— Конечно, Андрей Васильевич!..
— Сегодня я не смогу присутствовать на концерте Ивана Диогеновича.
— Я понял.
— Весь процесс организован, надо только следить за точностью его выполнения.
— У вас всегда и все работает как часы.
— И у тебя все будет работать как часы.
— Не понял, Андрей Васильевич?
— Я же сказал тебе, что не смогу быть сегодня на концерте.
— Как же это?
— Наверное, я умираю, Митя. И ты будешь сегодня наблюдать за процессами на сцене. От моего имени.
— Я не смогу! — испугался охранник. — И не умрете вы!
— Не нервничай. — Жагин почувствовал, как зашумело в ушах, затем под кожей затрещало. То кости черепа опять расходились. Он переждал, затем продолжил: — Все у тебя получится, тем более весь штат обучен и знает, что делать. Кто будет спрашивать обо мне — занемог, говори. Ивану Диогеновичу сообщишь об этом только в филармонии. Не раньше. Организуешь доставку человека-ксилофона до места, выполняй все его требования. — Он еще раз попытался оторвать голову от подушек, но тщетно. — Деньги в шкафчике. Много денег. Ты сможешь стать продюсером и везти программу дальше по России…
— Не смогу я, — волновался Митя.
— Сможешь! Тобой будет гордиться твоя мать! А так — какой-то охранник! Давай соберись и скажи себе: я смогу!
— Попробую!
— Не «попробую»! А «я смогу!!!».
— Я смогу!
— Громче!!!
— Я смогу-у-у!!!
— Вот и хорошо, — Жагин немного передохнул, дышал тяжело, ртом. Даже грудь не вздымалась у большого человека с огромной головой. Нос вообще не впускал в себя воздух, расплющившись на лице, прилипнув к коже ноздрями. — И держи связь с полковником Крутоверховым. Мне кажется, он мужик надежный. Опасайся дятлов! Посмотри за окно! Видишь, они там, на соседнем вагоне сидят?
— Ага…
— Мерзкие твари!.. А теперь самое главное…
— Я слушаю, Андрей Васильевич.
— Сейчас рано темнеет?
— Да, часа в четыре.
— Найди большой крытый грузовик с лебедкой…
— Отыщем!
— Возьми ребят, кто не болтает, да покрепче…
— Найдем!
— Здесь есть какое-нибудь поле?.. Ну, где пшеницу, что ли, сажают? Сельскохозяйственное?
— Тут одни поля и есть вокруг города. Бескрайние. С Советского Союза земля пустует. От Москвы далеко — никому не нужна! Не сеют, не пашут, и коммерсанты не добрались!
— Вот и хорошо. Как стемнеет, вынесете меня с ребятами наружу, на грузовик поднимете, и поедем в поля.
— Как скажете, Андрей Васильевич!
В небе над Ковровом после полудня загрохотали вертолеты. Как частные, так и официальные, они приземлялись вокруг губернаторской резиденции. Для каждого прибывшего имелась комната и полное обслуживание. Губернатор с женой встречали именитых гостей радушно и старались угодить всем. Глава области понимал, что, если все пройдет на высшем уровне, для него возможен карьерный рост. Он очень хотел стать полпредом Президента. Просто очень! Но до концерта у него должна была состояться встреча с Мариной Весниной на ее квартире. Этого ему тоже очень хотелось!
В самом городе Коврове будто выходной объявили посреди недели. Никто не работал, все болтались по городу зеваками, ели шаурму, приобретали сувениры и запускали в небо воздушные шары.
— Купи шаурму! — просил мать смышленый мальчик Витя.
— Она из кошатины, — отвечала женщина зло. Накануне она поссорилась со своей матерью, которая обозвала ее дурой за то, что она не удержала мужа. Женщина в ответ вспылила и проехалась по матери, что у той вообще никогда мужа не было. Мать пила потом валерьянку и охала, что жизнь никаким боком не сложилась. Даже родная дочь попрекает.
— Пусть из кошатины, — ныл Витя. — Купи!
Мать отвесила сыну звонкий подзатыльник.
Мальчик поморщился и сказал, что разделяет слова бабушки, что мама дура!
— Папа меня скоро заберет, и ты останешься совсем одна!
Мать села на тротуар и, никого не стесняясь, зарыдала в голос. Мальчику Вите стало жаль ее, у него тоже никого не было, а потому он принялся гладить женщину по волосам и обещать, что никогда ее не бросит:
— Я вырасту и тоже стану человеком-ксилофоном!
Люди Крутоверхова охраняли железнодорожную станцию от журналистов, стремящихся сделать для своих изданий хоть какое-нибудь превью к сегодняшнему концерту. Проворные и аморальные журналюги лезли, словно тараканы. Под железнодорожными составами, над составами, в лоб через ментов, предлагая большие по местным меркам взятки. В основном пытались попасть к вагону Ивана Диогеновича, но некоторые, устойчивые в привязанностях, отправились штурмовать бастион Народной СССР. Полиция работала на удивление хорошо. Просочившихся за кордон были единицы, ну а там своя охрана работала по-взрослому. Особо наглым разбивали аппаратуру.
Утечка произошла ближе к обеденному перерыву. Одному из молодых журналистов, работающему на мощный таблоид, удалось снять длиннофокусным объективом через незанавешенное окно некую девушку, которая обрабатывала деревянную поверхность человека-ксилофона какой-то жидкостью. Журналист надеялся на интим, но здесь его накрыла охрана Жагина и грохнула дорогостоящую технику об рельс. Молодой человек обматерил беспредельщиков, за что получил еще и в глаз, плотно так получил — глаз заплыл за секунды. Журналист засеменил к пресс-лагерю, унося с собой флешку с бесценными снимками. Уже через сорок минут фотографии были закачаны в Интернет, а молодого журналиста пообещали премировать на сумму десять тысяч американских долларов.
Полковник Крутоверхов не отсиживался в этот тяжелый день в кабинете, работал, что называется, в поле. Он находился в автомобиле, патрулирующем центральные улицы, и получал информацию с пылу с жару.
Ему доложили, что по делу ограбления банка нет никаких следов — ни отпечатков пальцев, ни биоматериалов.
«Миллион взяли без следов!» — констатировал про себя полковник. Одну звезду ему точно не удержать на погоне. Еще этот борзый майор из ФСБ ни за что не забудет обиду, обязательно чего-нибудь накопает в отместку. Да и черт с ней, со звездой!.. Он подумал о жене и дочерях. Он всегда о них думал, особенно в тяжелые моменты. Сразу делалось легче на душе.
— Товарищ полковник! — заговорила рация голосом следователя, работающего по ограбленному банку. — Может, оно несущественно…
— Говори, Бубнов! Несущественное — пошлю, всего-то!
— Там, в банке, какие-то перья нашли…
— Какие перья?
— Ну вот, сейчас пошлете!
