присоединился к чете Ланспик, которая обещала подвезти его домой.
Ван Брук довольно долго медлил и наконец заявил:
– Я распоряжусь, чтобы мой ассистент связался с вами и до говорился насчёт экскурсии для старшеклассников.
На этот раз он не застал Квиллера врасплох.
– Хорошо! – воскликнул он. – Но при одном условий. Я настаиваю, чтобы экскурсию провёл Деннис и рассказал о своём замысле и методах строительства. Я буду только рад, если вы проявите инициативу и присоединитесь к нему, – Он знал, что директор со строителем на репетициях не ладили.
Ван Брук ещё раз пошарил глазами по амбару и, учтиво распрощавшись, последовал за остальными, которые, громко смеясь и разговаривая, декламируя отрывки из пьесы и назначая друг другу свидания, гурьбой повалили к машинам. Зажглись фары, взвыли моторы, некоторые даже взревели, как реактивные двигатели, и машины тронулись – одни вперед, другие разворачиваясь задним ходом. Квиллер проводил взглядом мелькавшие во тьме задние огни, пока всё не исчезло за поворотом на шоссе.
Он закрыл дверь, потушил дворовые фонари и большую часть освещения внутри дома, после чего предложил сиамским приятелям на сон грядущий слегка перекусить.
– Вы сегодня были молодцы. Хорошо, что ты, Коко, отправил эту братию домой. Вы даже не представляете себе, который сейчас час.
Кошки обрадовались лакомому кусочку, словно их угощали обедом из пяти блюд. Наблюдая за ними, Квиллер перебирал в памяти недавнее нашествие гостей. Их репетиции, выступления, поклоны под аплодисменты, переживания, если роль уходила к другому, недовольство режиссером, раздражение, когда кто-то задержался с репликой или потерял реквизит, – обо всем этом он не мог слушать без зависти. Какое-то время он тоже был членом клуба, но Полли убедила его, что заучивание ролей и посещение репетиций будет отвлекать его от более серьёзной писательской работы. На самом же деле он подозревал, что отнюдь не юная библиотекарша, носившая шестнадцатый размер, попросту ревновала его к стройным и цветущим молодым артисткам клуба. Полли была интеллигентной женщиной, приятной собеседницей, разделяла его любовь к литературе, но не избежала одного типичного недостатка. Ревнива она была до чрезвычайности.
Тщательно облизав тарелку, коты приступили к вечернему туалету: вначале взялись намывать лапками коричневые мордочки и белые усы, а потом с таким же усердием наяривать розовыми языками по практически белоснежным грудкам. И вдруг посреди этой процедуры они, словно восковые фигуры, замерли с высунутыми языками. Неожиданно Коко рысью ринулся к входной двери и уставился в темноту через боковое окно. Туда же подошел хозяин, а за ним прошествовала Юм-Юм. В окутанном мраком саду Квиллер лишь успел заметить мелькнувшие задние огни машины, которая свернула с Тривильенской. тропы на шоссе. Исходящий от амбара свет выхватил из темноты нечто отражающее, металлическое, чему не положено было находиться в саду: среди деревьев до сих пор стояла чья-то машина с выключенными фарами.
Про себя он выругался, а вслух произнёс:
– Да что ж такое? Готов поспорить, что это Деннис и Сьюзан… Почему бы им не отправиться домой к нему или к ней?
– Йау, – согласился Коко.
Из-за работы над проектом амбара и репетиций пьесы Деннис уже несколько месяцев не виделся с женой и ребёнком, которые по-прежнему жили в Сент-Луисе.
– Ну и ладно, живи и жить давай другим, – вспомнив свою безумную юность, заключил Квиллер и выключил рубильник дворового освещения. – Давайте-ка поставим экран к камину и пойдём спать.
Он повернулся, чтобы идти, а Юм-Юм, опередив его, стремглав бросилась по кошачьей дорожке вверх, только Коко не двинулся с места. Напрягшись всем телом и не шевеля хвостом, он продолжал молча глядеть в окно. Вдруг Квиллер услышал гулкое урчание. Уж не гром ли это?
– Хватит тебе, – сказал он коту. – Кончай со своими делами и ложись спать. Уже три часа.
Кошачье урчание становилось всё громче и громче и под конец переросло в такой зловещий визг, какой Коко никогда не издавал без веской на то причины. Квиллер, прихватив куртку и фонарик и отстранив возбуждённого кота, направился к выходу.
– Нет, – прикрикнул он на Коко, когда тот настроился следовать за ним. – Эй, вы там, – размахивая фонариком и обращаясь к тем, кто был в машине, крикнул он. – Что-нибудь случилось?
Ночь была тихой. В тот поздний час с главной шоссейной дороги не доносилось никаких звуков. И ни одно дуновение не касалось чахлых яблоневых деревьев. Никакого движения не обнаружилось и внутри того, что оказалось шикарным, последней модели лимузином. В ответ на вопрос Квиллера никто не включил ни зажигания, ни фар.
Он посветил фонариком сначала на землю, потом меж деревьев и, наконец, в салон машины, направив свет так, чтобы он не отражался от оконных стекол. Внутри, навалившись на руль, сидел водитель.
Сердечный приступ – первое, о чём с тревогой подумал Квиллер. Он поспешно обошёл машину с другой стороны и тут увидел кровь и пулевое отверстие в затылке.
ДВА
Прежде чем снять телефонную трубку и набрать номер полиции, рука Квиллера на мгновение замерла в воздухе. Любой трезвомыслящий журналист первым делом сообщил бы о случившемся в редакцию газеты и лишь потом в полицию, но, окунувшись в атмосферу доверительности, свойственную таким маленьким городам, как Пикакс, Квиллер своим принципам решительно изменил. Жертву он знал лично, да и начальник полиции Броуди был ему другом. Не долго думая, Квиллер позвонил ему домой.
– Броуди слушает! – раздался в трубке хриплый голос человека, которому вставать по телефонному звонку в три часа ночи было не впервой.
– Энди, это Квилл, на твоём участке совершено убийство.
– Где?
– У меня в саду.
