стулья, изготовленные из прессованного пластика, все время раздражающе шатаются, так как одна ножка у них непременно короче другой. Возможно ли, по-вашему, в подобной обстановке отговорить клиента от пагубной привычки? А кто-то толкует о психологической эргономике, целительности фэн-шуй!
Размышляя о такой гнетущей перспективе, я наткнулся на Массимо, таксиста, спасителя моей жизни в тот самый вечер. Он сидит на капоте своего такси прямо у дверей синьоры Мальдини и приветствует меня как старого друга, мускулистой рукой обнимая за плечи и прикладывая ладонь к моему лбу:
— La febbre, febbre, quarantena per signor. Presto, presto.[25]
Я с усилием высвобождаюсь и выдавливаю из себя улыбку. Видеть Массимо я, положим, рад, да только от жесткой его хватки оторопь берет.
— Массимо. Grazie, grazie… зато, что привезли меня сюда. К синьоре Мальдини.
И снова выражение его лица становится вдруг непроницаемым. Судя по нему, таксист понятия не имеет, о ком я говорю. Но ведь он должен это знать, он лично привез меня сюда, а теперь вот опять появился перед самым моим отъездом. Уведомленный синьорой Мальдини, полагаю. Недоверчиво кручу головой и крепко, по-мужски, хлопаю Массимо по спине в знак того, что понял и оценил его своеобразный юмор.
Неудивительно, что синьоры Мальдини нет дома: она так и не поняла, когда я уезжаю. Даже немного грустно. У меня нет времени на прощания и уж точно — на выяснения того, сколько же все-таки я должен за комнату. Оставляю на столе почти все свои лиры с запиской: «Arrivederci е molto, molto grazie.[26] Сердечно ваш Джим». Быстро собираю вещи и бегом вниз по лестнице. Массимо уже сидит в машине, двигатель работает.
Мы выезжаем на виа Меццоканноне и вливаемся в поток уличного движения, плотность которого уже превышает все пределы. Понадобилось целых двадцать минут, чтобы добраться до площади Гарибальди. Массимо болтает без умолку. Я мало что понимаю, но, по-моему, что-то о футболе. Кроме того, времени остается совсем мало, и это начинает меня беспокоить. Если транспортная пробка не рассосется, мой самолет улетит еще до того, как я хотя бы приближусь к аэропорту. Перегибаюсь через пассажирское сиденье и стучу пальцем по наручным часам, давая понять Массимо, как я тороплюсь, но он только смеется в ответ. А что, если он вовсе и не думает везти меня в аэропорт? Ведь вот уже два раза в плотном строе машин появлялись прорехи, какими любой мало-мальски уважающий себя итальянский шофер не преминул бы воспользоваться. Опять я покрываюсь потом. Черт, может, расплатиться да и чесануть поперек движения бегом, схватить такси на другой стороне площади? Нет-нет, это было бы совсем глупо, да еще и непорядочно: четыре дня назад Массимо практически спас меня от бог знает каких неприятностей.
Нам понадобилось еще пятнадцать минут, чтобы проложить себе путь вокруг площади Гарибальди и выйти на более свободную дорогу. У меня духу не хватает взглянуть на часы. Над нами ревет «Боинг-737», он снижается. Массимо легко петляет среди машин, его корпус наклоняется влево и вправо при каждой смене полос движения. Я на заднем сиденье тоже шатаюсь из стороны в сторону. Большой указатель над дорогой направляет поток транспорта в аэропорт. Вначале — вылеты, потом — прибытия. Слева один за другим приближаются два поворота с главной дороги, но мы едем мимо. Кричу по-английски: «Что же ты делаешь! Мы проехали…» Массимо молча показывает вперед, нимало не тревожась. И снова у меня в голове зашевелились мысли о похищении. Неужто знакомство с Алессандро придало известную цену моей персоне? Теперь я чего-то да стою?
В конце концов мы свернули круто влево. Шины визжат, я валюсь на сиденье. Мы оказываемся на краткосрочной стоянке, тянущейся до аэровокзала. Слева на обычном подъездном пути стоят в пробке такси и частники. У меня всего пять минут до вылета. И все же еще могу успеть: самолет ни за что не отчалит вовремя, здесь так никогда не бывает. Вытаскиваю две последние десятитысячные купюры и держу их наготове. Примерно в двадцати ярдах от вокзала мы резко останавливаемся: перед нами только припаркованные машины, небольшое ограждение — и вход. Выскочив из машины, Массимо бросается открыть мне дверь. Выбравшись из такси, сую купюры в руку Массимо, а тот и не думает пересчитывать, даже не смотрит на них. Вместо этого обнимает меня, будто сына, и крепко целует в обе щеки. И это еще не все! Похоже, Массимо хочет вдоволь наглядеться на меня перед разлукой, держит меня, чуть отстранив, своими тяжелыми ручищами paesano,[27] сильно сжимая мои предплечья. Должно быть, после того как Массимо доставил меня больного к синьоре Мальдини, он решил, что между нами теперь есть незримая связь. И такое отношение трогает меня до глубины души. Да только надо бежать. Со словами: «Arrivederci е molto, molto, molto grazie, Массимо» — срываюсь с места. Перескакиваю через ограждение и вбегаю в здание вокзала. Надписи и указатели плывут у меня перед глазами точно так же, как и в день прибытия. Я ориентируюсь по эмблемам и фирменным цветам авиакомпаний. Возле регистрационной стойки стоит одинокий пассажир. Я встаю за ним, стараясь отдышаться. Пассажир отходит, и я протягиваю свой билет. Девушка смотрит на билет, потом на меня и качает головой:
— Самолет улетел.
— Самолет улетел?
— Да, signor.
Смотрю на часы: прошло две минуты после времени вылета.
— Улетел две минуты назад, — говорит девушка.
— Да ведь они никогда не улетают вовремя! — упорствую я. — Всегда задерживаются!
— Извините, signor. Если вы подойдете вон к той стойке, сможете забронировать место на ближайший рейс.
Оглядываюсь вокруг. Раньше, попав в такую историю, я пустился бы в спор с ближайшим служащим авиакомпании, пребывая в капризной уверенности, что простая логика или блистательное красноречие сможет изменить ситуацию, обратить время вспять: и самолет как бы не улетел, а задержался, и я вроде не опоздал и лечу домой, ну и так далее. Однако сейчас я спокоен. Пересекаю вестибюль. Мне говорят, что есть свободное место на рейс во вторник. Я, конечно, могу заплатить две цены и лететь домой завтра. И так и эдак на работу я опаздываю. Отхожу и присаживаюсь на свою сумку, надо пораскинуть мозгами. Наличных у меня нет, деньги на кредитной карточке почти на исходе, каждое пенни на моем счете расписано на прямые платежи, постоянные заказы и на всякий прочий подходящий электронный способ вытянуть из меня деньги. Я никак не могу заплатить за завтрашний рейс. Придется лететь во вторник. Еще два дня в Неаполе: судьба наконец-то подыгрывает мне. Всего-то и придется звякнуть завтра на работу, извиниться, объяснить и договориться, что я начну со среды, а то и со следующей недели.
В киоске обмена валюты мне вручают триста тысяч лир. За перемену даты заказа билета с меня берут двадцать фунтов стерлингов. Потом я покупаю телефонную карту и звоню себе на автоответчик с целью поменять исходящее сообщение на тот случай, если завтра никого не застану в клинике. Я занемог. Застрял в Неаполе. Вернусь во вторник вечером. Прошу прощения за любые неудобства. Сделав это, удаляюсь из аэровокзала, чувствуя себя заметно лучше в сравнении с тем инвалидом, который едва дотащился до стоянки такси три дня назад. Но и теперь передо мной возникает та же картина: Массимо стоит у распахнутой задней дверцы своего такси, будто швейцар в ливрее. Я развожу руками: вообще-то неизбежность присутствия Массимо меня не удивляет. Он точь-в-точь повторяет мой жест, потом указывает на заднее сиденье. Без лишних слов (то есть без тех, что понятны мне) меня снова доставляют прямо к синьоре Мальдини, причем в транспортном потоке мы лавируем так легко, будто машина сделана из ртути.
Шагаю снова к себе в комнату и понимаю, что все это похоже на длинный-предлинный сон: пансион Массимо, синьора Мальдини, девица-красавица из моего прошлого, ее муж, pentito этот самый, — может, я еще не вполне оправился от болезни, просто пустился в полубредовое путешествие по Неаполю. Что делать, когда думаешь, будто видишь сон, и в то же время знаешь, что не спишь? Чтобы убедиться окончательно, надо ущипнуть себя? Вот ведь какая глупость, и я все же резко оттягиваю кожу на тыльной стороне ладони. Больно. От щипка остается красное пятно. Это не сон.
Смотрю вниз через перила на зеленовато-лимонный дворик. Синьора Мальдини сидит в шезлонге рядом с пожилой леди в кресле с прямой спинкой. Я их не заметил, когда входил.
— Signor Jim! — удивленно восклицает синьора Мальдини и тут же вытаскивает ключ из переднего кармана халата и машет мне.
Когда я подхожу, она представляет меня пожилой леди:
