смерти нет!
— Гипотеза! — выкрикнул кто-то недовольный.
— Сейчас я вам приведу пример, — улыбнулся человек-ксилофон.
Но здесь на балконе произошел какой-то шум, то ли дрался кто-то, покрикивая и постанывая, то ли еще что. Зрители партера не могли видеть, что случилось там, на дешевых местах, но Жагин за кулисами дал команду осветить ситуацию, подать на балкон тридцатипроцентное освещение.
Человек-ксилофон осекшись на полуслове, Настя с искореженным от ужаса лицом, конферансье Шарманский, вспомсостав и импресарио зачарованно наблюдали, как молодые люди в одинаковых костюмах вдруг стали терять востроносые человеческие очертания, постепенно превращаясь в птиц.
— Викентий… — почти безмолвно, одними губами проговорила Настя.
В зале не понимали, что происходит там, наверху. Интересовались: что случилось?
— Мордобитие? — вопрошали. — В чем заминочка?
Но через несколько мгновений лавина черных птиц в красных шапочках рухнула на зал. Часть пернатых вцепилась в волосы зрителям, вырывая растительность клочьями, а другая, более активная, устремилась к сцене. Во главе с вожаком часть стаи дятлов набросилась на человека-ксилофона и принялась неистово клевать его деревянную плоть. И не полироль брызнула на пол из расколов и трещин в карельской березе, а самая настоящая кровь. В зале завизжали женщины, а мужчины лишь одурело отмахивались.
— Сатана пришел! — возвестил громовой голос отца Исидора. — Сатана здесь правит бал!!!
Но на этом месте одна из птиц спикировала к служителю культа и в полете надорвала батюшке ухо, и он замолчал, удивленный. Просто замер столбом.
В зале и на сцене творилось невообразимое. Люди были дезориентированы, отмахивались от птиц сумбурно, ожидая атак со всех сторон. Птицы расклевали все лампочки в центральной люстре, а потом и во всей филармонии, и воцарилась полная темень. Возникло ощущение, будто конец света наступил. Некоторые мужчины от страха икали, а все женщины до единой визжали, охваченные общим ужасом. Дятлы, хорошо ориентируясь в темноте, вырывали из их ушей серьги и исчезали до следующей атаки. Мужчин просто клевали куда придется. Кто-то заорал во все горло:
— Мой глаз!!!
А на сцене, теряя кровь, глухо стонал человек-ксилофон. Изо всех щелей его раненого организма продолжала течь кровь. Руки, на которых он стоял, теряли силу, и казалось, что инструмент вот-вот рухнет, завалится, подломившись. Настю птицы почему-то не трогали, но она едва держалась на трясущихся ногах, закрыв лицо руками, наполненная бесконечным ужасом. Лишь один Жагин страха не испытывал, ловко уворачивался в темноте от дятлов, а некоторых умудрялся ловить руками — и тотчас об стену. Прикрывая ладонями почти лысый череп, он добрался до человека-ксилофона и, крепко взяв Настю за руку, тряхнув ее сильно, велел им играть самую что ни на есть напряженную музыку.
— Да-да, — растерянно отозвалась девушка.
— Играйте же! — разозлился Жагин и, поймав жирной рукой красноголовую птицу, оторвал ей башку. — Боритесь!!!
Настя взмахнула молоточками, а Иван, собравшись с силами, придал музыке одухотворенность. Настя почему-то заиграла Вагнера, и на сей раз музыка не потекла, а рухнула в зал лавиной еще большего ужаса, охватывая и людей, и птиц. Раненые, истекающие кровью люди завыли, замотали головами, а птицы рухнули между рядов, потеряв ориентацию. Валялись с открытыми клювами и лапами дергали.
Жагин, заткнув уши, прокричал:
— Действует!
Здесь глухой осветитель зачем-то вновь включил свою пушку и направил луч света в зал. Среди месива людей и птиц он вдруг отыскал дятла, усевшегося на голову отцу Исидору, совершенно не восприимчивому к общей панике, но стоящему колоссом в задумчивости глубокой. Дятел в свою очередь широко открыл клюв и… Истонченный до частоты, которую не слышит человеческое ухо, птичий голос, наполненный деструктивной магией, разрушил музыкальные гармонии ксилофона и воцарился над происходящим настоящим кошмаром.
Иван никогда не испытывал такого ужаса. Даже когда их с родителями автомобиль на огромной скорости влетел под экскаватор, смявшись при ударе по самые двери. Иван каким-то образом сумел сгруппироваться, почти мгновенно сложился на заднем сиденье. На него упали какие-то то ли шары, то ли мячи, достаточно тяжелые, с помощью таких они тренировались на занятиях по борьбе, укрепляя широчайшие мышцы спины. А потом он понял, что это головы его отца и матери. Тогда его и объял ужас. Он не мог кричать, не мог шевелиться. Просто сидел, обхватив родные головы, пока спасатели в течение трех часов доставали его из-под экскаватора. За ним тогда приехал друг отца и тренер Ивана косоротый Палыч. Он у него три месяца прожил, потом в общежитие переехал в спортивное.
И сейчас Иван потерял мысль и ощущение времени. В его мозгу вертелось лишь слово «антиматерия». Я — Вера!
Только на глухого осветителя Лаврентия Сергеевича голос хитрой птицы не действовал никак. Старик почуял, что все это безобразие происходит от этой пернатой дряни. Он не мог такого допустить в месте, где проработал четверть века, за что был удостоен японского слухового аппарата, который и сбыл за литр самогона на местном рынке по причине полной ненадобности. Работник сцены сноровисто спустился из световой ложи и по боковому проходу зашагал к источнику массового безумия. Ему удалось подкрасться незамеченным к дятлу, увлеченно поющему сатанинскую песнь. Лаврентий Сергеевич схватил тварь за горло, но красноголовый оказался на диво сильным и, словно жиром намазанный, вырвался из стариковских объятий, уронив перо прямо ему в руки, глянул злобно и, казалось, разумно, а затем, вспорхнув под потолок, кликнул дважды, созывая своих сородичей. Через минуту стая очухавшихся птиц черным вихрем взлетела под потолок, сделала два круга над партером и унеслась в вентиляционную шахту.
— Играйте что-нибудь веселое! — велел Жагин артистам. Он сам пережил то, что пока еще не мог облечь в слова. — Играйте же!
И опять Настя взмахнула молоточками. Но на сей раз музыка понеслась разудалая, разнося под своды зала «Камаринскую». А Иван, до сих пор не пришедший в себя, автоматически подстроился, заиграв так разухабисто, что только что лежавшие на полу раненые люди поднялись на ноги, радостно обнялись, да и заплясали между рядами кто как мог. И вприсядку, а женщины кружками пошли да глазки мужчинам стали строить. А Марина Веснина ринулась широченным шагом напролом к губернатору по сиденьям, да как обхватит руководителя за шею. Он ее отталкивает, а со сцены на эту картинку глядит во все глаза Карловна.
В это время Жагин связался с полковником Крутоверховым и попросил его вызвать несколько бригад «скорой помощи» и отыскать в городе во что бы то ни стало хорошего столяра.
— Жизнь человека-ксилофона в опасности!
— Понял, — ответил Крутоверхов.
Импресарио вернулся на сцену, опустился на колени к самому лицу человека-ксилофона и заговорил тихо:
— Иван Диогенович, ситуацию выправлять надо. Я бы сказал даже — спасать! Сделайте что-нибудь! Или на наших карьерах можно ставить крест!
— Что это было? — спросил Иван.
— А черт его знает! Только хватит «Камаринской»! Верните им душевное равновесие! Обещайте еще бесплатный концерт! Хоть три!.. Потом во всем разберемся! — И Насте: — Давай, девочка, соберись!
Иван заиграл Бетховена. Он почти умирал, но рождал в своей душе ноты спокойствия и умиротворения. Кожа лица его с каждой секундой теряла цвет. Жизнь Ивана уходила, чтобы подчеркнуть свою вечность.
В зале быстро успокоились и, обращаясь друг к другу, пытались выяснить, что произошло.
— Птицы! — пробасил отец Исидор. — Гонцы ада.
— Перестаньте, батюшка! — рассердился вице-мэр, на чьей голове отсутствовал клок волос. — Ступайте в храм! Я вас о разоблачении просил, а вы вот какую вакханалию устроили! Стыдно, ей-богу!
Губернатор просипел душащей его за шею Марине, что вечером непременно будет к ней, отстранил любовницу силой и крикнул громко, рассчитывая на супругу:
