которую можешь оказать. Ты обязан им помогать, потому что знаешь как. Кто им поможет, если не ты, подумай об этом». Д-р Кедр очень устал, усни он сейчас, лицо его даже сестра Анджела не отличила бы от коры.
«Ты в западне. Но не я ее поставил, – писал он Гомеру. – Поскольку аборты запрещены, у женщин, которым он нужен, безопасного выбора нет. И у тебя нет, раз ты можешь оказать им помощь. Ты скажешь, я попираю твое право выбора, но ведь и их право попрано. Если бы аборт был легален и женщина сама решала свою судьбу, ты бы тоже имел это право. Отказался бы делать аборты, зная, что женщине поможет кто-то другой. Но сегодня ты загнан в угол. Все загнаны – и ты и женщины. Все жертвы.
Ты – созданное мной произведение искусства. Вся остальная моя жизнь – только труд ремесленника. Не знаю, есть ли в тебе потребность творить, – написал в заключение д-р Кедр. – Но я знаю, для какой работы ты создан. И ты это знаешь. Ты – врач».
Письмо было отправлено с той же почтой, что и покаянные письма с вещественными доказательствами, адресованные попечителям. Сестра Каролина не только сама отнесла их на станцию, но и проследила, чтобы мешок с почтой был погружен в вагон. Когда поезд отошел, сестра Каролина заметила молодую женщину, сошедшую на противоположной платформе и явно не знающую, куда идти; начальник станции смотрел телевизор, и обратиться было не к кому. Сестра Каролина окликнула ее, и догадка ее подтвердилась – женщина искала приют. Она, правда, лишь кивнула головой, то ли не могла говорить, то ли не хотела. И пошла вслед за сестрой Каролиной в приютскую больницу.
Д-р Кедр тем временем заканчивал аборт женщине, приехавшей накануне и проведшей ночь в приюте.
– Очень сожалею, что вам пришлось ждать, – сказал ей д-р Кедр. – Надеюсь, вас никто не обидел?
– Никто. Все были очень добры, – ответила женщина. – И даже дети такие милые. Те, которых я видела.
Д-ра Кедра удивило это «даже». Можно ли так говорить про детей! Дети милые всегда и везде. И он неожиданно спросил себя: как же выглядит Сент-Облако в глазах посторонних?
Он было пошел в провизорскую немного вздремнуть, но сестра Каролина уже вела еще одну пациентку. Молодая женщина не ответила на приветствие, и д-р Кедр невольно отнесся к ней с подозрением.
– Вы беременны? – спросил он. Женщина кивнула. – Два месяца? Женщина покачала головой и подняла три пальца. – Три месяца? – спросил Кедр, женщина пожала плечами и подняла четыре пальца. – Так, может, четыре? – Она подняла всю пятерню. – Ага, пять? – Женщина прибавила один палец другой руки. – Шесть? – спросил Кедр. Женщина пожала плечами.
– Вы уверены, что беременны? – опять спросил д-р Кедр. Женщина кивнула. – Но не знаете, какой срок? – продолжал допрашивать он странную пациентку, сестра Каролина тем временем помогла ей раздеться; женщина оказалась в крайней степени истощения, но теперь было видно, что беременность у нее большая. Д-р Кедр осмотрел ее, она была очень горячая и от каждого прикосновения вздрагивала.
– Беременность у вас шесть с половиной месяцев. Делать что-либо поздно, – сказал он. Женщина затрясла головой.
Он хотел осмотреть ее более тщательно, но сестра Каролина никак не могла правильно ее усадить. Пока Каролина мерила ей температуру, Кедр щупал ладонями напряженный живот. С каждым его прикосновением женщина задерживала дыхание.
– Вы пытались что-то сделать? – мягко спросил д-р Кедр. – И наверное, что-то повредили себе? – Женщина замерла без движения. – Почему вы не отвечаете? – выспрашивал ее Кедр, женщина покачала головой. – Вы немая? – Она опять покачала головой. – Кто-то с вами жестоко обошелся? – Женщина опять пожала плечами.
Наконец сестре Каролине удалось удобно посадить пациентку в кресло.
– Сейчас я буду смотреть вас внутри, – стал объяснять д-р Кедр. – Вот этим зеркалом. – Он показал инструмент. – Он холодный, но больно не будет. – Женщина опять затрясла головой. – Я не сделаю вам больно, я только посмотрю.
– У нее температура 104[13], – прошептала сестра Каролина д-ру Кедру.
– Не надо так напрягаться, вам будет легче, – сказал д-р Кедр, чувствуя сопротивление влагалища.
Наклонился, чтобы осмотреть, и тут женщина заговорила:
– Это не я. Я бы никогда не совала в себя это.
– Это? – переспросил д-р Кедр. – Что это? – Ему вдруг захотелось сначала узнать – что, а уже потом смотреть.
– Это не я, – повторила женщина, – я бы никогда такого не сделала.
Д-р Кедр наклонился ниже к зеркалу, и у него перехватило дух. Смрад гниющей плоти, сепсиса был так силен, что он бы закашлялся, если бы не задержал дыхания, а знакомая пылающая краснота воспаления, даже подернутая слегка выделениями, могла ослепить смельчака, рискнувшего заглянуть в зеркало и видящего воспаление впервые. Уилбур Кедр задышал медленно и равномерно – единственный способ придать руке крепость. Он смотрел на воспаленные внутренности женщины и качал головой – их жаром можно воспламенить мир. «Ну что бы ты на это сказал, а, Гомер?» Жар, отраженный зеркалом, жег его глаза.
Глава одиннадцатая.
Нарушил правила
Мелони, на попутных приехавшая в «Океанские дали», теперь таким же манером возвращалась в Бат; у нее пропала охота собирать яблоки. Дома она подумает, как провести отпуск, а может, досрочно вернется на работу. В Бате она сразу же пошла в пиццерию, куда ходили все ее дружки; вид у нее был до того несчастный, что Лорна, бывшая там, оставила амбала, с которым любезничала за стойкой, и подсела к Мелони.
– Вижу, что ты его нашла, – сказала она.
– Он очень изменился, – ответила Мелони и выложила Лорне все до конца. – Мне не из-за себя так плохо. На самом деле я и не ожидала, что он все бросит и пойдет со мной. Я расстраиваюсь из-за него, он раньше был не такой. В моих глазах он был героем. Глупо, конечно, но у него всегда был такой вид. Он был настоящий. Казался мне в тысячу раз лучше других, а это, оказалось, просто одна внешность.
– Но ты ведь не знаешь, что с ним за эти годы случилось, – философски заметила Лорна, она не знала Гомера, но всегда сочувствовала тем, кто пострадал из-за секса.
Ее теперешнее «страдание» выказывало явные признаки нетерпения за стойкой. Амбала звали Боб, ему надоело ждать, он встал и подошел к столику, где две женщины сидели, взявшись за руки.
– Вся беда в том, – говорила Мелони, – что Гомер – мужик. Я знала только одного мужика, который не был на поводу у своего члена, – (Мелони имела в виду Д-ра Кедра), – да и тот утешался эфиром.
– Ты со мной пойдешь или опять будешь с ней путаться? – рявкнул Боб, обращаясь к Лорне, но глядя на Мелони.
– Мы старые друзья, – мирно сказала Мелони, – просто разговорились.
– Я слыхал, ты в отпуске, ну и катилась бы куда подальше.
– Иди-ка ты, парень, отсюда, поищи для своего хрена другую лохань. Нет, не лохань, тебе и стопки хватит! – разразилась Мелони и не успела моргнуть, Боб вывернул ей руку, да с такой силой, что сломал кость, да еще хрястнул лицом по столу.
К счастью, подскочили рабочие с верфи и оттащили его от Мелони.
Из больницы поехали в свой пансион, куда же еще, и обе снова стали жить вместе. Пока Мелони поправлялась, Лорна перевозила обратно вещи. Опухоль на лице через несколько дней спала, а синяк под глазами и на скулах, пройдя весь радужный спектр от матово-черного до зеленовато-желтого, исчез не скоро.
– Знаешь, – говорила Мелони, положив саднящее лицо Лорне на живот (Лорна при этом поглаживала ее волосы), – в детстве у Гомера была какая-то особая храбрость. Он всегда восставал против того, с чем не был согласен. А теперь посмотри на него – трахает жену калеки и лжет сыну.
– Отвратительно, – согласилась Лорна. – Да забудь ты о нем.
Мелони ничего не ответила.
– Почему ты не хочешь подать в суд на Боба? – вдруг спросила Лорна.
