садились за стол, бесы побуждали их наедаться до того, что они не могли сдвинуться с места и сидели часами праздно. Если за трапезой подавали вино, монахи, подбиваемые бесами, напивались до бесчувствия.
Обыкновенно думают, научил братию отец Валезий, что всякого человека мучает один бес. Это заблуждение. Вообразите, что вы с головой погружены в воду. Вода над вами, направо и налево, и под вами – вот самое точное изображение количества бесов, искушающих вас. Бесы бесчисленны, как пылинки, которые мы видим в солнечном луче. Весь воздух вокруг заполонен бесами. И бороться следует сразу со всеми.
Ганелон знал: отца Валезия прислал на остров Лидо сам великий понтифик, ведь престарелый дож Венеции, сильно сердясь за неуплату долгов, потребовал от паломников странного и необычного дела – скорого вооруженного похода на христианский город Зару.
Город Зара когда-то принадлежал Венеции, объяснил паломникам лукавый дож Венеции Энрико Дандоло. Город Зара, конечно, город христианский, объяснил паломникам престарелый дож, но он отторжен от Венеции незаконно. Если мы вернем Зару Венеции, то именно там, в Заре мы боем укрепим дух святого воинства, запасемся провизией и добычей, и вот тогда я сразу поверну суда с паломниками на восток.
Ганелон знал: в одинокий шатер, с умыслом поставленный в стороне от других, его вызвали не из-за пяти пропавших из лагеря храмовников. Мало ли кто пропадал с острова Лидо. Иногда с острова неизвестно как пропадали целые отряды, а не только пятеро каких-то храмовников.
Ганелона вызвали в шатер в интересах Дела.
Он услышал Ги де Туротта и услышал отца Валезия.
Душа Ганелона ликовала – он призван.
Ему верят.
Ему доверяют.
Въедливый низкий голос отца Валезия, белого аббата, казалось, был теперь обращен прямо к нему. Как и темные жесткие глаза отца Валезия. Такие темные, что свет в них не отражался.
– Святые паломники утомлены долгим бесцельным сидением на острове Лидо, – голос белого аббата действительно звучал низко и вьедливо. – Самые нестойкие трусливо бегут в разные стороны. Скоро зима. Значит, суда не успеют выйти в море. Лукавый дож Венеции Энрико Дандоло говорит, что не так уж далеко от Венеции стоит город Зара. Если паломники войдут в город Зару, говорит лукавый дож, если они вернут город Зару Венеции, там будет много добра, а к весне все суда будут приведены в порядок.
– Но разве апостолик римский не запретил под угрозой отлучения нападать на христианские города? – теперь въедливый голос отца Валезия, казалось, был обращен прямо к Ганелону. – Город Зара является христианским городом, а Имрэ, король Угрии, принял святой крест. Строгое послание папы еще месяц назад передано маркизу Бонифацию Монферратскому, командующему всеми отрядами святых паломников. Это сделал аббат Пьетро де Лочедио из монастыря Пьемонте. Все это так. Все это действительно так. Но камзолы паломников пообтрепались, говорит лукавый дож Венеции, нет корма для лошадей, само святое воинство в большом долгу перед венецианцами. Без помощи венецианцев паломникам никак не попасть в Святую землю. Старый дож знает, что говорит. Ведь уплатить долги венецианцам, – темные глаза отца Валезия смотрели прямо в душу Ганелона, – можно сейчас только взяв Зару. Все знают, Зара богатый город. Вот почему, брат Одо, ты незамедлительно, уже сегодня отправишься в Рим. Наверное, ты уже не успеешь предупредить взятие христианского города Зары, но зато ты откроешь глаза папы на происки старого дожа.
Белый аббат перевел взгляд на брата Одо:
– Дьявол не знает устали. Толкнув паломников в Зару, он может толкнуть паломников и в другие христианские города. Ты, брат Одо, откроешь глаза великому понтифику на истинные намерения дожа. Дож Венеции заботится не о святых паломниках, он, прежде всего, заботится о своем морском народе. Великий понтифик должен знать всю правду о доже. Великого понтифика, как истинно великого человека, интересуют великие помыслы, но он страдает за каждого отдельного христианина. Не против плоти и крови человеческой мы боремся, брат Одо, а против черных злых сил.
– Аминь! – дружно сказали брат Одо и Ганелон.
– Ты подробно передашь великому понтифику нечестивые слова дожа Венеции и ты передашь великому понтифику то, что недавно сказал благородным баронам маркиз Бонифаций Монферратский. А сказал он так. На рождество, сказал маркиз, побывал он в Германии при дворе мессира германского императора. Там он встретил молодого человека – брата жены германского императора. Это Алексей, сын Исаака, истинного императора Византии, ослепленного родным братом, предательски и не по-христиански отнявшим у него трон, а с ним всю Константинопольскую империю. Ты подробно передашь, брат Одо, римскому апостолику такие слова маркиза Монферратского. Он сказал: тот, кто смог бы заполучить к себе названного молодого человека, тот легко бы сумел двинуться из захваченного паломниками города Зары, если это произойдет, в землю константинопольскую и взять там все нужные съестные запасы и все прочее, ибо названный молодой человек является единственно законным, от Бога, наследником константинопольского трона. Он ускользнул из Константинополя от родного дяди тайком, скрыв водою свои следы. Некий пизанский корабль по специальному договору тайно доставил его в Германию, при этом юный Алексей был пострижен в кружок и одет в латинское платье. Ты запоминаешь мои слова, брат Одо?
Брат Одо молча кивнул.
Усталость лежала на его длинном лице, но глаза жили особой и сильной жизнью.
Белый аббат вновь повернулся к Ганелону:
– Я где-то встречал тебя?
– Надеюсь, что нет, отец Валезий.
– Неужели твои надежды ограничиваются только этим? – сухо усмехнулся белый аббат. – И если да, то почему?
– Недостоин.
– Я знаю, что ты еще не давал обета, – осталось неясным, удовлетворен ли отец Валезий ответом Ганелона. – Но я вижу, что твой плащ пообносился, сандалии сбиты, твое тело изнурено. Ты похож на катара, – загадочно и зловеще покачал головой отец Валезий. – Ты похож на тряпичника, который назубок знает все церковные тексты и умеет проповедывать, чего не умеет многая ученая братия. Но я знаю, что ты повинуешься Богу, ты страдал и не впал в отчаяние, а потому допущен служить Делу. А значит, посвящен и в деяния старого лукавца, – отец Валезий, несомненно, имел в виду дожа Венеции. – Старый лукавец желает валить деревья на склонах гор, окружающих Зару, и спускать для себя на воду все новые и новые корабли, не боясь того, что король Угрии ему помешает. На богослужении в соборе святого Марка старый лукавец пообещал сам повести объединенный флот в город Зару, если такое решение будет принято баронами. При этом он назвал христианский город Зару пиратским гнездом, – отец Валезий мелко перекрестился.
– Возможно, такое угодно Богу?
Белый аббат взглянул на Ганелона с сомнением.
– Я не уверен, что тебе следует рассуждать на такие темы, брат Ганелон. Тебе сужден другой путь, помни. Может, твой путь и проходит через какие-то сомнения, но они не должны касаться Зары.
Ганелон низко опустил голову.
– Некая молодая особа, брат Ганелон, – въедливо и негромко произнес отец Валезий и сердце Ганелона дрогнуло. – Некая молодая особа, брат Ганелон, совсем недавно наняла в Венеции судно. Сейчас, когда дож наложил запрет даже на торговлю, нанять судно в Венеции практически невозможно, но некая молодая особа заплатила за тайный наем судна большие деньги. Очень большие деньги. Более того, мне известно, что некая молодая особа почти месяц провела в доме старого лукавца. Я верю, брат Ганелон, что ты догадываешься, куда могло уйти судно, тайком нанятое указанной особой.
– Да, – кивнул Ганелон. – Я даже знаю имя кормчего на нанятом судне. И знаю, что с указанной особой на борт судна поднялся еще и старик, прозванный в Риме Триболо, Истязателем. А еще с указанной особой поднялись на борт отборные дружинники, ранее служившие в замке Процинта. А груз названной особы – три сундука.
Отец Валезий пристально всмотрелся в Ганелона:
– Ты не смог подняться на указанное судно?
– Я не мог этого сделать.
– Почему?
– В Риме через оборванца нищего я получил записку. В записке было сказано: «Лучше бы ты служил мне». Но до того, как прислать мне такую записку, указанная особа два года держала меня взаперти в старой замковой башне. А в Риме указанная особа пыталась меня убить, подсылая нанятых на ее деньги убийц. Я не мог подняться на корабль. Я был бы тут же опознан.
– Господь милостив, брат Ганелон.
– Аминь!
Они помолчали.
– Куда могло уйти судно?
– Это быстрый корабль, на его корме по-гречески написано – «Глория». Он взял курс на остров Корфу, но, думаю, он пойдет выше – к рукаву святого Георгия, в Константинополь, в самое гнездо отступников.
– Отступников, да… – медленно повторил слова Ганелона отец Валезий. – Но Константинополь был и остается городом христиан…
Отец Валезий не спускал с Ганелона темных глаз, совсем не отражающих света:
– Брат Ганелон, сможешь ли ты отыскать в Константинополе тайник, в котором некая названная молодая особа прячет тайные книги, должные принадлежать Святой римской церкви?
– Человек способен лишь на то, на что он способен.
– Но с Божьей помощью на большее. На гораздо большее, брат Ганелон.
Отец Валезий высоко поднял голову:
– Я знаю, ты умеешь объясняться с грифонами, язык греков тебе ведом. Ты умеешь понимать сарацин, тебе доступны чтение и счет. Используй все свои знания, брат Ганелон. Властью, дарованной мне Святой римской церковью и великим понтификом, позволяю тебе рядиться в мирское, пользоваться кинжалом, сидеть за обильным столом, даже нарушать заповеди, если это понадобится для успеха Дела. Трудись в воскресенье, нарушай пост, отрекись, если понадобится, от близкого. Это необходимо для Дела. Я верю, брат Ганелон, ты вернешь Святой римской церкви то, что ей должно принадлежать по праву.
– Но как сподоблюсь благодати? – испугался Ганелон.
– Я сам буду твоим исповедником.
В большом шатре установилась напряженная тишина.
