бы Иниго Чаррингтон или его отец убили Отилию, то и расправиться с тобой им бы было проще простого!
Прошло несколько минут, прежде чем Шарлотта окрепла достаточно, чтобы защититься и объяснить все принятые ею меры предосторожности.
— Я взяла карету и ливрейного лакея Эмили, — сказала она наконец, глотая судорожно воздух. — Я же не совсем дура!
Питт забрал у нее горшок, предложив взамен стакан воды и полотенце.
— На твоем месте я бы сейчас не пытался высказываться на эту тему, — произнес он недовольно. — Ну как, полегчало?
— Да, спасибо. — Шарлотта и хотела бы держаться с достоинством и даже надменно, но сама поставила себя в положение, где это было невозможно. — Все знали, что я была с ним. Он бы ничего не смог сделать так, чтобы это сошло ему с рук, и, я уверена, он осознавал это не хуже, чем я.
— Все? — Томас вскинул брови, и в его голосе прозвучала настораживающе беззаботная нотка.
Шарлотта милосердно признала свою оплошность раньше, чем он указал ей на нее.
— Я имею в виду, мама и Эмили. — Она уже хотела было сказать, что послала к нему лакея с запиской, но у нее никогда не получалось ему врать убедительно, да и голова оставалась слишком тяжелой, чтобы сочинить достаточно логичное объяснение. А логичность для лжи жизненно необходима. — Тебе не сказала, потому что рассчитывала вернуться домой раньше. — Мало-помалу она начинала раздражаться. — Откуда мне было знать, что это будет мюзик-холл! Он просто сказал, что собирается показать, что случилось с Отилией, и доказать, что с ней все в порядке!
— Мюзик-холл? — На мгновение Питт забыл, что еще злится на жену.
Она выпрямилась. Тошнота наконец-то прошла, и ей удалось придать себе немного более достойный вид.
— Ну а где, по-твоему, я была? Не в публичном же доме, если это то, что ты подумал.
— И зачем тебе понадобилось искать Отилию Чаррингтон в мюзик-холле? — скептически осведомился Томас.
— Потому что именно там она и была, — ответила Шарлотта не без некоторого удовлетворения. — Она выступает в мюзик-холле. Она — Ада Черч! — Внезапно ей кое-что вспомнилось. — Да ты и сам знаешь, такая, с красивыми ножками, — добавила Шарлотта ехидно.
Питту хватило такта покраснеть.
— Я видел ее по работе, — парировал он язвительно.
— По твоей работе или по ее? — поинтересовалась Шарлотта.
— По крайней мере, я пришел домой трезвым! — повысил он голос, добавив нотку оскорбленного достоинства.
Голова раскалывалась, словно срезанное сверху яйцо, и ни малейшего желания спорить уже не осталось.
— Томас, прости меня. Признаю, виновата. Я и не думала, что на меня так подействует. И игристое было таким приятным… И пошла я туда лишь для того, чтобы найти Отилию Чаррингтон. — Отклонив голову назад, Шарлотта принялась вытаскивать самую назойливую из заколок. — И потом, кто-то же убил Мину! Если не Чаррингтоны, то, быть может, Теодора фон Шенк?
Питт присел на кровать — край рубашки выбился из-под ремня, галстук съехал набок.
— Так Ада Черч — это действительно Отилия Чаррингтон? — спросил он серьезно. — Шарлотта, ты абсолютно уверена? Надеюсь, это не какая-то шутка?
— Да, уверена. Начать с того, что они с Иниго похожи как две капли воды. Сразу видно — родственники. И вот еще что, чуть не забыла… Амброзина — вот кто крал все эти вещи! Судя по всему, она занимается этим уже достаточно давно. Иниго по возможности, когда знает, кому они принадлежат, всегда возвращает их на место. Думаю, теперь, когда ты подозреваешь их в убийстве Мины, никто не признается, что получил пропавшее обратно.
— Амброзина Чаррингтон? — Томас уставился на жену с недоверием и в полном замешательстве. — Но зачем? Зачем ей красть все эти безделушки?
Шарлотта вздохнула.
— Не будешь возражать, если я снова прилягу? За Джемаймой присмотрит Грейси. Я сейчас не в состоянии. Если встану, у меня отвалится голова.
— Зачем Амброзине Чаррингтон красть все эти вещи? — повторил он.
Шарлотта попыталась вспомнить, что сказала Отилия. Тогда, если только не изменяет память, она прекрасно все поняла.
— Из-за Лоуэлла. — Она постаралась подобрать подходящее слово. — Он окостенел. — Она осторожно легла, и боль немного стихла.
— Он — что?
— Окостенел, — повторила Шарлотта. — Ожесточился. Никого не слушает, ни на кого не смотрит. Думаю, Амброзина даже ненавидит его. В конце концов дочь ушла, и им пришлось заявить, что она умерла…
— Бога ради, Шарлотта, у людей их положения дочери не выступают в мюзик-холлах! Для него такое немыслимо!