больше не встать. Лихорадочно водя пистолетом, Павлик даже не заметил, как освободилась его вторая нога из ужасных тисков. Он вскочил и побежал к краю площадки. Там оказалась другая пирамида, и по ней упорно поднимались кверху все новые и новые ряды нападающих. Убийственные звуковые волны в несколько мгновений разрушили и эту пирамиду. Продолжая зигзагообразно водить дулом по копошащейся внизу, на дне, массе, Павлик другой рукой пустил мотор прожектора на максимальное число оборотов. Световой конус быстро побежал по дну вокруг основания скалы, и за ним не отрываясь следовал смертоносный звуковой луч».
Третий крупный роман Гр. Адамова – «Изгнание владыки» – вышел отдельным изданием в 1946 году, но отдельные главы из него печатались в журнале «Наша страна» еще перед войной. В романе этом советский инженер Лавров для изменения сурового климата советской Арктики предлагал прорыть под дном Ледовитого океана глубокие тоннели, чтобы вода течения Гольфстрим активнее подогревалась внутренним теплом земли и теплоотдачей радиоактивных пород.
Не без юмора и не без сопереживания оценил последний труд своего друга А. Р. Палей: «Владыка-холод, безраздельный властелин Арктики, преодоление его, настойчивая борьба с природными экстремальными условиями, которую приходится вести героям, – такова тема. Не обошлось и без вредителя, засланного врагами. Впрочем, это ведь не выходит за пределы возможного».
«Адамов умел быть поэтичным и в своей не очень фантастической технике, – отмечал известный исследователь советской фантастики А. Ф. Бритиков. – Работа тружеников моря в „Тайне двух океанов“ занимательна и романтична. Но и этому и двум другим романам Адамова, при множестве интересных частностей, все-таки не хватало поэзии большой идеи. Если в „Тайне двух океанов“ еще было что-то от „информационного бюллетеня“ перспективных направлений науки и техники, каким начинал становиться научно-фантастический роман к концу 20-х – началу 30-х годов, то в „Изгнании владыки“, до отказа набитом все теми же скафандрами и прочим реквизитом предыдущих романов, уже проглядывал какой-то рекламный каталог всевозможных штучек».
Что ж, наверное.
Адамов не додумался до реактивных самолетов.
Он не узнал о меченых атомах, не придумал электронно-счетных машин и атомных ледоколов, но он оставался писателем и в слабостях своих и в достижениях. Он не узнал, конечно, что интерес к электричеству скоро сменится всеобщим интересом к атомной энергии, но, как мог, в меру своего понимания, следил за наукой, за ее достижениями.
Умер 14 июля 1945 года в Москве.
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ШПАНОВ
Родился 22 июня (4. VII) 1896 года в Никольске-Уссурийском Иркутской губернии.
Сын железнодорожного служащего. Окончил классическую гимназию. Поступил на кораблестроительный факультет Петроградского политехнического института, но проучился только два курса. В 1916 году окончил Военно-инженерное училище и Высшую офицерскую воздухоплавательную школу. Воевал на фронтах Первой мировой войны, в 1918 году вступил добровольцем в Красную армию. Почти четверть века отдал военно-воздушному флоту страны. Возглавлял журналы «Вестник воздушного флота» и «Самолет».
В 1925 году в журнале «Всемирный следопыт» появился первый фантастический рассказ Ник. Шпанова – «Таинственный взрыв». В 1926 году – первая книга очерков «Наш полет в лесные дебри» – о приключениях аэростата «Авиахим СССР» во время воздухоплавательных состязаний. «Шпанов был высок… – вспоминал Г. И. Гуревич, – чуть сутулился. Помню серо-седые волосы, кажется, очки. Биография у него была колоритная. Кажется, в 1926 году он летал на воздушном шаре, совершил вынужденную посадку в области Коми. Написал об этом десять раз, понравилось…»
В 1930 году вышли книги очерков Ник. Шпанова – «По автомобильной Трансевразии. На автомобиле по Уссурийскому бездорожью»; «Подвиг во льдах» – о спасательной экспедиции ледокола «Красин»; «Во льды за „Италией“ (вступительную статью к этой книге написал знаменитый летчик А. Б. Чухновский); наконец, книга рассказов – „Загадка Арктики“, а в 1931 году – фантастическая повесть „Земля недоступности“, переизданная в 1932 году под названием „Лед и фраки“.
В годы Великой Отечественной войны отдельными выпусками печатался фантастический роман Ник. Шпанова «Тайна профессора Бураго» с рисунками художника П. Алякринского. Вышло шесть выпусков (1943–1944). Три из них в 1945 году были, как это ни странно, повторены в далеком Абакане. В 1958 году роман переиздали в новой редакции под названием «Война невидимок». Два старых друга – моряк Павел Житков и летчик Александр Найденов встречаются в доме профессора Бураго. Профессор и Житков совместно работают над проблемой невидимости для флота, а Найденов занят фантастическим «оптическим ухом». Вокруг профессора роятся шпионы, он вдруг загадочно исчезает, оставив записку о якобы ошибочности своих научных открытий. При всем этом от романа трудно было оторваться. Не случайно Кир Булычев позже заметил с явной горечью: «Шпанов как фантаст, на мой взгляд, превосходил всех массолитовских писателей. Он казался мне человеком, которому судьба подарила самородок. Вот он вытащил из тайги этот самородок – свой талант – и принялся, суетясь, отщипывать, отбивать, откалывать от него куски, пока весь самородок не промотал…»
Популярностью пользовались книги Ник. Шпанова о советских сыщиках (необычные для того времени) – «Ученик чародея» (1956), «Похождения Нила Кручинина» (1956), а так же весьма объемные политические романы «Поджигатели» (1950) и «Заговорщики» (1952). Это была первая попытка рассказать о тайнах Второй мировой войны, кардинально перекроившей мир. Кстати, и эпиграф из Ленина был подобран соответствующий: «Надо объяснить людям реальную обстановку того, как велика тайна, в которой война рождается». С уважением и почтением отзывался о политическом всезнайстве Ник. Шпанова писатель Юлиан Семенов. «Если хочешь научиться чему-то, – однажды написал он мне, – учись у того, кто умел хватать успех за хвост. Учись у Шпанова огромности темы, исторической насыщенности. Просто так – это не получается даже у ловкачей». И указывал на невероятное количество реальных персонажей Ник. Шпанова: Сталин, Рузвельт, Гувер, Димитров, Гитлер, Кальтенбруннер, Чан Кайши, Мао Цзэдун, Гесс, Даллес, капитан Рэм, короли и президенты, послы и писатели, физики и летчики. «Как трудна должна быть задача писателя-художника, когда он берется за перо, чтобы воплотить в художественных образах одну из самых драматических эпох современной истории! – такими словами издательство предварило одно из изданий романа „Поджигатели“. – Действительно, это гигантская задача, которая даже не по силам одному человеку. Не случайно ведь в мировой литературе нет еще настоящего, правдивого произведения, посвященного художественному раскрытию тайны, в которой рождалась вторая мировая война».
Поистине портрет эпохи.
Кто-то скажет – смазанный, неточный.
Несомненно. Но несмазанных и стопроцентно точных попросту не существует.
Все же, заговорив о Ник. Шпанове, вспоминают прежде всего военно-фантастическую повесть «Первый удар». Отрывки из нее под названием «Гибель Сафара; Поединок» и с подзаголовком: «Главы из научно-фантастической повести „Двенадцать часов войны“ впервые появились в „Комсомольской правде“ (август-ноябрь, 1936). В 1939 году повесть напечатал журнал „Знамя“. Отдельной книгой „Первый удар. Повесть о будущей войне“ вышел в том же 1939 году сразу в Воениздате, в ГИХЛе, в Гослитиздате, в Детиздате, в „Роман-газете“, в „Советском писателе“. О том, что книгу специально торопились донести до читателей, говорят выходные данные первого издания: сдано в производство 15 мая 1939 года, подписано к печати 22 мая 1939 года.
Будущая и явно близкая война волновала всех. Повсеместно цитировались слова Ленина: «Фраза о мире – смешная, глупенькая утопия, пока не экспроприирован класс капиталистов». Войны ждали, войны боялись. Летчиков обожали, от советской авиации ждали чуда. В фантастике тогда успели отметиться чуть ли не все знаменитые советские летчики. Герои Советского Союза Илья Мазурук и Георгий Байдуков выступили соответственно – один с рассказом «Незарегистрированный рекорд» (1938) и с очерком «Через два полюса», а другой с рассказом «Разгром фашистской эскадры. Эпизод из войны будущего» (1937). При этом печатались указанные фантастические рассказы и очерки не где-нибудь, а в главной партийной газете страны – «Правде». В 1936 году была напечатана «Мечта пилота» Михаила Водопьянова – и тоже не где-то там, а в «Комсомольской правде». Этим, впрочем, Михаил Водопьянов не ограничился. «Старт: Новелла о ближайшем будущем» появилась в «Учительской газете» в 1939 году, а в следующем году в «Новом мире» вышла его же фантастическая пьеса «Мечта». В 1937 году в «Известиях» выступил еще один Герой Советского Союза – Александр Беляков с рассказом «Полет „Планеты“.
Много шуму в конце тридцатых наделала книга майора германской армии Гальдерса «Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа». Речь в ней шла о будущей молниеносной войне. Именно молниеносной. Утром 9 июля армады германских бомбардировщиков берут курс на Париж, а вечером 12 июля «французский и бельгийский посланники в Гааге передали британскому правительству просьбу о немедленном заключении перемирия».
Такую книгу не могли не заметить в СССР.
Как ответ Гальдерсу появился роман П. Павленко «На Востоке».
Мариэтта Шагинян восторженно писала по этому поводу: «На Востоке» – замечательная книга. Если многие из писателей могли до сих пор делать свое дело мимо соседа, не зная и не читая чужих книг, то сейчас, после романа Павленко, с этим покончено. Не прочтя и не учтя его, не устроив смотра собственным силам, не почистив собственную кухню, не поучившись и не «переквалифицировавшись» при помощи огромной удачи Павленко, писатель рискует сразу осесть, как дом от землетрясения…»
«Павленко – большевик с хорошей биографией, – писала дальше М. Шагинян. – Он много и умно читал, прежде чем стать писателем. Он вовсе не стыдился учиться у современного Запада. Но он „импортировал“ западную литературную технику точь-в-точь так, как мы в начале пятилетки импортировали в Союз заграничную машиностроительную технику: он ее взял без сюжета, как машину капитализма. Западный способ письма, паузы в синтаксисе… Павленко взял эту технику, служащую на Западе как иллюзия, и заставил ее работать в своем романе как конвейер для облегченного развития действия. Получилось очень хорошо, получилось по-советски, получилась та самая заграничная марка, которую мы освоили у себя на заводе, и стахановец гонит на нее такие нормы, о каких она дома не помышляет, а в то же время марка никому не грозит ни безработицей, ни затовариванием, ни кризисом, ни забастовкой…»
Герои П. Павленко с упоением громили Японию в считанные дни.
В считанные часы громили фашистскую Германию герои Ник. Шпанова.
И тот и другой прекрасно знали, что будут услышаны. Еще в 1930 году И. Сталин в письме к Горькому разъяснил, как следует готовить советский народ к грядущим потрясениям. «Мне кажется, – писал он, – что установка Воронского, собирающегося в поход против „ужасов“ войны, мало чем отличается от установки буржуазных пацифистов…» Партия, указывал Сталин, решительно против произведений, «рисующих „ужасы“ войны и внушающих отвращение ко всякой войне (не только к империалистической, но и ко всякой другой). Это буржуазно-пацифистские рассказы, не имеющие большой цены. Нам нужны такие рассказы, которые подводят читателей от ужасов империалистической войны к необходимости преодоления империалистических правительств, организующих такие войны. Кроме того, мы ведь не против всякой войны. Мы против империалистической войны, как войны контрреволюционной. Но мы за освободительную, антиимпериалистическую, революционную войну, несмотря на то, что такая война, как известно, не только не свободна от „ужасов кровопролития“, но даже изобилует ими».
Установка была дана. Ее запомнили.
В передовой «Правды» от 18 августа 1940 года можно было прочесть: «…и когда маршал революции товарищ Сталин даст сигнал, сотни тысяч пилотов,
