— Не переоценивайте мой патриотизм, доктор. Я закрою проект, вы и глазом моргнуть не успеете. — Невысказанная угроза прозвучала вполне явственно, как и задумывалось. Конец проекта стал бы концом и доктора Эдварда Марина. Но это был пустой блеф. Патриотизм Прайса не имел никакого отношения к делу. А вот амбиции очень даже имели. И Марин знал, что их переоценить невозможно. Он изобразил на лице намек на неуверенность. Его план, хотя еще и не доведенный до конца, предполагал, что в «СТД» некоторое время продержится прежний порядок вещей.
Прайс увидел, что выражение лица собеседника изменилось, и решил, будто окончательно победил.
— Вы упомянули Эрика Твена, доктор. Мы полагаем, что он сейчас находится в обществе молодой особы, которая принялась расследовать эту… ситуацию. Мы полагаем, что она связалась с ним потому, что он был замешан в происшествии в Университете Хопкинса.
«Ситуация». «Происшествие». Марин с трудом подавил улыбку. Смешно, что Прайс прячется за такими бескровными и невыразительными эвфемизмами.
— Жизненно важно найти его. — Прайс сделал драматическую паузу. — Это в интересах нас обоих.
Марин медленно кивнул, словно мучительно принимая решение.
— Думаю, я могу вам помочь, — наконец произнес он.
Прайс почти незаметно улыбнулся, а Марин наклонился вперед и взял с письменного стола перед ним блокнот. Написав на нем что-то, он подтолкнул блокнот по столу к генералу.
— Что это? — спросил Прайс, читая список из двенадцати имен. — Тирелл Дариен? Разве он не на нас работает?
— Трое из этих людей работают на нас, — отозвался Марин. — Думаю, существует большой шанс, что Твен свяжется с одним или несколькими из них.
— Почему?
Да потому, что он сам рассказал Куинн про «СТД»! Марин предполагал, что Эрик станет звонить знакомым из разных областей науки, пытаясь выяснить что-нибудь про компанию. Нельзя было исключать и тот вариант, что он и прекрасная, прекрасная Куинн Барри уже знают, кто он такой. Но разумеется, рассказывать об этом Прайсу было бы непрактично.
— Назовите это наитием, генерал.
Глава 42
— Мне и правда жаль, что тебе приходится этим заниматься, — промолвила Куинн, хотя знала, что говорит более или менее сама с собой. Она уже научилась узнавать характерный наклон головы и остекленевшие глаза, характерные для припадков максимальной сосредоточенности у Эрика. С минуту он сидел неподвижно, глядя на крупные буквы, выведенные на стене гостиничного номера черным маркером:
СТАРШИЕ КЛАССЫ
ВЫПУСКНЫЕ ТЕСТЫ
ПОИСКИ РАБОТЫ
УЧЕБА В УНИВЕРСИТЕТЕ
АСПИРАНТУРА
ДОСТУП К СЕКРЕТНЫМ МАТЕРИАЛАМ
ПРОЧЕЕ
Куинн ползком подобралась к одному из ящиков, содержащему историю короткой жизни Шэннон Дорси, и отволокла его к тому куску ковра, на котором устроила себе рабочее место.
Как оказалось, родители Шэннон точно так же не хотели расставаться с вещами погибшей дочери, как и родители Кэтрин Таннер. Они даже ФБР-то их отдавать, пусть и временно, не хотели — но все же после долгих уговоров согласились.
— По-моему… Ага. Вот результаты тестов Шэннон, — пропыхтела Куинн, водружая на колени кипу бумаг. — Тысяча триста девяносто. Неплохо.
Это, похоже, вывело Эрика из транса. Подойдя к коробкам, он рывком отодрал крышку с еще одной коробки Кэтрин. Гнетущий запах плесени усилился.
— А сколько получил ты?
Эрик прислонился к стене и сполз на пол, держа в руках ветхий трофей и пачку разноцветных блокнотов.
— А?
— На выпускном тесте?
— А-а-а, на нем? Тысяча пятьсот восемьдесят.
— Правда?
— Чему удивляешься?
— Думала, у тебя верных тысяча шестьсот.
— Наверное, ошибся где-нибудь на устных. — Он пожал плечами. — Да мне и было-то всего девять.
— Ну вот. — Куинн сдвинула очки на лоб и потерла глаза.
Часы показывали четыре, а это означало: они с Эриком возятся тут уже почти пять часов. Девушка запихнула стопку любовных писем Шэннон в коробку с маленькими мягкими игрушками и подползла по ковру туда, где сидел, привалившись к стене, Твен.
— Кофе бы, — простонала она, прислоняясь к молодому человеку.
Он перелистнул очередную страницу старых характеристик Шэннон времен ее подработки в университетской столовой.
— А мне казалось, ты не любишь кофе.
Нахмурившись, девушка перегнулась через Эрика, закрывая телом листы у него на коленях, и дотянулась до кофейника, что стоял с другой стороны.
— Помочь тебе как-нибудь? — спросила она, наливая себе полную чашку.
Он легонько толкнул ее в бок, спихивая с бумаг.
— Знаешь, вот так читать не очень удобно.
— Ой, да, конечно. Прости. — Куинн выпрямилась, облизала ложку и поморщилась от горечи. — Нет, правда. Я могу помочь?
— He-а. Уже почти все.
Девушка легла на пол и положила голову на ногу Эрика. Пить вот так, лежа, было не слишком удобно, зато затекшая шея начала потихоньку освобождаться от напряжения.
Большинство коробок, уже просмотренных и снова закрытых, стояли на задвинутой в угол номера кровати. У противоположной стенки, под надписью Эрика, лежали аккуратные стопки документов убитых девушек.
Хотя в комнате было тепло, да и кофе не успел еще остыть, Куинн пробирала дрожь. Жутковато как- то: находиться в окружении всех этих пожелтевших напоминаний о живой плоти и крови юных женщин, которые дышали, работали, учились, радовались и огорчались — а потом погибли внезапной, жуткой и бессмысленной смертью.
Впрочем, Куинн с Эриком еще крупно повезло, когда они сумели получить эти документы. Судя по всему, в их распоряжении сейчас находилось практически все, что осталось от двух первых известных жертв маньяка. К несчастью, добыть вещи Лайзы Иган оказалось невозможно: родители после смерти дочери переехали в Калифорнию. Честно говоря, Куинн была этому даже рада: во время работы то и дело из конвертов выпадали старые фотографии; с какого-нибудь клочка бумаги вдруг веяло почти
