задача!
– Как же мы ее выполним, если нам вот-вот переломают хребты?
– С чего ты взяла, что переломают? Вот когда начнут ломать, тогда и будем действовать.
– Не было бы поздно… Ты действительно знаешь этого Боорчу?
– Да знаю…
Несмотря на внешнюю невозмутимость, Баурджин сейчас лихорадочно соображал – что делать? Опасность подвергнуться мучительной казни была вполне реальной, ведь на самом-то деле никакие отношения не связывали Боорчу – судя по всему, немаленького монгольского вельможу – и простого найманского паренька, десятника всего-навсего. Ну, пили один раз, было… Так мало ли кто с кем пил? Ладно… Наверняка Боорчу сейчас пришлет за ними людей, даже так, из чистого любопытства. А вот когда они, эти люди, станут конвоировать пленников к своему хозяину, вот тогда поглядим… Да, надо, чтоб развязали руки… Вот они и развяжут, главное, понаглее наехать на уши – это ж все таки не профессионалы-смершевцы, просто-напросто слуги.
– Кажется, кто-то к нам скачет, – повернув голову, заметила Джэгэль-Эхэ.
Баурджин резко обернулся и увидел несущийся по берегу реки отряд – человек десять всадников в кожаных латах. Впереди, на белом коне, скакал разодетый в пух и прах вельможа. Неужели сам Боорчу?
Юноша присмотрелся. Ну, да – знакомое приятное лицо, щегольская бородка – Боорчу и есть! Вот это номер – сам пожаловал… Однако что же делать-то? Ладно, как говаривал Наполеон Бонапарт, сначала ввяжемся в драку, а там посмотрим. Или это вовсе не Наполеон говорил?
– Где тут мои гости? – осадив на всем скаку коня, громко закричал Боорчу.
– Вот они, почтеннейший Боорчу-гуай, – десятник молодецки выпятил грудь, – парень и девушка. Говорят – старые твои друзья.
– Девушку вижу в первый раз, – холодно заметил вельможа. – Впрочем, она ничего, красивенькая. Что же касается молодого человека – то я и его вовсе не знаю!
– Ах, вот оно что…
– Эй, эй! – Баурджин затряс связанными руками. – Как это не помнишь, ты чего, совсем спятил?
– Что-о?! – обернулся Боорчу с недоумением и угрозой. Похоже, в таком тоне здесь с ним мало кто разговаривал, ну, разве что сам Темучин. – Это кому ты говоришь столь дерзкие слова, незнакомец?
– Тебе, кому же еще-то? А мы-то к тебе так рвались, думали, посидим, выпьем… Дээли вон, красивые надели, хотели тебе приятное сделать.
– Дээли и правда красивые, но вы-то кто?
– Найманское кочевье помнишь? Ну или кераитское? Мы там с тобой еще песни пели, после арьки…
– Ну-ну? – В зеленовато-карих глазах вельможи вдруг проскользнуло какое-то смутное узнавание.
– А потом арька кончилась, и я решил съездить, взять еще. Ты мне еще двух девок в дорогу дал, не помню уж теперь, как их и звали. Подарил, можно сказать. Ну, помнишь? Мы красные кавалеристы и про нас… Не вспомнил? Ну, тогда другую спою – выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!
– А-а-а! – Лицо Боорчу вдруг озарилось улыбой. – Охотник! Мерген! То-то я смотрю – лицо мне твое знакомо. Так бы сразу и сказал! Да уж, немало мы с тобой тогда выпили. Эй, развяжите его. Впрочем, я сам развяжу.
Соскочив с коня, Боорчу вытащил из-за пояса нож и ловко освободил от пут сначала Баурджина, а затем – и его немало удивленную спутницу.
– Это что, супруга твоя?
– Невеста.
– Что ж молчишь? Сейчас помолвку отпразднуем! А ну-ка дай обниму тебя, друже… И невесту твою… Хороша невеста, крутобедрая! Ухх! Вот уж гадал, кто это мог ко мне приехать? А это ты! Кстати, ты куда тогда делся?
– Да заплутал. Темно кругом, а места незнакомые.
– Говорил, надо было вместе ехать! Вместе б не заплутали, да и веселее. Ну, что стоим? Где ваши лошади?
– Во-он у того гэра привязаны.
– Так отвяжите и едем!
Выпить в белом гэре Боорчу пришлось много. Зато Баурджин узнал главное – где содержатся пленники из найманского рода. Оказалось – в земляной яме на обрывистом берегу реки.
– Так их что, казнят?
Боорчу пьяно шатнулся:
– Может быть. А может быть, и нет. Может быть, Темучин предложит им службу. Но может и казнить… А чего ты про них спрашиваешь?
– Так… Слушай, Боорчу-гуай, мы с Джэгэль хотим немного прогуляться ну… и это самое…
– Ясно, ясно, – вельможа хохотнул. – Предаться любви, так?
– Ну, ты прям прозорливец! Ничего от тебя не утаишь, не скроешь.
– Да, как раз за ямой, за кустами, есть укромное местечко…
– Как бы нам не помешала стража…
– Не помешает, они туда редко заглядывают, разве что как стемнеет.
– А как же пленники? Их что же, никто не сторожит?
– А ты попробуй выберись из ямы! Крылья-то у них пока не выросли, понял?!
– Ну, так мы пойдем?
– Идите, идите. – Боорчу махнул рукой. – Вообще-то я б для вас и в гэре укромное местечко нашел…
– У реки интереснее!
– Шутник… Ну, иди, иди… Возвращайся скорее – у нас еще три бурдюка. А мало будет – я знаю, у кого спросим! – хитро подмигнув гостю, Боорчу повалился на кошму и тут же заливисто захрапел.
– Умаялся, сердечный!
Покачав головой, юноша громко позвал с женской половины гэра Джэгэль-Эхэ и вместе с нею покинул просторное жилье. Следом, таясь за привязанными лошадьми, выскользнула юркая фигурка слуги… Потом появился еще один.
– А мой собутыльник не так уж прост, – негромко пробурчал себе под нос Баурджин. – На кривой козе не объедешь, хоть и выпить любит. Впрочем, все они здесь это дело любят. Что ж… – Он обернулся к невесте. – Слышишь, Джэгэль-Эхэ, уж нам придется-таки поводить их за нос!
Взяв лошадей – передвигаться по кочевью пешком выглядело бы уж слишком подозрительным, – хитрющая парочка вихрем понеслась к берегу реки, вернее, к яме с пленниками. Баурджин несколько раз оглядывался, и отсутствие видимой слежки вовсе его не обрадовало – юноша прекрасно понимал, что к реке ведет много путей, и соглядатаи наверняка знали их все.
Вот она, яма… Ну и зловоние! А по краям кусточки – это хорошо, это очень хорошо. Вот берег, кусты… и река! Широкая, голубая и, видно, глубокая. Опасно, очень опасно держать пленников рядом с этой водной дорогой. Впрочем, язычники-монголы вовсе не воспринимали реку как дорогу. Их дорога – степь, скачи, куда хочешь. А река – это святое. Потоки богов. Конечно, в случае нужды язычники вполне умело переправлялись через любые реки, но никогда в них не купались – страшный грех! Кочевник – существо сухопутное.
– Ну, во-он они! – усевшись за кустами почти у самого обрыва, Баурджин кивнул назад.
– Кто – они? – вскинула глаза Джэгэль-Эхэ.
– Люди нашего гостеприимного хозяина, кто же еще-то? – Юноша усмехнулся. – Однако что ж… Зачем мы сюда пришли?
Неожиданно с силой притянув к себе девушку, он запустил руку в вырез ее красного дээли и, нащупав грудь, нежно погладил сосок. Другая рука скользнула к поясу…
– Постой! – Джэгэль-Эхэ сверкнула глазами. – Сейчас же не время.
– Как раз самое время, любовь моя! – с жаром возразил Баурджин. – Самое время… Ну, снимай же скорее одежду…
– Ты прямо…
– Не говори ничего… просто обними меня крепко… И не забывай погромче стонать.
– Это еще зачем?
– Для наших слушателей. Сделай это для меня, ладно?
Джэгэль-Эхэ улыбнулась, с удовольствием подставляя под ласки любимого свое бронзовое упругое тело. Осторожно положив девушку на брошенный на траву дээли, Баурджин ласкал губами ее шелковистую кожу, чувствуя, как тонкие девичьи руки нежно оплетают шею, а губы шепчут томные слова любви… Вот тела сплелись… Вздрогнули… Девушка застонала…
– Громче, Джэгэль… Громче…
– И ты…
Посланные Боорчу слуги, сидя неподалеку, завистливо истекали слюной. Ну, еще бы… Вот снова послышался женский стон – громкий, на выдохе… казалось, даже дыханье любовников – и то было слышно.
– Везет же людям! – негромко сказал один другому. – Интересно, долго еще нам придется это слушать?
– А мне нравится, – ухмыльнувшись, отозвался второй. – По крайней мере – уж ясно, что любовники никуда не ушли – ни к яме с пленниками, ни куда-нибудь еще. Слава Тэнгри, очень хорошо слышно – чем они там занимаются.
Оба цинично расхохотались и принялись шепотом комментировать каждый более-менее значительный стон или крик.
Тем временем Баурджин уже подползал к земляной яме, обдирая руки о пересохшую, твердую, как камень, землю. И как они умудрились выкопать здесь яму, позвольте спросить? Наверное, весной копали и, может быть, даже не в этот год. Странно, что пленников никто не охраняет. Боорчу сказал – яма глубока, а крыльев у них нет. К тому же в кочевье полно воинов, просто так не выберешься, заметят. А ночью, по словам того же Боорчу, часовых все же выставляют.
Оп! Впереди, у самой ямы, шевельнулось что-то серое. Крыса? Нет, для крысы, пожалуй, слишком большое… Человек! Точно – человек. Осторожно пробирается туда же, куда и Баурджин – к яме. Позади, за кустами, громко и сладострастно возопила Джэгэль-Эхэ. Молодец, девочка, старается, ничего не скажешь! Только вот не перестаралась бы – не слишком ли громкий крик? Вот и тот, что полз впереди, услыхал, дернулся, застыл, обернулся… Женщина! Ну,
