парка орошается открытым стоком канализации. Трава радуется, улыбается ему и стаду пятнистых свиней, веселящихся в сточных водах. Бижу вспугнул свиней, свиньи, радостно визжа, понеслись прочь; с их спин взметнулась вверх стая возмущенных ворон. Неудобный экстренный взлет спиной вперед, боком, чуть не кувырком — что поделаешь! Замер в неуклюжей позе толстый джоггер в пестром тренировочном костюме, прервал полезное для здоровья полезного члена общества занятие. Замер дожидающийся джоггера шофер, замерла меж его зубами веточка нима, замерли пальцы, ковыряющие в зубах этою веточкой.

— Хух! Хух! — вопит Бижу, несется за свиньями. — Хух! Хух! — гонится за коровой. Перепрыгивает через буйное веселье папоротников, бросается на шведскую стенку, подтягивается, отжимается, энергия брызжет из него во все стороны, в бесконечную Вселенную.

*

На следующее утро счастливейший из смертных телеграфирует отцу, делится счастьем. И вот уже повар — счастливейший из отцов. Вину не ведает, что сердце Саи тоже переполняется счастьем. Страшным разочарованием для нее оказалось открытие, выпавшее на ее долю при приезде Бижу в Калимпонг, к жуликам из «круизной компании». Оказалось, что у повара есть своя семья, что не о ней одной его помыслы, что в первую очередь заботится он о сыне. С приездом сына ей доставались лишь крохи его внимания. Оказалось, она лишь временная замена, отдушина для нерастраченного отцовского чувства.

— Юп-пи-и-и-и! — взвилась она, услышав о разрешении на въезд в заокеанскую даль. — Гип-гип ур- ра-а-а-а-а!

*

Этак годика через три после получения визы счастливейший из смертных поскользнулся в кафе «Ганди» на гнилом шпинате, поехал вперед по зеленой слизи и грохнулся на пол. И не смог подняться. Колено.

— Врача надо! — простонал он, когда Саран и Джив помогли ему усесться на свернутый матрас рядом с ящиками овощей.

— Врача! Ты знаешь, сколько стоит вызов врача в этой стране?

— Это в вашей кухне случилось. Вы отвечаете.

— Я отвечаю? — Хариш-Харри возмущенно упер руки в бедра. — Ты свалился. Упал бы ты на улице, кого бы звал, а?

Он ввел этого парня в заблуждение. Плакался ему в жилетку, клеил с его помощью разбитый мир иллюзий…

— Я подобрал тебя с улицы, в дом впустил, как родного, без бумаг, и вот твоя благодарность! Ты живешь у меня бесплатно. В Индии тебе бы вообще не платили! У тебя никаких прав! А я виноват, что вы даже пол не моете, неряхи? С вас надо спросить за то, что живете как свиньи. Я заставляю вас быть неряхами?

Боль в колене подстегивала Бижу, гнала его напролом. Он проткнул хозяина горящим взглядом.

— Если б мы не жили как свиньи, вы бы не гребли деньги лопатой. Мы день и ночь упираемся горбом ни за грош, как рабочая скотина, потому и живем по-скотски. Почему бы вам не обеспечить нас «зелеными картами»?

Ядерный взрыв эмоций. Извержение Кракатау.

— Я? Вас? «Зелеными»… «Карта» тебе — значит, «карта» Риши, «карта» Риши — значит, «карта» Сарану, «карта» Дживу, и еще приползет мистер Лалкала и завопит: «Несправедливость! Я первый, я дольше всех здесь!» Значит, бежать в иммиграционную службу и написать заявление, что ни один американец за эту работу не возьмется. А они сделают вид, что в это не верят. И я должен это доказывать. Что я давал объявления. Они придут проверять мое кафе. И мигом упекут меня за решетку. «Карту» ему! Не нравится — катись отсюда, не задерживаю! Думаешь, незаменимый? Да таких, как ты, — свистни, набегут. Мгновенно! — Он щелкнул пальцами, чтобы показать, как легко он, его кафе, этот город и вся планета обойдутся без Бижу. — Вон отсюда!!!

Вопль его относился к Бижу, но поскольку колено не давало возможности перемещаться без посторонней помощи, из кухни испарился сам Хариш-Харри. Он понесся к себе наверх, но очень скоро снова спустился. Его настроение менялось во мгновение ока, это все давно заметили.

— Послушай, я ведь с тобой всегда обходился по-доброму, — заворковал он. — Я ведь не нехороший человек, правда? Зачем ты со мной так? Что могу, я делаю, но не все в моих силах, ведь так? — Он вытащил из бумажника полусотенную купюру. — Вот возьми. Отдохнешь. Можешь помогать лежа, овощи там резать, то-се… Не пройдет колено — возвращайся в Индию. Там врачи хорошие и дешевые. Вылечишься — снова вернешься.

Оконная рама выстроила на полу свою несложную светотеневую геометрию. Узор перемещался, постепенно переползал на стену.

В Индию.

Назад.

Вернуться.

Отступить.

Когда-то в одной из кухонь многокухонного прошлого счастливейшего из смертных кто-то мимоходом бросил: «Не так уж здесь тяжело, иначе вас не наползла бы сюда такая уйма».

Тяжко, очень тяжко приходилось им здесь. Но, несмотря на это, их «наползла сюда такая уйма», и ползли все новые, рискуя жизнью, унижаясь, ненавидя, отрекаясь от семей, от прошлого…

Хариш-Харри не дурачок. Он все это прекрасно знает. Как у него язык повернулся помянуть возвращение? Этак легко, пальчиком грозя, как малышу-шалунишке.

— Шалунишка, — погрозил пальчиком Хариш-Харри и притащил Бижу прасад из храма в Куинзе. — Хлопот из-за тебя…

Лимит хозяйских забот и хлопот исчерпан, понял Биясу. Старая уловка хитрозадых индийских хозяев и хозяйчиков в сложной, многоходовой игре «господин — слуга». Благосклонный патриарх с отеческой улыбкой склоняется к стаду… вместо регулярной платы заткнуть глотку подарком-другим-третьим…

Лежит Бижу на своем матрасике, следит, как солнце скребет фасады. Куда ни глянешь в этом городе без горизонтов, везде карабкаются вверх этажи, жаждут света, давят подножие тьмой. День продирается сквозь лабиринты по расписанию: здесь с десяти до двенадцати, там с десяти пятнадцати до десяти сорока пяти, где-то «с полвторого до без четверти четыре». День арендован-переарендован, сдается с рук на руки, его прихода дожидаются домашние коты, растения на подоконниках, старики, принимающие теплые лучи дряблыми щеками и дрожащими коленями. День здесь даже не гость, а какое-то мимолетное напоминание о чем-то далеком, недостижимом.

*

Две недели — и Бижу уже ходит, хотя и опираясь на палку. Еще две недели — и даже боль прошла. По-прежнему досаждает лишь проблема с «зеленой картой».

Чертовы бумаги. «Зеленая карта». Мачут сала олу пата чаар cay биис, «зеленая карта», которая не карта и которая не зеленая. День и ночь она копошится у Билсу в мозгу, как курица в мусорной куче. Проникает в желудок и подступает к горлу. Билсу выворачивается наизнанку и спускает ее в канализацию.

Письма от отца. Билсу плачет. Вскрывает конверты, читает. Слезы высыхают, вскипает злость.

«Помоги, пожалуйста, Они… Я уже писал тебе о нем, но ты не ответил… Он ходил в посольство и очень американцам понравился. Через месяц прибудет… Может быть, остановится у тебя, пока что-нибудь не подыщет…»

Билсу скрипит зубами не только наяву, но и во сне. Однажды просыпается с треснувшим зубом.

— Грохочешь, как бетономешалка, — жалуется Джив. — Ты зубами гремишь, крысы топают, как носороги, не заснуть!

Однажды ночью Джив проснулся и накрыл крысу в гулком жестяном ведре, на дне которого милый зверек обнаружил какое-то лакомство. Он спрыснул крысу бензином из зажигалки и поджег ее.

— Да угомонитесь вы наконец, мать вашу!!! — вопили сверху. — Дайте поспать, падлы поганые, суки гребаные!!! Чтоб вас… бать-мать-перебрать!!!

Об асфальт зазвякали бутылки, брызги осколков взметнулись с мостовой.

*
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату