христиан (в том числе и знатных) до состояния, в каком не бывала ни одна бессловесная тварь.
Какое-то время он позволил им плясать, визжать и греметь цепями. В этом ликовании было что-то нечеловеческое, и оно вызывало отвращение, Наконец он решил как-то обуздать это всеобщее безумие. Найдя в сараях и мастерских инструменты, солдаты сбили самые тяжелые оковы. Потом освобожденных построили в колонны, половина войска стала впереди, другая прикрыла тылы, и все двинулись вниз, к молу, где пришвартовалось с полдюжины галер.
Большинство шли с радостью, но многие, обретя свободу, первым делом возжаждали возмездия. Поначалу Просперо силой удерживал их, но вскоре смирился и не стал мешать сотне желающих влиться в дружину, идущую на штурм крепости. По их словам, они найдут оружие в домах, которые попадутся им по пути.
Солдаты Джанеттино, имея, по их мнению, право на грабежи в оставленном врагом городе, набросились на богатства, брошенные на милость победителя. Джанеттино не видел причин сдерживать их, хотя командующий с более проницательным мышлением или с большим опытом мог бы предвидеть последствия. Вскоре полк Джанеттино распался на группы мародеров, рыскающих по городу и проникающих даже за его пределы, на окраины, где жили самые состоятельные горожане. Если в мусульманских домах не было вина, то были золото и драгоценности, шелк и женщины, возбуждавшие варварские инстинкты солдат.
Джанеттино оставался на базарной площади, откуда и начался грабеж. Он стоял среди разоренных торговых рядов с полусотней приспешников, которые уже до предела нагрузились трофеями.
Тем временем Просперо погрузил спасенных христиан на шесть галер, стоявших у мола. Потом он отплыл на «Грифон» для доклада адмиралу.
Дон Алваро де Карбахал был на борту флагманского корабля. Дориа, с непокрытой головой, но в блестящей кирасе стоял у перил. За его спиной маячил дон Алваро. Адмирал нахмурился при виде Просперо.
— Что привело вас сюда, синьор? Вам же приказано быть на берегу! — С необычной для него вспыльчивостью Дориа добавил: — Я хочу, чтобы каждый уяснил себе, кто же командует этой экспедицией.
Дориа редко выходил из себя, и Просперо сразу же предположил, что причиной этому были обрушившиеся на судно ядра. Не прибавлял спокойствия и дон Алваро.
— Я прибыл сюда для доклада, синьор. Мне посчастливилось освободить почти тысячу христианских невольников, которых я обнаружил в форту.
Он рассказал и о том, как ими распорядился. Этого было достаточно, чтобы тот устыдился своего гнева. В пышных выражениях адмирал похвалил Просперо и, торжествуя, повернулся к Карбахалу.
— Вы слышали, дон Алваро? Тысяча наших христианских собратьев, освобожденных из рабства неверных! Вы по-прежнему будете утверждать, что я напрасно трачу здесь порох?
Рев канонады заглушил ответ дона Алваро. Волны белого дыма покатились по берегу перед галерами и за крепостью. И снова пушки дали залп. Но из крепости теперь не отвечали. Заметив это, адмирал принялся гадать, то ли турки сломлены, то ли хитростью подманивают их поближе.
Он попросил Просперо остаться и подождать его решения. Трубы заиграли сигнал к прекращению огня. Дым медленно и вяло клубился и таял в воздухе. Наконец передние галеры, едва видимые за его завесой, вновь обрели четкость очертаний. Внезапный бриз с востока унес последние клочья дыма, и воздух стал таким же прозрачным, как до начала обстрела. Крепость, массивная, мрачная и молчаливая, почти не пострадала. С восточной стороны залива, где располагался мол, на огромной скорости шел дозорный корабль. Как только он подошел к «Грифону», матрос с него прыгнул на выставленные горизонтально весла и по ним взобрался на палубу. Испанский сержант шумно потребовал, чтобы его провели к адмиралу, и, представ перед ним, задыхаясь, рассказал ужасную историю.
Аликот Караманли не был ни глупцом, ни трусом. Из крепости он невозмутимо и бдительно следил за тем, что происходит в городе, и ему показалось, что можно воспользоваться мародерским угаром, в котором пребывали солдаты. К янычарам и вооруженным им горожанам он добавил еще пятьсот воинов. И со всем этим войском отправился окружать грабителей. Сержант поведал о такой резне, что адмирал побледнел. С западной оконечности залива, ниже крепости, со стороны беспорядочно разбросанных небольших домов у ее подножия, с кличем вырвалась толпа солдат, готовых тут же броситься в сражение. С кормы «Грифона» были видны заостренные шлемы императорских солдат и сверкающие на солнце остроконечные украшения на тюрбанах. Императорское войско, сохраняя порядок, отступало под натиском свирепого противника, и ему уже грозила опасность быть сброшенным в море.
Пока с судна ошалело наблюдали это начало полного разгрома, одна из галер, снявшись с якоря, полным ходом направилась к берегу. Это была «Лигурия» Ломеллино. Она спешила на помощь отступающим генуэзцам. Рядом со скалами, которые окаймляли бухту, была глубокая вода, куда Ломеллино и привел свою галеру. Ее реи и салинг (площадка на верхнем конце стеньги) были облеплены арбалетчиками.
Генуэзцы Джанеттино, сохраняя строй, достигли этих скал, и арбалетчики Ломеллино выпустили град стрел по орде мусульманских преследователей, чем привели их в замешательство и перехватили инициативу. Воспользовавшись передышкой, генуэзцы и испанцы взбирались на борт, используя массивные весла как сходни. Общее их число составляло что-то около трех или четырех сотен человек, которых Джанеттино удалось сплотить в единый отряд.
Галеру буквально осыпал дождь турецких стрел. И когда Ломеллино уже был готов разрядить пушки в воющую мусульманскую свору, Джанеттино, вспотевший и тяжело дышащий под броней, покрытый ранами и пылающий неистовым гневом, приказал ему без промедления двигаться к флагманскому кораблю. Дрожа от гнева и страха, он предстал перед своим дядюшкой.
Просперо и дон Алваро тоже выслушали его скупой рассказ о поражении. Адмиралу было что сказать на этот счет.
— Просперо, который подвергался риску, штурмуя тюрьму и освобождая тысячу христианских пленников, вернулся без единой потери. Ты же бездействовал, а возвратился, лишившись половины войска. Ничего не скажешь, хорошая история! Куда делись твои солдаты? Их вырезали?
— Откуда я знаю? — кричал в ярости Джанеттино. — Ведь напали мятежники, воровские собаки!
— Разве у тебя не было сил, чтобы противостоять им?
— Мог ли я удержать поток двумя руками?!
— Своими руками, конечно, нет, — вступил в разговор дон Алваро, — но своей властью. Разве у вас ее не было? Тут вмешался Просперо:
— С вашего разрешения, синьор, я попытаюсь освободить уцелевших. Мои неаполитанцы находятся на берегу, рядом с галерами у мола. Они свежи и…
— Уже нет времени, — прервал его Джанеттино, вскипая от гнева. — Мы все попали в обыкновенную ловушку. Если будем медлить, то подвергнем опасности и флот. Захваченный мной пленник в открытую насмехался над нами, угрожая приближающейся гибелью. Барбаросса, Драгут, Синай-Реис и Дьявол- молотильщик наступают нам на пятки. Они узнали, что мы пошли на запад, и весь флот корсаров движется вдоль берега от Алжира. На рассвете Караманли получил приказ удерживать крепость, так как вскорости должно подойти подкрепление.
— Неужели весь флот корсаров? — спросил Андреа Дориа. Его лицо, испещренное морщинами, оставалось бесстрастным.
— Что-то от пятидесяти до ста галер, — сказал Джанеттино. Дон Алваро посмотрел на них с вымученной улыбкой.
— Теперь вы пожинаете плоды своей политики. Смелая и решительная атака на Алжир смела бы Хайр-эд-Дина еще до того, как он собрал бы свои войска.
— А возможно, и нет, — холодно ответил ему адмирал. — И тогда разгромили бы нас.
Он повернулся лицом к востоку. Просперо, стоявший теперь напротив, увидел его лихорадочный взгляд и широко раскрытые глаза. Адмирал сложил крупную жилистую ладонь козырьком, чтобы прикрыться от солнца.
— Боже мой, — вскричал он, — они приближаются!
Все резко обернулись. На востоке показалась длинная пенистая линия на фоне голубого моря и неба.
