человека не один раз хватали за грудки. И неприятно белело сквозь прорехи голое незагорелое тело, кое-где покрытое царапинами и порезами.
Да не человек это, вдруг понял Груня, уже по-настоящему предчувствуя пруху. Никакой это не человек.
Мертвяк!
И осторожно подумал: вот паскудник? Стоит, пугает людей.
И так же осторожно подумал: а что может храниться в карманах пиджака и брюк у такого паскудника?
Еще раз негромко окликнув привязанного к тополю человека и опять не получив ответа, Груня приблизился.
Он не только приблизился.
Поборов нерешительность, внимательно, не торопясь, по-деловому изучил карманы мертвяка. В брючных карманах оказался только носовой платок. На белом уголке платка лиловыми нитками были вышиты буквы Е и З. Наверное, баба вышивала, подумал Груня. Платок показался ему чистым и он без размышлений переложил платок в свой карман. Пригодится.
В боковых карманах пиджака Груня, к большому разочарованию, тоже ничего не нашел, кроме расчески.
Но расческу взял.
Это хорошо, что мертвяк со мной не спорит, одобрительно подумал Груня про себя. И хорошо, что голова у мертвяка низко опущена, глаз не видно. Но вот плохо, что он, паскудник, так плотно прикручен к дереву, что никак не проверишь задний карман брюк. Обычно в заднем кармане ничего ценного не держат, но проверить бы не мешало.
А как проверишь?
Груня принюхался.
Это хорошо, одобрительно подумал он, что я наткнулся на мертвяка сейчас, а не к вечеру. В сумерках с мертвяками вообще возиться противно. Не дай Бог, могут потом присниться. Известное дело. «Где мой платок, сука? Где расческа?» Зачем мне такие сны?
Осторожно оттянув лацкан черного модного пиджака, немного испачканного глиной, Груня полез во внутренний левый карман.
На этот раз предчувствие Груню не обмануло.
Его пальцы сразу наткнулись на кожу тугого бумажника.
Вот она пруха!
Настоящая.
Ловко переложив тугой увесистый бумажник во внутренний карман своей обшарпанной телогрейки не очень привлекательного цвета и запаха, от которой даже пропотелые паскуды-подружки Олигофрена отказались, Груня нервно и боязливо оглянулся.
Если он прямо сейчас уберется отсюда, подумал он, если он прямо сейчас выйдет к автобусной остановке и зайцем, ругаясь, торопясь, как тот настоящий прыткий бешеный заяц, за час доберется до центра, считай, что можно начинать новую жизнь. Абсолютно новую, абсолютно не похожую на прежнюю. Ну, совсем не похожую! Груня еще не знал, что лежит в бумажнике, он даже не стал заглядывать в бумажник, но он всем хребтом чувствовал, что сколько бы в таком бумажнике ни оказалось денег, на хлеб, на бормотуху, на «Приму» и вообще на новую жизнь их, пожалуй, вполне хватит.
Может, даже не на один раз.
А не на один раз это уже не мало.
Груня по собственному опыту знал, что, имея немного хлеба, «Приму» и бутылочку бормотухи, такой непритязательный человек, как он, может жить неопределенно долго.
Осторожно, чтобы не дай Бог не дотронуться пальцами до холодного мертвяка, Груня оттянул на себя аккуратный лацкан пиджака и полез в правый внутренний карман.
И отшатнулся.
Не поднимая тяжелой, слегка окровавленной на затылке головы, мертвяк слабо вздрогнул. От легкого прикосновения Груни по телу мертвяка как бы прошел некий ток. Или невнятная судорога. Не поднимая головы, мертвяк неразборчиво, чуть ли не по слогам, пробормотал:
– Раз… вя… жи…
– Ты чё?.. Ты чё?.. – испугался Груня. Ему страшно не хотелось возвращать мертвяку тугой бумажник. – Как это я тебя развяжу?.. Ты чё?.. Я, что ль, тебя привязывал?..
И сказал негромко, стараясь, чтобы прозвучало как только можно убедительнее:
– Ты же умер!
И повторил с неким скрытым, но особенным значением:
– Ты же не живой!
– Жи… вой… – еле слышно возразил мертвяк.
Невнятная судорога на мгновение всколыхнула тяжелое, обвисшее на капроновом фале тело мертвяка.
– Ишь, ты, паскудник! «Живой!.». – совсем рассердился Груня, лихорадочно прикидывая, притворяется мужик или все-таки правда потихоньку приходит в себя от его прикосновений. Но было видно, что в любом случае мертвяк с веревки не сорвется. – Я тебя не привязывал!.. Ишь какой!.. Известное дело!.. Я тебя развяжу, а ты сразу в драку!..
– Раз… вя… жи… – еще раз по слогам выговорил мертвяк.
Он будто впервые слова учил.
Но сил у него не было.
Он даже головы не поднял.
Груня огляделся.
Ну, дела!..
Теплое утро.
Зеленая трава.
Тугой бумажник в кармане.
Если действительно развязать такого упрямого мертвяка, он на этом не остановится. Сперва его развяжи, потом ему отдай бумажник! Не без этого. А на кой мертвяку бумажник? Это ему, Груне, некуда податься без бумажника. Без такого тугого бумажника Груне и сегодня придется ночевать в каком-нибудь сквере или в подвале. Без бумажника ему никто и пожрать не даст. С Колькой-недопыркой он, например, подрался. И возле «Альтернативных напитков» бомжи на Груню обозлены. Точно, никто не даст ему сегодня пожрать. Он даже выпить не сможет без такого тугого бумажника. А ему надо выпить. Ему сегодня обязательно надо выпить. Хотя бы настойки пустырника. Или вредной «луковки». У него же потрясение! Как не выпить после такого потрясения?
– Раз… вя… жи…
Еще раз оглянувшись, Груня нерешительно отступил.
Он уже понял, что во внутреннем правом кармане лже-мертвяка ничего ценного нет… Скорее всего, нет… Груня вдруг как-то сразу смирился с этой обидной мыслью.
– Стрелять не будешь? – спросил он строго.
– Не… бу… ду…
– Тогда, значит, так… – раздумчиво пояснил Груня, очень сильно чувствуя свою ответственность за судьбу тугого бумажника. – Ты, значит, давай не шуми… Я таких, как ты, знаю… Зачем тебе шуметь?.. Ты начнешь шуметь, тебя люди услышат… А люди, они разные… Сам, наверное, знаешь… Набегут… То да се… Начнут разбираться… Не без этого… Точно, набегут… Так что, ты не шуми…
– До… ве… ди…
– Кого доведи? – не понял Груня.
– До… ро… ги…
– Вот выдумал!.. – по-настоящему испугался Груня. – «До дороги…». Сам доползешь. Разболтался!.. Тут недалеко до дороги. Я тебя не потащу… Вон на тебе кровь, я телогрейку испорчу… Зачем мне тебя тащить? Тебе-то хорошо. Тебя-то просто отправят куда-нибудь в чистенькую больницу, доктора будут тебя лечить, а меня… Сам подумай, куда отправят меня?.. На нары! Вот!.. Ишь, паскудник, чего захотел!.. Я же не ты. Мне сразу скажут, что это я довел тебя до такой смерти. Понял?.. Обязательно скажут… Мне мотать надо отсюда, ноги делать… И поскорей… Правильно я говорю?.. Эй, слышь! Правильно я говорю? Чего молчишь? Чего замолчал? Помер, что ли?
Человек не ответил.
– Эй!.. – еще раз негромко окликнул Груня.
Он даже пригнулся и снизу заглянул в бледное, низко опущенное лицо человека.
Бледное незнакомое лицо.
Не было в нем жизни.
– Ты это… Ты отдохни… – теперь уже совсем по-настоящему испугался Груня. – У меня же нет ничего… Даже ножа… Как тебя развяжу?.. Ногтями, что ли?.. Я теперь это… Мне теперь развязывать тебя время нет… Ты давай отдохни пока… А я, значит, сбегаю…
И вдруг обиделся.
Ну, что за жизнь?
То червонец отнимут, то мертвяк-паскуда не вовремя встретится.
– Ты это… – уже более твердо, как бы успокаиваясь от неожиданной обиды, проговорил Груня. – Бог терпел и нам велел… Ты терпел, еще потерпи… Не я тебя привязал… Потерпи… Найдут тебя… Скоро найдут… Тут люди ходят… Часто ходят… А я чего?.. Я уйду, тебя и найдут… Тепло, не простудишься… Вон как тепло… Лето… Если и не сразу найдут, ты потерпи…
Человек не ответил.
– Ну, вот и хорошо… – понимающе покивал Груня. – Ну, вот и правильно… А то, в самом деле… Разболтался, как не знаю кто…
И повторил для убедительности:
– Сейчас тепло… Не простудишься…
