обычно, за горизонт, а опускалось прямо к подошвам гор. Быстро закатывалось, будто мяч под шкаф. Уже повсюду мерцали первые звёзды – над головой и под ногами.
Прискакал запыхавшийся дикий осёл.
– Где же твоя невеста? – обернулся Шухлик.
– Да вот она – перед вами, драгоценный ходжа! – воскликнул Кианг. – Моя неизвестная, незнакомая Осмон – небо моё! Как она прекрасна!
Шухлик изумился, хотя, казалось бы, невозможно ещё чему-то дивиться, когда стоишь посреди неба – на краю света.
– Разве бывают незнакомые невесты? – спросил он.
– А как же! – кивнул Кианг. – Потому так и называются, что незнакомые, – не-веста! А если знакомая, то просто – веста!
И он – небесный жених – устремился вниз по скалам, навстречу своей незнакомке.
Солнце скрылось под горами. Отворилась такая бездна, что душа обомлела.
Шухлик замер над обрывом и медлил, не зная, куда теперь. Тогда Чу подтолкнуло вперёд, и он поскакал сквозь звёздные дебри.
Камень Чантамапу увлекал его, утягивал в глубокую впадину, на дно неба, откуда был родом.
«Это небо, как невеста, совсем незнакомое! – думал Шухлик. – Не-бо! Получается, что знакомый – Бо?»
«Ибо воистину Бог – господин, одаряющий счастьем! – вдруг высказалось Чу. – Все мы под нёбом у Творца!»
На самом небесном дне Шухлик заметил какую-то дыру, напоминавшую мутный пруд, в котором когда-то утконосы рыли нору.
«Не это ли пупок, развязавшийся сам по себе? – подумал рыжий ослик. – Где же ему быть, если не здесь!»
Однако Чу разочаровало.
– Просто дыра в Хаос, где конец света. Заштопай её!
– Вероятно, она нужна, – предположил Шухлик. – Например, как вентиляция или водосток? Ещё бывают такие специальные дырочки на одежде, чтобы продувало и меньше потел. Прикроешь её, а потом весь мир перевернётся!
– С потением мало знакомо! – отвечало Чу. – Но говорю тебе – дырка тут лишняя и бесполезная. Случайная и вредная! Плохая дырка! Оттуда прёт всякая дрянь, вроде безумных мыслей, которые, овладевая многими, принуждают творить зло. В общем, заразная дыра!
Пришлось чувству Чин повозиться с этой прорехой. Дыра никак не давалась. Уворачивалась, то сужаясь до игольного ушка, то распахиваясь необъятной зубастой пещерой. Рвала и путала нитки, перекусывала проволоку и стальные канаты.
И всё-таки Чин умудрилось извлечь свет из самой дыры и, соткав сияющий пластырь, залепило крепко-накрепко, чтобы никогда не отворялась.
Порядком намучилось!
Зато сразу разлился по небесному дну лучезарный блеск, озаривший бриллиантовый мир вечных и нерушимых истин.
И Шухлик увидел, какие чудеса были скрыты.
Прежде, обойдя со своим райским садом почти все страны, он ничего не разглядел толком. Прогулялся, как по музею, бегло окидывая взором выставленное напоказ. Скользил по поверхности.
Теперь, когда работали его новые чувства, всё казалось совершенно иным, наполненным смыслом. Будто из мешанины букв сложились слова, а из отдельных слов – стихи и песни.
И не то чтобы мир стал понятнее! Наоборот, беспредельно сложнее. Главное, он был не случаен, этот мир, а придуман, как сказка про белого бычка, – всё безумно важно и в то же время всё пустяки.
Если правильно смотреть, всё как-то особенно весело и по- весеннему радостно. Так хорошо, как жаворонку в небе или карасю в чистом пруду.
Шухлик услышал слова, долетевшие к нему эхом через тысячи лет.
«Наступит совершенное время! Другое откроется небо, и новые пути! Носили мы образ земной, будем носить и образ небесный…»
Не успел ещё рыжий ослик разобраться, что к чему, как припорхнул из сада Багишамал голос Дивана-биби.
– Ты всемогущий осёл! – кричал учитель прямо в ухо. – Прикажи себе быть таким, каким хочешь стать! Направь силу Чу и Чин каждой своей клеточке! И тогда…
Перебила его мама-ослица, приславшая что-то вроде телеграммы-невидимки, из которой почему-то улетучилось большинство гласных, – «в сду бз прсшствий, прибл Млй с ткнсми, жвы-здрвы, ждм-недждмся».
Возможно, после утраты дерева желаний мама стала бережлива, экономила буквы, поскольку джинн не потакал её прихотям.
Шухлик тоже отправил сообщение с видами бриллиантового мира. Обещал, что скоро вернётся, если, конечно, не возникнут неодолимые загвоздки, хотя теперь это вряд ли возможно.
Впрочем, рыжий ослик покуда не знал, как выбраться с небесного дна. Огляделся и приметил на берегу Млечного пути чёлн, подобный тому, на котором увёз его Харитон в страну безмерья и безвременья. Когда чувство Чин действует, сразу выбираешься на свет, отряхивая скорлупу, как цыплёнок из яйца, – превращаешься в бриллиантовый шар, наполненный чистым духом.
Подобно метеориту, с камнем Чантамапу на спине, вылетел рыжий ослик к знакомой чёрной реке, неподвижной, странно гладкой, и приземлился рядом с лодкой, забитой капустными кочанами.
Жизнь откликалась на все желания!
И Шухлик ощущал, как творец Бо любит его и одаряет счастьем!
Счастье вообще
Загвоздки
Взъерошенные капустные головы, приветствуя Шухлика, оживлённо переговаривались и перемигивались.
Подошёл и лодочник с кривым веслом в руках, будто с отломленной от него самого веткой. Корявый Харитон, как дерево-бузина. Слепо поглядывал из-под густых бровей, напоминавших птичьи гнёзда.
– Вот тебе – привет! – пробурчал он, жуя капусту. – Кажется, знакомый осёл! Нашёл ли, чего искал? – И постучал пальцем в камень Чантамапу.
– Так, кое-чего, – сказал Шухлик. – В один конец пятак золотом, как прежде?
– Ну, чудак! Да я уж помню, что обещал бесплатно! С этого берега всё равно порожняком хожу! – забормотал лодочник.
Шухлик прыгнул в чёлн, оказавшись в капустных объятиях.
Ночь была покойна, как спящая старушка. И полная навыкате луна освещала путь.
Когда отчалили, Шухлик спросил.
– Есть у речки имя?
Жуя кочерыжку, Харитон ответил, как всегда, неразборчиво.
– Лето? – не понял рыжий ослик.
– Скорее – осень, – крякнул лодочник- перевозчик. – Ближе к зиме! По многим рекам ходил, – и по Тыксу, и по Херну, – да страшнее этой не видывал!
Шухлик опустил копыто в недвижную чёрную воду и удивился.
– Вроде тёплая, а нога немеет! А гладкая, как стекло. Ни одной извилины. Всегда такая смирная?
Чу вдруг заволновалось, предупреждая о возможной беде, а Харитон долго ещё помалкивал, гребя по лунной дорожке, но всё же ответил из уважения к ослу. Тихо отозвался, шёпотом.
– Случаются ураганы…
И тут же, будто только и поджидал за кулисами, выкинулся откуда-то, завывая, зверский, разбойный ураган!
– Потому и молчу! – хрипло орал Харитон. – Как чего скажу, так накликаю! Ни слова!!!
Он лёг на капусту, защищая от вихря и волн, и предоставив челну полную свободу, как прохожему на улице.
Чёрная река вздыбилась, закрыла собой весь мир и закрутилась, свернувшись колесом, а лодка прыгала внутри, как белка. Всё исчезло, почти как за пазухой времени и в кармане пространства.
«Первая загвоздка!» – подумал Шухлик, выпуская чувство Чин.
Оно поступило, как опытный продавец, который ловко упаковывает огромного игрушечного дракона в крохотную коробку, – мгновенно утихомирило, изничтожило ураган.
Вернулись полный штиль и такая же луна.
Однако лодка дала сильную течь. Капуста уже плавала сажёнками от борта к борту.
– Давно пора шпаклевать, – переживал Харитон. – Весь чёлн в щелях! Да нету времени! Как говаривал один знакомый, которого я перевозил, не упомню когда: «Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». А я гребу, будто каторжный, день и ночь – от берега к берегу! Обладает мной эта чёртова река…
Шухлик вроде бы задумался о второй загвоздке, успокоительно поглаживая капустные головы. Меж тем душа его наполнилась бриллиантовым шаровидным сиянием, и Чин без промедлений сотворило моторный катер в сотню лошадиных сил.
Харитон оторопел, как дерево, застигнутое внезапными заморозками, и принялся отказываться.
– Это не роскошь, – убеждал Шухлик. – Просто, чтобы в пути не мучаться. Мигом – в безмерье и безвременье!
– Ну, – сказал лодочник растроганно. – Ну-ну, я подумаю. Пускай пока постоит у причала.
Неподалёку на берегу уже виднелись в лунном свете деревья сада Шифо. Сердце затрепетало у рыжего ослика, как представил близкую встречу.
Прошуршав по песку, чёлн наполовину выполз из реки. Харитон отчерпывал воду какой-то миской. Кажется, это был горшочек, в котором джинн Малай так и не отсидел положенного срока. Ну, хоть на что-то теперь сгодился…
А Шухлик, размяв ноги, благодарил творца Бо за то, что вернулся домой живым и невредимым. Он окунал голову в реку и молился полной луне, как это делал когда-то предок Луций, умоляя вернуть человеческий облик.
– Только не хлебни воды! – заорал Харитон. – Маму родную забудешь – всю свою земную жизнь!
– Уже напился, – растерянно сказал Шухлик. – Но пока в памяти. Сладкая вода, да какая-то пустая.
Лодочник приблизился и вкрадчиво спросил.
– А как тебя звать, паренёк?
– Всё помню, – улыбнулся рыжий ослик. – Вы – Харитон, я – Шухлик, а река – не то Зима, не то Лето.
Харитон покачал лохматой головой, словно еловой макушкой, и развёл руками, точно лапником.
– Первый случай, чтобы наглотавшийся воды забвения ничего не запамятовал! Ты,
