китайском ковре, и не казался ни любопытствующим, ни задумчивым, ни виноватым, ни горюющим.
Когда прибыли детективы из Бюро убийств, Квиллер узнал пару, которую встречал раньше. Ему нравился один из них, крупнокалиберный сообразительный детектив по имени Хеймс, не зацикленный на служебном долге; но он не терпел Войцека, чей гнусавый голосок только и годился, что для сарказмов.
Войцек, едва взглянув на Квиллера, спросил:
– С чего бы прессе так быстро здесь очутиться?
– Фотограф был здесь, когда мы прибыли, – ответил патрульный офицер. – Он впустил нас в квартиру. Он тот, кто обнаружил тело и сообщил об этом.
– Как получилось, что вы оказались здесь? – повернулся Войцек к Банзену.
– Я вошёл через окно.
– Ясное дело. Это пятнадцатый этаж. И вы вошли через окно.
– Конечно, тут же снаружи балконы.
Хеймс восторженно оглядывал великолепную гостиную.
– Ты погляди только на эти обои, – сказал он. – Вот бы моей жене когда-нибудь такое повидать.
Войцек прошёл в спальню, а после – на балкон. Посмотрел на землю – пятнадцатью этажами ниже – и измерил расстояние между балконами. Потом прижал к ногтю Банзена:
– О'кей, так как вы сюда попали?
– Я же вам говорил…
– Полагаю, вам известно, что от вас несёт, как от винокуренного завода.
– Банзен говорит правду, – подтвердил Квиллер. – Он перепрыгивал с балкона на балкон всю дорогу от моей квартиры, что на другой стороне.
– Может быть, это и глупый вопрос, – сказал детектив, – но вы не будете против, если я поинтересуюсь
– Ну, вот как оно было, – сказал фотограф. – Мы находились через двор отсюда…
– Он хотел вернуть мне кота, – вмешался Квиллер. – Сюда забрался мой кот.
– Это, верно, тот знаменитый сиамец, – сказал Хеймс, – который вовсю выслуживается, чтобы перебить у меня работенку? Хотел бы с ним познакомиться.
– Он в столовой, под столом.
– Жена у меня просто помешана на сиамцах. Когда-нибудь придётся мне сдаться и купить ей такого.
Квиллер прошёл за дружелюбным детективом в столовую и тихо сказал ему:
– Я кое-что должен сообщить вам, Хеймс. Мы были здесь нынче после полудня, чтобы сфотографировать квартиру для «Любезной обители». И Дэвид Лайк убрал некоторые ценные предметы перед тем, как мы приступили к съёмке. Не знаю, куда он их дел, но они были весьма ценные, а я нигде их не вижу.
Детектив, который пребывал на коленях под столом, никак на это не отреагировал.
– Помнится, – продолжал Квиллер, – была японская ширма о пяти створках, вся выложенная золотом. И длинный вертикальный свиток с изображениями уток и гусей. И деревянная скульптура оленя почти в натуральную величину, судя по состоянию, очень старая. И большая китайская чаша. И золотой Будда около трех футов высотой. Хеймс отозвался из-под стола:
– А шкурка-то у этого парня – как у норки! Эти коты очень дорогие?
Меж тем Войцек разбудил соседей.
В квартире через лестничную площадку обитала старая женщина, тугая на ухо; она сказала, что нынче рано легла, ничего не слышала, никого не видела. Соседняя квартира, восточнее, пустовала; лишь в одной из тех, что были на противоположной стороне, хоть что-то сообщили.
– Мы не знакомы с мистером Лайком, – сказал мужской голос, – но изредка встречаем его в лифте – его и его гостей.
– И слышим его разнузданные вечеринки, – добавил пронзительный женский.
– Сегодня вечером мы ничего не слышали, – заявил мужчина, – кроме его телевизора. Это было очень и очень странно. Как правило, он включает стереопроигрыватель. Музыку, видите ли, слушает.
– Он не включает его. Он его врубает – поправил женский голос – На прошлой неделе пришлось пожаловаться управляющему.
– Когда мы услышали его телевизор, – продолжал мужчина, – то решили, что идет хорошая передача, так что врубили свой ящик. После этого я в его квартире больше ничего не слыхал.
– Никаких голосов? Ни какой бы то ни было ссоры?
– Говоря по правде, я заснул, – признался мужчина. – В конце-концов это оказалась не очень хорошая передача.
– А вы? – спросил Войцек у женщины.
– Когда телевизор работает, а муж храпит, тут и взрыва бомбы не расслышишь.
Вернувшись, Войцек спросил у Квиллера:
– Насколько близко вы знали покойного?
– Я впервые с ним встретился пару недель назад – по заданию «Прибоя». Мало о нём знаю – кроме того, что он устраивал большие вечеринки и, казалось, всем очень нравился – и мужчинам, и женщинам.
– Он был… хммм… дизайнер? – поинтересовался детектив.
– Да, – твердо ответил Квиллер, – и чёрт знает до чего талантливый!
– Когда вы в последний раз его видели?
– Сегодня после полудня, когда мы фотографировали квартиру. Банзен и я приглашали его пообедать в пресс-клубе, но он сказал, что у него назначено свидание.
– Есть предположения – с кем?
– Нет, он просто сказал, что у него свидание.
– Он жил один?
– Да. То есть я предполагаю, что один.
– Что вы этим хотите сказать?
– На его почтовом ящике только одно имя.
– А работает здесь какая-нибудь прислуга?
– На вечеринках у него прислуживали двое – на кухне и при подаче. Уборщиц домоуправление предоставляет своих.
– Знаете кого-нибудь из его родственников или близких друзей?
– Только его партнера по дизайн-студии. Вам надо расспросить Старквезера.
К этому времени приехали врач-криминалист и полицейский фотограф, и Войцек сказал газетчикам: – Вам двоим можно уматывать отсюда. – Я хотел бы знать медицинское заключение, – ответил Квиллер, – чтобы мог представить законченный сюжет.
Войцек взглянул на него в упор:
– Не вы ли тот человек из «Прибоя», который был замешан в ограблении Тейта?
– Я не был в нём
Хеймс позвал из столовой:
– Вы заметили? У этого кота глаза в темноте становятся красными!
Через некоторое время Войцек проинформировал газетчиков:
– Смерть произошла от пулевого ранения в грудь. Стреляли с близкого расстояния. Около десяти вечера. Оружие отсутствует. Мотива грабежа, видимо, нет… Вот и всё. А теперь окажите нам любезность и ступайте домой. Вероятно, вам известно больше нашего. По-моему, все эти сенсации завариваются не без участия вашей газетки.
Чтобы достать Коко, Квиллер заполз под стол и с усилием оторвал от пола кота, который, казалось, пустил там корни.
Хеймс проводил газетчиков до дверей.
– Ваше воскресное приложение отлично смотрится, – сказал он. – Такие шикарные дома! Моя жена