— Он забывает его выпить, а потом жалуется, что чай холодный, — сообщила Рода. — О, если бы я знала о всех его странностях и сумасбродствах, когда доверила ему свою жизнь!
— Ну-ну… Всё ты прекрасно знала. Недаром годами гонялась за мной.
— Не слишком-то ты и убегал, дорогой. Квиллеру эта перепалка была знакома — он слышал её всякий раз, когда приезжал с визитом.
— В те времена, наверное, ещё не платили подоходного налога? — спросил он.
— Нет, его ввели позже, когда я пошел работать в свою первую школу, которая умещалась в одной комнате с толстопузой печкой. Зарплата была весьма скромная, а в конце года правительство отбирало у меня целых четыре доллара. Они называли это взиманием подоходного налога, а я считал бессовестным грабежом. А теперь, когда из Вашингтона только и слышишь: семьдесят миллионов… двенадцать миллиардов… шесть триллионов, кажется, что тебе рассказывают сказку о золотой рыбке. Вам, по молодости лет, она, конечно, неизвестна.
— Гомер, вам пора писать автобиографию, — посоветовал Квиллер.
— Рановато ещё, — ворчливо ответил старик. — Вот доживу до того дня, когда этого жулика вышвырнут из кресла мэра…
— В таком случае ты будешь жить вечно, дорогой! — ввернула Рода. — Мистера Блайта всякий раз переизбирают на новый срок, — объяснила она Квиллеру, — только потому, что его мать была из Гудвинтеров. — Прихлебывая время от времени чай, она вырезала что-то миниатюрными ножницами из листка черной бумаги.
— Позвольте узнать, что вы делаете? — спросил Квиллер.
— Вырезаю ваш силуэт. Меня научила этому бабушка. В викторианскую эпоху это занятие было очень популярным. У бабушки был силуэт с подписью самого Эдуарте. Теперь за него дали бы кругленькую сумму. Бабушка обещала оставить силуэт мне, а в результате его получил мой кузен из Огайо.
— Вот если кто и сведет меня преждевременно в могилу, так это Рода со своими негодяями родственниками! — пожаловался Гомер.
— А у меня совсем нет родственников, и я был бы рад даже парочке негодяев, — вздохнул Квиллер.
— Так одолжите у Роды, Квилл! В первую очередь — тех, из Огайо.
— А как же… ваша тетя Фанни, которая оставила вам наследство? — спросила Рода.
— На самом деле она не была мне тёткой — только подругой матери.
— Как поживает милая Полли? Я не видела её с тех самых пор, как мы переехали сюда. Раньше я ежедневно возила Гомера в библиотеку, и мы всегда перебрасывались с ней парой слов.
— А здесь вам не скучно?
— О нет! У нас есть Кружок любителей чтения, мы слушаем лекции, организуем дискуссии. На прошлой неделе к нам приезжал лектор из Общества по борьбе с безграмотностью. Оказывается, взрослых учить грамоте легче, чем детей. С возрастом вырабатываются определенные навыки и умения, и человек реалистичнее всё воспринимает.
Гомера явно клонило в сон, и Квиллер решил, что пора ехать. Рода подала ему силуэт в конверте:
— Поместите его в рамку и подарите Полли. Она с удовольствием будет держать его у себя на столе в библиотеке. У вас очень красивая голова.
Как только Квиллер дошел до машины, он открыл конверт. Силуэт был не больше почтовой марки, но сходство с оригиналом угадывалось. Только усы вышли почему-то слишком большими. Возможно, настала пора их подстричь. Голова показалась ему чуть приплюснутой, но в целом он и вправду остался доволен. Приехав в город, он остановился возле универмага Ланспиков и купил в отделе сувениров небольшую рамку.
Вечером, когда Квиллер готовил кошкам ужин, Коко вдруг что-то проворчал и, вспрыгнув на стол, уставился в окно. Пару минут спустя из лесу выкатил красный автомобильчик Селии Робинсон. Но Коко всегда приветствовал её приезд мурлыканьем, а не ворчанием.
Выйдя навстречу, Квиллер увидел за рулём незнакомую женщину. Опустив стекло, она произнесла:
— Мистер Квиллер? Селия Робинсон попросила меня кое-что вам отвезти. Сама она очень занята. — Женщина передала ему три картонки, лежавшие рядом с ней на сиденье.
— Очень ей признателен. А вы её новая помощница?
— Да, сэр.
Женщина была крепкой на вид, но не слишком интересной; она носила очки, волосы были стянуты в тугой узел на затылке.
— Простите, как вас зовут? — спросил Квиллер.
— Нора, сэр.
— Благодарю вас, Нора… Если вы повернёте вон за тем деревом направо, то окажетесь прямо на Главной улице.
— Понятно, сэр. Спасибо.
Поставив картонки в холодильник, Квиллер сразу позвонил Селии поблагодарить за внимание и заботу.
— Я не в силах оторваться от большого ланча, который готовлю на завтра, и решила послать сегодня Нору. Какое она произвела на вас впечатление?
— Ну, какое может быть впечатление? Аккуратная, вежливая.
— Да, с манерами у неё всё в порядке. Она много лет работала прислугой у Спренклов, помогала кухарке. Это её я обучаю грамоте.
— Так это она написала письмо в газету?
— Значит, его опубликовали? Она будет потрясена.
— Вы помогали ей писать, Селия?
— Только исправила кое-какие грамматические ошибки… Вы ещё не открывали картонки? Салат из тунца — для бутербродов. Хлебный пудинг я полила шоколадным соусом, а ещё положила очень симпатичный окорок.
— А чем отличается очень симпатичный окорок от не очень симпатичного?
Селия так пронзительно рассмеялась, что Квиллеру пришлось на время отодвинуть трубку от уха.
— Не буду вас больше задерживать, Селия. Возвращайтесь к своему королевскому цыпленку.
Разбирая доставленные продукты, Квиллер не думал ни о хлебном пудинге, ни о симпатичном окороке. Его мучил неразрешимый вопрос: каким образом кот почувствовал, что в машине не Селия, а другая женщина?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
15 сентября, вторник.
Повозка без лошади далеко не уедет.
Для утренних чтений Коко опять выбрал «Царя Эдипа», и опять, уже в третий раз, Квиллер наложил свое «вето». «Не может быть, — думал он, — чтобы кота привлекал один лишь запах рыбьего клея, исходящий от старинного переплёта. Наверняка где-нибудь между страниц запрятана стодолларовая банкнота, или любовное письмо, или документ на право владения золотым прииском». («Золотая лихорадка» в свое время не обошла стороной и Мускаунти.) Однако, перелистав всю книгу, он не нашёл даже пятна от кофе или шоколада, что, кстати, подтверждало его предположение: книгу ни разу не читали. В конце концов Софокл вернулся на полку, а Квиллер прочитал сиамцам то место из автобиографии Марка Твена, где рассказывается о драке двух котов на крыше.
