Мне не нравится, когда меня загоняют в угол или ставят мне ловушки. Рассказав притчу о старике и задав вопрос о Кельде, Сэм явно рассчитывал, что я попадусь в расставленные сети. Не вышло.
— За кого ты меня держишь? — спросил я тоном насмешливого негодования.
Теперь пришла его очередь смеяться.
— Мы ведь с этим уже определились, разве нет?
Будить Шерри и Саймона не хотелось, поэтому, решив все же позвонить Сэму, я набрал номер его пейджера.
Держа у уха маленький телефон Лорен, я стоял на веранде и вслушивался в звуки ночи. Наслаждению обычной ночной симфонией мешало вторжение постороннего шума, напоминавшего дуэль между бензиновой газонокосилкой и скрипачом-бабуином. Должен сказать, по сравнению с раздирающими тишину криками недовольной лисицы кошачий концерт может показаться музыкой божественного Моцарта.
Телефон завибрировал. Хорошо, что Лорен поставила его на вибрацию, потому что на фоне стонов и завываний лисы я бы просто ничего не услышал.
— Привет, Сэм. Это Алан.
Он совсем даже не обрадовался.
— Чей это номер?
— Лорен. Я звоню с ее телефона. Боялся ее разбудить, вот и вышел на веранду. Послушать чертовых лис.
— Ты для этого меня разбудил? Чтобы и я их послушал?
Я протянул руку в ночь, доставляя Сэму бесплатное удовольствие.
— Нравится?
— Кошмар. И вы слушаете это каждую ночь? Плата за счастье жить в пригороде?
— Нет, такое счастье выпадает нечасто. Послушай, кто-нибудь видел Тома Клуна после полудня понедельника? Точнее, ближе к вечеру.
Сэм ответил после недолгой паузы:
— Нет.
— Тогда я, возможно, был последним. Примерно в три сорок пять он садился на красную «веспу» на Уолнат-стрит.
Чем я руководствовался, сообщая об этом Сэму? Строго говоря, информация не подпадала под определение конфиденциальной. Хотел того Том или нет, после освобождения из тюрьмы репортеры сделали его публичной фигурой, а видел я его за пределами своего рабочего кабинета. Конечно, я ничего бы не рассказал, если бы не был обеспокоен его исчезновением.
Сэм прекрасно знал, что мой офис находится на Уолнат-стрит, как знал и то, чем я занят во второй половине рабочего дня. Тем не менее ему хватило мудрости не комментировать мое заявление.
Мудрость мудростью, а вот что такое «веспа», он не знал.
— Красная «веспа»? Это еще что за чертовщина?
— Это итальянский скутер.
— Скутер? Вроде детского самоката?
— Нет, не вроде детского самоката. Скутер — это такая штука с мотором. На них сейчас в Риме все крутые парни разъезжают. Что-то вроде небольшого мотоцикла. Скорее, мотороллер. Уверен, ты их видел.
— Ну, не знаю. Давненько не бывал в Риме. Так бы и сказал, мотоцикл.
Я промолчал. Сосчитал до трех. Потом сказал:
— Подумал, что вам, может быть, будет легче его искать, зная, что он был на… на транспортном средстве.
— Это на тебя моя притча подействовала, да? Моя туповатая история о старике с облигациями? Она все-таки тебя достала?
— Нет, дело не в твоей притче. Я о ней и не вспоминал. Послушал и забыл.
Сэм снова помолчал.
— Не смог уснуть, а? Чувствовал себя виноватым? Совесть покоя не давала?
В голосе его послышались непривычные нотки сочувствия.
— Да, так оно и было.
— Ладно, иди. И спи спокойно. Это нам поможет. Иногда бывает легче найти мотоцикл — извини, скутер, — чем человека.
Я закрыл крышку. Лисица, наверное, ушла. В ночи громко стрекотали несколько десятков сверчков.
Часть третья
В ожидании муссонов
Глава 29
— Какого… — пробормотал Том Клун, открывая глаза и обнаруживая, что утро застало его на открытом воздухе.
Воздух имел какой-то особый запах, и этот запах, резкий запах сосны, агрессивно вторгался в нос Тома. Во рту ощущался неприятный металлический привкус. Том поднял и тут же опустил голову — острая боль пронзила ее от виска до виска, как будто в них воткнули раскаленные шипы.
— Черт! — вслух произнес Том и состроил гримасу.
Гримаса отдалась еще одним импульсом боли, от которого он снова скривился.
Том попытался шевельнуть ногами, но смог сдвинуть их только на несколько дюймов. Его руки и ноги ощущали гладкую нейлоновую ткань — он находился в спальном мешке.
«Этому должно быть объяснение, — сказал себе Том. — Это можно как-то объяснить. Где я был прошлой ночью?»
Том не принадлежал к числу тех жителей Колорадо, которые, проснувшись ранним утром в спальном мешке со слипшимися глазами и увидев высокое утреннее небо, чувствуют себя в родной стихии. До тюрьмы его представление о суровых походных условиях не шло дальше ночлега в номере мотеля без кондиционера.
На месте воспоминаний о прошлой ночи зияла черная дыра. Уже не сдерживая стон, он повернул голову налево, потом — медленно — вправо, ожидая увидеть кого-то рядом, какую-нибудь девчонку, которая убедила его провести ночь на природе.
После тринадцати лет за решеткой он сделал бы что угодно, чтобы только переспать с женщиной. Даже согласился бы провести ночь под открытым небом.
Но рядом никого не было, и к тому же Том не помнил никакой девчонки. Он был один. Странно, но совсем рядом, не более чем в десяти футах от спального мешка, из земли поднималось проволочное ограждение.
— Боже, как же надо напиться, чтобы уснуть прямо здесь, — проворчал Том.
Язык ворочался с трудом, как будто за ночь его покрыли слоем еще не успевшего высохнуть лака.
Мозг попытался ответить на простой вопрос «где здесь?» и… и не смог.
Том выпростал руки из мешка и сразу же обнаружил на внутренней стороне левого запястья след от укола и свежий синяк.
— Не понимаю… — пробормотал он словно в ответ на свой следующий вопрос. — Какого черта? Что
