— Контику.
— Правильно! Умничка. А это кто?
Гретхен вывернула шею и покосилась на Джону.
Тот широко-широко раскрыл глаза:
— Привет, Гретхен. Знаешь, как меня зовут?
— Да-лин.
— Дарлин?
— Да-лин.
— Дарлин? Нет, я не
Он подхватил девочку, защекотал ее, так что малышка побагровела и забила от удовольствия ногами. Потом вывернулась, убежала к маме, спряталась за ее ногой.
— Ты ей понравился, точно. Она щекотать не дается, царапается. Уж поверь. — Кейт продемонстрировала белые метки возле пробора. — Нет, маленькая, мама тебя на ручки взять не может. Мама себе позвоночник сломает.
— Да-лин!
— Это дядя Джона. Скажи: дядя Джона.
— Бальсое-пибальсое сизане Сэди!
— Дядя Джона тебе почитает, если назовешь его по имени. Скажи: дядя Джона.
Гретхен извивалась.
— Скажи: дядя Джона.
— Эй, Гретхен, — заговорил Джона, — меня зовут
Он пустился гоняться за ней по гостиной. Гретхен носилась кругами, вопя «дя Жона, дя Жона», топая ногами, размахивая короткими ручками, словно возбужденный пингвин.
— Молодец, — похвалила ее Кейт. — Дя Джона.
— Дя Джона! АААА! АААА!
— Вряд ли она поняла, что меня так зовут, — усомнился Джона. — Может, она решила, это значит «Отвали, сука».
— Овайи, тука.
Кейт застонала:
— Не ругайся при ней!
— Не ханжи, — посоветовал Джона. — Гретхен, скажи: «Мама, не ханжи!»
— Хаси, мама, не хаси!
— Братец!
— Байес! Хаси! ААААА!
Книжку до обеда перечитали трижды. Потом Гретхен задремала на диване, а вместе с ней и Кейт. Без четверти шесть мать спустилась со второго этажа, умытая, в шелковой блузе, при жемчугах. Она зажгла свечи на буфете и велела Джоне звать всех к столу.
Он прикоснулся ко лбу сестры. Та зашевелилась, зевнула, поцеловала его запястье.
— Не стоит ее тут оставлять, — заметила она, подразумевая обмякшую среди груды подушек Гретхен.
— Хочешь, уложу ее в кровать?
— Сама уложу. Пошли вместе.
По пути Кейт обвила Джону рукой за талию.
— Все как полагается, — шепнула она. — Семья в сборе.
ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА
— Кому пирога?
— Я протяну
— Ты должна есть за двоих.
— А ем за девятерых.
— Все так вкусно.
— Приятно слышать, Эрих. Тыквенный или вишневый?
— И того, и того, пожалуйста.
— Джоне, конечно, тоже и того, и того по кусочку.
— Тыквенный будет в самый раз.
— Эрих, какой?
— Вишневый.
— Держи. Джоне передай.
— Мама, я же просил только тыквенный.
— Я не расслышала. Теряю слух на старости лет.
— Вот, Эрих, возьми у меня.
— Нет-нет-нет, ему я уже отрезала.
— Он и два съест.
— Ты что, на диете? Стив, наш Джона сел на диету.
— Я не сижу на диете.
— Ты на диете?
— Нет, я не…
— Может, у него кто-то есть?
—
— Есть?
— Нет.
— Отчего так?
— Очень вкусный пирог.
— Спасибо, Эрих! Так почему у тебя нет подружки, сынок?
— Времени мало.
— Стив!
— Ммм!
— Когда мы познакомились, у тебя хватало времени на девчонок?
— Я выделял время.
— Может, он с медсестрой подружился? Тебе нравятся сестры?
— Кееейт!
— Что? Ах, придурок!
— Не брызгай взбитыми сливками, Джона, так себя за столом не ведут.
— Маааам?
— Не смей!
— Джона-бой, расскажи про свою медсестричку… Да маши ложкой сколько влезет, мне уже не страшно, штаны ты мне и так изгваздал.
— Она не медсестра.
— О! Стив, ты слышал? Наш сын женится на медсестре.
— Она не медсестра.
— Так где же она работает?
— Нигде.
— Ну где-то же должна? Или ты влюбился в безработную?
— Она не работает, потому что нет никакой… Ладно, хорошо. Она — слесарь.
— Великолепно, врач и слесарь. Две самые загадочные профессии.
— Эрих, пирога?
— Нет, спасибо. Все было очень вкусно.
— Приятно слышать. Так что, Джона?
— Нет никого. Честно.
— Вы слышали?
