проверяющую, стоят ли эти тринадцать участков в нужной последовательности. Тут-то и начиналось самое интересное. Если ответ был положителен, компьютеру полагалось просто-напросто проигнорировать полученный результат.
Куинн просматривала страницы и обведенные на них строки, судорожно пытаясь понять, что же именно она обнаружила. Ясно было только одно: система CODIS с самого начала программировалась так, чтобы исключить одну-единственную последовательность ДНК. Если ФБР искало или пыталось внести в базу последовательность 15,16/30,33.2/16,20/20,25/11,17/14,/16/8,13/11,11/9,11/10,10/8,11/7,9.3/9,13, то система CODIS просто не узнавала ее, выдавая отрицательный результат. И еще в одном девушка была уверена столь же твердо: кто бы ни вносил в программу этот обходной путь, он нарочно замаскировал его, спрятав отдельные отрывки в разных частях программы.
Оставался вопрос — зачем?
Поднявшись, Куинн прошлась вдоль стойки за очередной чашкой чаю. И, уже собираясь отглотнуть, вдруг заметила слабое мерцание, что пробивалось сквозь закрытые ставни витрины.
О черт!
Со стуком отставив чашку, она взглянула на висевшие над стойкой часы с изображением Элвиса. Почти семь утра! Девушка бросилась обратно и принялась поспешно собирать устилавшие пол бумаги.
Кажется, в первый рабочий день она создаст о себе яркое впечатление! Опоздавшая, не выспавшаяся, не принявшая душ и не переодевшаяся.
Глава 13
Он видел трещинки.
Невидимые никому другому, они появились, исказив все его совершенство. Он попытался снова превратить лицо в непроницаемую маску добродушия и легкой тревоги — маску, которая обеспечила ему пропуск в этот дом, но все равно видел в глазах подлинного себя. С глазами всегда было справиться труднее всего. Было что-то такое… необычное в почти бесцветных белках, окружавших зеленую радужную оболочку, в сочетании зеленой радужки с крохотными морщинками у глаз и формой бровей. Эти глаза отличались удивительной выразительностью.
Что же они выражали?
Он вспомнил, как в детстве считал, будто внутри его кто-то живет. Кто-то совсем маленький и слабый, кого легко подавить. Лишь очень не скоро он постиг правду. Или — не так уж не скоро? Быть может, он всегда ее знал, с самого начала. Он сам и был тем, кто таился внутри. Все остальное — только маска.
Отодвинув вазу с букетом цветов, он нагнулся поближе к зеркалу, висевшему на стенке за комодом. Что ж, могло быть и хуже — бывало и хуже. Он прекрасно помнил: знакомые вдруг начинали избегать его, с беспокойством гадая, что же в нем вдруг так переменилось. Даже люди, случайно встреченные на улице, и те, сами не понимая почему, вдруг нервничали, когда он оказывался поблизости, и спешили найти повод свернуть в сторону, очутиться подальше от предшествовавшего его появлению ощущения беспричинного страха. Ничего определенного — просто все равно что принадлежать к другому биологическому виду, отличаться от остального человечества. Как будто вся его физическая оболочка — лишь наряд, сшитый из плоти и крови, костюм для того, кем он, человек перед зеркалом, был на самом деле. Однако человек знал, что долго так не продлится. Это конец, а не начало. Конец, который должен был настать давным- давно.
Все еще завороженный собственным отражением, он провел пальцами по волосам — и разом сбросил растрескавшуюся маску. Совсем как повелитель теней, призывающий их по своей команде, приказывающий им начать на его лице игру, стереть все то, что он носил лишь для показа окружающему миру, оставить лишь таящийся внизу голый череп.
Наконец оторвавшись от зеркала, он посмотрел на пол. Первые лучи только-только начали струиться в окно, освещая крохотную кухоньку и тускло поблескивая на черном пластике под ногами. Казалось, она смотрит прямо на него, хотя он знал — она ничего не видит. Он наблюдал, как полоска света чуть двигалась, высвечивая туманную пустоту глаз лежавшей на полу молодой женщины. Руки ее были привязаны к тяжелому дубовому столу посреди комнаты, ноги — к буфету за спиной стоявшего тут человека.
Осторожно ступив между раскинутых ног убитой, он провел босой ступней вверх по ее бедру. Цвет кожи так красиво менялся, переходя от ровного загара ног к кремовой белизне лона, но этого было уже не видно. Все тело несчастной покрывали узкие полосы разрезов, прямые красные линии, частично скрывшие наготу молодой женщины под бурой коркой запекшейся крови. Двигая ногу дальше — по мягким волоскам на лобке и выше, по животу, он прикрыл глаза. Кое-где кровь была ровно той консистенции, чтобы подошва на долю секунды прилипала к ней. Тогда юная кожа натягивалась, поднимаясь за движением стопы. Как он любил это ощущение!
Но теперь всего этого было уже мало. Он помнил такое чувство и прежде — чувство, будто он танцует на грани пережитого опыта. Отчаянная потребность войти в сознание своих жертв, стать частью их боли и страха, поймать прилив и уплыть с ним. Узнать, что видели они в эти последние мгновения. Последовать за ними в смерть.
Он лег рядом с молодой женщиной. Свернулся в позе эмбриона и положил голову на левую грудь убитой. Утреннее солнце пригревало все сильнее, и он ощущал, как по голой коже ползет теплый луч.
Он позволил посадить себя в клетку. Позволил кормить, дрессировать, заботиться о себе. Позволил им лишить его переживания опасности и непредсказуемости. Однако с этим покончено. Потребовались годы, но теперь власть в его руках.
Он не станет действовать сразу. Позволит предвкушению медленно нарастать — как делал всегда. И когда оно станет невыносимым, когда руки начнут трястись от напора бушующего в крови адреналина — вот тогда и настанет нужный момент.
Глава 14
Куинн показала временный пропуск, и охранник на воротах махнул ей проезжать, даже не попросив опустить окно. Пустячок, а приятно, поскольку жевательную резинку, предназначенную заменить зубную щетку, девушка как зашвырнула между сиденьями, так еще и не доставала.
Слава Богу, пробок на дороге не оказалось, и — если, конечно, не заблудиться в поисках нужного корпуса — у Куинн еще оставалось несколько минут в запасе. Девушка ехала с максимально разрешенной скоростью, практически не обращая внимания на разбросанные среди красивых деревьев вальяжные здания фэбээровского центра. Сейчас Куинн больше интересовало, как выглядит она, а не все вокруг.
Она критически обозрела себя в зеркальце заднего вида. С волосами все в порядке — при длине полтора дюйма особенно не разлохматишься. Недосып давал о себе знать общей зеленоватостью вида, но самое худшее — здоровенные синяки под мутными и красными глазами — было скрыто толстой пластиковой оправой очков.
Куинн уже почти убедила себя, что выглядит хоть куда, как по другой стороне дороги трусцой пробежала стайка агентов-практикантов. Стройные, загорелые, ясноглазые. Нарочно они, что ли, издеваются? Гады!
К счастью, указания, полученные девушкой накануне, оказались просты, и за три минуты до начала рабочего дня она без труда втиснула машину на свободное место на парковке. Схватила чашку, пару пакетиков чая, нашла жвачку и выскочила из машины — отнюдь не так грациозно, как хотелось бы. И уже собиралась захлопнуть дверцу, как вдруг заметила на пассажирском сиденье рюкзачок с распечатками программы «СТД». Конечно, чувства собственного достоинства, свойственного, например, кожаному «дипломату», этому рюкзачку недоставало, но все равно казалось как-то приличнее явиться на новую работу с ним, чем с пластиковой чашкой и пачкой мятной жевательной резинки в руках.
