все затихло, вздохнул и, положив мушкет на плечо, зашагал в противоположном направлении. Вскоре и он затерялся в чаще леса.
Хулия вышла из рощи, в задумчивости пересекла поляну и снова вступила под сень деревьев.
Но едва она сделала несколько шагов, как услыхала треск ветвей. Она обернулась. Неожиданно из-за дерева вынырнул какой-то мужчина и грубо схватил ее в объятия.
Девушка в страхе закричала, но у нее перехватило горло, и крик был едва слышен. Она попыталась сопротивляться, но нападавший не давал ей пошевельнуться, и, содрогнувшись от ужаса и отвращения, девушка почувствовала на своих губах его поцелуй.
Хулия прятала лицо, пытаясь спастись от поцелуев, а незнакомец тащил ее куда-то в сторону от дороги.
Как раскаивалась она в том, что не позволила Антонио проводить себя, даже не взяла с собой Титана! Они защитили бы ее, а теперь она совсем одна.
Борьба была бесполезна, кругом, куда ни глянь, – глухая лесная чаща.
– Здесь, красотка, – заявил похититель, – здесь ты скажешь, любишь ли ты меня; здесь ты станешь моей по доброй воле или насильно.
– Негодяй! – крикнула Хулия. – Нет, нет и тысячу раз нет!
– Кто же поможет тебе? – продолжал тот, сжимая ее в своих железных объятиях и пытаясь поцеловать.
– Бог, – в смертельной тоске произнесла девушка.
– Бог, – повторил в густых зарослях глубокий властный голос.
Похититель в страхе поднял голову, а Хулия радостно вскрикнула. Сухие ветки затрещали под чьими-то шагами, и из тьмы появился высокий человек, с головы до ног завернутый в черный плащ.
Тут похититель, который был не кто иной, как Медведь-толстосум, проявил неожиданную отвагу. Схватив Хулию за руку, он прикрыл ее своим телом и обнажил огромный нож.
Сталь сверкнула под бледным светом луны, однако незнакомец бесстрашно шагнул вперед, и живодер отступил, потащив за собой ошеломленную, растерянную Хулию.
– Оставь эту девушку, – повелительно произнес незнакомец.
Но Медведь-толстосум решил не сдаваться и, набравшись храбрости, крикнул:
– А ты кто такой, чтобы мне указывать и вмешиваться не в свои дела? Иди своей дорогой и оставь меня в покое, если тебе дорога жизнь!
– Ах! Не уходите, сеньор, – взмолилась Хулия. – Защитите меня!
– Молчи, – прорычал живодер, стиснув руку девушки.
Хулия вскрикнула от боли.
Незнакомец не стал дольше ждать. Словно тигр, бросился он на живодера, вырвал у него из рук нож и швырнул негодяя на землю, прежде чем тот успел опомниться. Медведь-толстосум вскочил и, даже не оглянувшись, пустился наутек, приговаривая:
– Господи Иисусе, спаси нас! Это сам дьявол, сам дьявол!
– Пойдем, дитя мое, – сказал незнакомец, обращаясь к помертвевшей от ужаса Хулии. – Пойдем, я провожу тебя до дому.
Сама не зная почему, девушка прониклась доверием к неизвестному ей человеку и, не произнеся ни слова благодарности, смело оперлась на его руку.
Незнакомец рассмотрел при свете луны отнятый у живодера нож и с презрением отшвырнул его прочь.
Оба молча направились к селению.
– Мы пришли, спасибо, сеньор, – проговорила девушка.
– Это твой дом, дитя мое?
– Да, сеньор. Прощайте.
Хулия отошла от незнакомца, но внезапно вернулась и застенчиво спросила:
– Как вас зовут?
Незнакомец на мгновение заколебался, но потом, как бы решившись, сказал:
– Джон Морган.
– Джон Морган?
– Да, но храни это в тайне. Прощай. – И, не произнеся больше ни слова, он быстро удалился.
IV. ОХОТНИКИ
Антонио Железная Рука взбирался по крутой тропинке в гору с такой легкостью, будто шагал по устланному коврами гладкому полу; вслед за ним весело бежали борзые. По временам он останавливался и замирал в глубокой задумчивости. Но не усталость прерывала его путь, а воспоминание о Хулии.
Вдруг псы тихонько зарычали и насторожились. Однако охотник был погружен в свои мысли и продолжал путь, не обращая на них внимания.
Собаки снова забеспокоились, и тут наконец Железная Рука очнулся.
– Эй, Тисок! Что случилось? Что с тобой, дружище? – спросил он, наклонившись к собаке.
Борзые принюхивались, повернув головы на юг.
– Что-то там происходит, – пробормотал охотник. – Эти твари никогда не ошибаются. – И он проверил, заряжен ли мушкет.
– Почем знать, может, кто из чужих заблудился в лесу. Пойти взглянуть, все равно спать уже не придется.
Антонио сжал в руке ружье, свистнул собак и ласково сказал:
– Пошли, малыши, пошли!
Собаки сорвались с места и бросились напрямик сквозь чащу, поминутно оглядываясь назад, словно желая убедиться, что хозяин следует за ними.
Первое время они бежали, не придерживаясь точного направления и беспокойно принюхиваясь. Но вот они напали на след и помчались вперед, пригнув головы к самой земле.
Теперь охотник потерял собак из виду; они скрылись среди бурелома, и только слышно было, как трещали под их лапами сухие ветки. Антонио шел следом, стараясь не отставать. Вдруг раздался неистовый лай.
– Разошлись не на шутку! – воскликнул охотник и, приготовив мушкет, со всех ног помчался туда, где заливались борзые.
Выбежав на небольшую прогалину, он сразу понял, в чем дело.
У подножия могучего гуаякана огромный бык отражал нападение Мастлы и Тисока, которые яростно скакали вокруг, пытаясь вцепиться зубами в его бока. Прижавшись крупом к стволу, бык поворачивал из стороны в сторону тяжелую голову, увенчанную мощными острыми рогами, грозя ударом, но ни на секунду не отрываясь от дерева.
Собаки увертывались от рогов и снова бросались на приступ, отчаянным лаем призывая охотника.
– Что за невидаль! – удивился Железная Рука. – Бык не бежит, а стережет дерево, словно часовой, да и псы никогда так из себя не выходили.
Обогнув лужайку, Антонио встал прямо против быка.
«Отсюда я попаду без промаха, – подумал он. – Только бы собаки оставили его на минуту в покое».
– Тисок, Мастла, сюда! – крикнул охотник. Он свистнул, и борзые, услышав знакомый сигнал, бросились к нему.
Бык, избавившись от преследования, не покинул своего поста. Напротив, он поднял голову и уставился горящими глазами на юношу.
Охотник с поразительным самообладанием вскинул мушкет и, медленно приподняв дуло, на мгновение застыл.
