уничтожение всех следов твоей работы. И за уничтожение материалов, компьютерных файлов, сотрудников… Зато машина теперь принадлежит исключительно мне… Я сохраню тебе жизнь, если…»
Он мог обещать, что угодно, я знала: он убьет физика.
Правда, я не знала, что рассерженные американцы уже давно шли по следу наркобарона. Американцев ничуть не смутило то, что тайная база господина фон Баума располагалась на территории другого государства. Когда раздались первые выстрелы физик был уже мертв. Из горящего дома меня вывел Папа Софокл. Пахло напалмом и паленым мясом. Совсем неподалеку стрекотало автоматическое оружие, военные вертолеты без опознавательных знаков (американские) заходили на второй круг. Господин фон Баум, дырявый, как решето, валялся в плетеном кресле. «Нам некуда бежать, – крикнул Папа Софокл. – Хозяин откусил кусок, который не смог проглотить. Гринго высадили десантников, они отсюда и лягушку не выпустят.»
Пришлось его подтолкнуть:
«К сараю!»
VI
Господин фон Баум в общем не ошибся – машиной гениального физика мог управлять любой. Она не знает. Сколько ей лет – запуталась во временах. Он маленков хочет ее именно тогго года когда встретил потому и сделал открытие. Снукер.Сегодеяшняя не нужна. Любовь это всегда возвращение Главное заключалось в сенсорной настройке. Но я успела ввести в банк данных все, что знала к тому времени о художнике Семецком, вплоть до сведений о его некрепком здоровье. Москва. Это я тоже успела ввести. Из слепящего огня и оглушающего грохота мы сразу нырнули в звенящую тишину. «Где ты этому научилась?» – Папа Софокл смотрел на меня с ужасом. Как легкий рыбий пузырь, мы всплывали сквозь тяжелые пласты времени. Со стороны нас нельзя было разглядеть, но мы все время видели стремительно разлетающиеся линии. Потом они начали размазываться, бледнеть, и превратились в стены кухни.
Стол.
Пакеты на нем.
Две немолодые женщины.
Та, что постарше, сжимала виски белыми пальцами.
«…Эти гунны… Они пришли… Они уже не грядущие… Валерий Яковлевич крикнул мне: „Бронислава, не открывай!“ – но они вошли… Вот, Аннушка, они сначала закрыли Литературно-художественный кружок, потом закрыли редакции и типографии, а теперь пришли в дом… Несколько гуннов с ружьями… „Это, значит, кабинет? Ух, столько книг! И все у одного старика! А у нас – школы пустые, как детей учить?“ Порылись, порылись в книгах, а там на испанском, французские книги. Полистали „Дон-Кихота“, рассердились: „Одна контрреволюция и отсталость! Кому нужны такие мельницы? Теперь революция! Советская власть даст народу паровые, а то и электрические. Но книгу все равно заберем. Пущай детишки картинками потешатся. Завтра пришлем грузовик и чтобы тут ни листка не пропало! Ответите перед революционным трибуналом.“
«А Валерий Яковлевич?» – ужаснулась Аннушка, наверное, прислуга.
«А он позвонил Луначарскому… Приехал гунн комиссар Семецкий… мегаломаньяк – хочет выражать себя непрерывно Успокоил: никаких грузовиков, а то всех начнем расстреливать за самовольство! Расстрелы, дескать, тоже способ улучшения характеров и построения счастливого общества. А потом позвонил главный гунн. Надо же показать Европе, что коммунисты не убивают поэтов. Предложил Валерию Яковлевичу кафедру стихосложения при пролетарском университете. И вот паек…»
Голос Аннушки зазвенел:
«Ой, растительное масло! Мука, крупы! Настоящий кофе! Сахар и чай! Ой, мы еще поживем за этим новым царем, Бронислава Матвеевна! А керосин они обещали?»
Я долго смотрела на Аннушку сквозь дымку, отделяющую нас от реального мира.
Папа Софокл догадался о моих мыслях. «Этот Семецкий, – спросил он, – которого ты ищешь, он крещеный?»
«Зачем это ему?»
«Крещеным легче, – Папа Софокл трусил. Он не понимал, почему разговаривающие женщины нас не замечают. – Господь узнаёт своих.»
«Если он узнает Семецкого, то убьет его на месте!»
Из-за полуприкрытых дверей кабинета донесся до нас глухой прококаиненный голос, чуть задыхающийся, срывающийся. «
VII
«Этот твой Семецкий, он художник?» – удивился Папа Софокл моему отчаянию.
Наверное, он опять видел какое-то противоречие. Бум-бум! – и все возникло! Не знаю, что он понял из моего путаного рассказа, но рассудил здраво: «Значит, художник? Один из тех, что рисуют голых баб и плачут по пьяни? – И ухмыльнулся, почувствовал мою незащищенность. – Ищи Семецкого у шлюх. Если он настоящий художник, он любит шлюх. У каждой шлюхи своя жалостливая история. Всегда найдется такая, у которой история самая жалостливая. У такой и надо искать. Художники любят жалостливые истории. Как говоришь, звали шлюху?»
«Мертвая голова.»
«Значит, он рыжий.»
«Почему ты так решил?»
«Все ирландки любят рыжих.»
Папа Софокл на глазах становился все увереннее. Несколько раз его рука как бы невзначай прижималась к моему бедру. Наверное он уже строил какие-то свои собственные планы. Бум-бум! – и все возникло! Он уже понемногу привыкал к противоречиям. Он уже прикидывал, как сладко будет получить сразу и жену бывшего босса, и машину, стоящую три миллиарда…
неграмотные письма в интернет – это стиль, как изысканные в XIX веке. По неграмотности поймет, что это он.
))))) Любовь во все времена была придуманной… не трогать руками… нет доступа… вот что надо начертать… а для производства детей вход с другой сороны…
К счастью, перед нами открылся затемненный шторами кабинет.
«У меня издательство… – донесся чванливый мужской голос. – Я побил собственный рекорд… За длинный високосный год ни одной книги!… А?… Не каждое издательство заканчивает год с такими результатами…»
Сердце мое сжалось.
Лобные доли, как у Ленина.
Взгляд, как у Агнешки Топажес.
«Можно я скажу? – Семецкий даже поднял руку. – Издательство всегда при мне… Как дом при улитке… Вид из окна меняется беспрестанно – в зависимости от того, где находишься…»
«
И указал взглядом на рыжую тварь, стоявшую перед Семецким на коленях. На ней была только белая нижняя юбка и Папа Софокл ухмыльнулся:
«Пусть она его зарежет. Таr угодно Господу.»
«Но не мне», – отрезала я.
А ирландка спросила по-русски, но с невыносимым акцентом: «
«Беда, – все так же чванливо ответил Семецкий и попытался повалить проститутку на пол. – Все болит. Правда, мочусь без резей.»
«
«Конечно. Я позвоню и привезут много денег.»
«
«Байкалову, наверное.»
«
«Беда!»
«
«Тогда позвоню Синицыну»
«
«О, ёлы-палы! Прямо самаритянин!»
«
«У Синицина-то?!»
Может, проститутку звали Долли.
Клонированная овца. Я ее ненавидела, потому что нож лежал на столе.
И Папа Софокл увидел нож. Его рука уже совсем недвусмысленно гладила мне ногу. «
Салон «Зеленая пирамида».
Шепоток: «Колумбия». Но не «шаттл», как решил физик.
Оттолкнув меня, Папа Софокл сделал шаг. Он уже перестал бояться. Что-то блеснуло, свертываясь, и Папа Софокл в полный рост явился перед оторопевшей парочкой. «
«…закончить год с таким результатом!» – ошеломленно пробормотал он. И уставился на меня: «Ты кто?»
«Я твоя судьба.»
