всякую строить! – заявила Мамзелькина.
Она стала было исчезать, но, вспомнив о чем-то, поманила к себе Мефодия.
– Карандашиком, родной мой, карандашиком!.. Мне что – сказали один, будет им один. Хучь не хучь – исполняй! А я взяла да карандашиком! Не перышком, а карандашиком! Хорошему человеку не помочь… гадихой буду!.. Век трупа не видать!
– Чего? – не понял Мефодий.
– Пока, голубь мой! Береги себя, сизокрылый! – загадочно крикнула Мамзелькина и отчалила, на прощанье чуть сильнее, чем нужно, звякнув косой. Откуда-то сверху на мостовую свалилась мертвая ворона.
– Это ведь была смерть? – поинтересовалась Даф.
– Вроде того. Только она не любит, когда ее так называют. Она Мамзелькина, «старшой менагер некроотдела». Ты поняла, о чем она? При чем тут карандаш? – обеспокоенно спросил Мефодий.
Арей был у себя в кабинете. Он, как уже заметил Мефодий, всегда был в кабинете и вылезал из него крайне неохотно, как моллюск из раковины. В приемной же сидела Улита. Только не за столом, а на диване, одетая в черное с блестками, очень открытое платье, в котором ночью была на дискотеке. Закинув одну очень полную белую ногу на другую, Улита писала на ней помадой:
«Ненавижукислыелицаненавижукислыелицаненавижутухлыерожи…»
Она была сильно не в духе. Мефодий, недавно говоривший с ней по телефону, даже удивился. Настроение у Улиты менялось, как погода на Урале, – мгновенно.
– Сгиньте! У меня депрессия! – сказала Улита вместо приветствия.
– С чего бы это?
– Я рассталась с Али… Нет, с Омаром… Или это был Юсуф? Вечно я их путаю!
– А как это случилось?
– Дурацкая история! Я два раза потанцевала с Абдуллой. Смазливенький такой лопухоид, молоденький. Хвастался не переставая! То ли его дядя контролирует рынок, то ли он сам контролирует дядю – чего-то там путаное. Мой Али стал ревновать. Началась драка. Мне оторвали каблук, классный каблук, немагический, а я осерчала и разнесла им весь бар… Досталось и Али, и Абдулле, и дяде тоже досталось. Потом мы смылись, и уже на улице Али заявил, что якобы я не отвечаю его представлениям об идеальной девушке! Вот сволочь, а? Это я-то не идеальная!
– Улита! Даф с Мефодием пришли? Я же просил сразу ко мне! – донесся из кабинета властный голос.
– Сразу-у? А кому я тогда пожалуюсь? – возмутилась секретарша.
Оставив Улиту страдать дальше, они отправились на зов. Потянув дверную ручку, Мефодий замер на пороге. Арей был в простом, промятом в нескольких местах солдатском нагруднике, по виду римском, но кованном явно не в Риме. Шлем лежал на столе вместе с клинком.
– Надеюсь, вы не имеете ничего против Срединных земель? Мы оправляемся туда после полудня. К вечеру мы будем у Храма Вечного Ристалища. Я тоже иду с вами. Правда, проводить смогу только до определенной черты. Дальше дорога пролегает уже только для вас, – сказал Арей вместо приветствия.
– Когда после полудня? Вот скоро уже? – удивился Мефодий. Он не испытывал ни страха, ни радости… Хотя что-то он все же ощутил. Что-то быстрое и неуловимое. Нечто такое, что мелькнуло и сразу погасло.
– Да.
– Но вы же говорили, что это будет в день моего тринадцатилетия?
Арей неопределенно кивнул на небо:
– Верхняя шарашка поменяла планы. Все произойдет в ближайшие сутки. В результате, если доживешь, свое тринадцатилетие ты встретишь в приятной дружеской обстановке.
– Ага! – добавила Улита, которая, как оказалось, перестала уже страдать и подслушивала. – Комиссионеры будут петь: «К нам приехал наш любимый, Меф Буслаев дорогой!» А суккубы – те вообще надуются шампанского и будут прыгать к нему на колени и лезть целоваться, превращаясь… да хоть бы и в Даф!
Даф скрестила руки на груди.
– Не смешно! – сказала она.
Улита пожала плечами:
– Знаю, что не смешно. Но так проходят все корпоративные пирушки. А еще иногда притаскиваются Вий с Грызианкой Припятской, разумеется, без приглашения, и тогда, мама моя родная! Тухломон танцует на столе, Грызианка с суккубами представляет маленьких лебедей! Просто не трогай дядю за нос и вообще отойди от гроба! Мои ночные загулы бледнеют!.. А ты, Меф, не унывай! Если что-то пойдет не так, утешайся словами классика, что каждый человек должен взорвать дом, срубить дерево и отколошматить сына!
Арей недовольно посмотрел на секретаршу:
– Улита, где у тебя кнопка паузы? Нажми ее и держи обеими руками!.. Даф, ты готова? Лабиринт Храма Вечного Ристалища тебя не пугает?
Дафна вздохнула:
– Понятное дело, пугает. Я предпочла бы экскурсию в какое-нибудь тихое и спокойное место. Например, спрыгнуть с Ниагарского водопада и полетать в его струях.
– Я так и подумала. Если нужен будет кто-то, кто бы тебя спихнул, тока свистни, – галантно предложила Улита.
Арей яростно повернулся к ней. Глубокий шрам на его лице побагровел.
– Я попросил: помолчи!
– Уже умолкаю! Нажимаю «Backspace» и стираю всю последнюю фразу! – быстро сказала секретарша и улизнула из кабинета от греха подальше.
– За тебя я не слишком волнуюсь. Ты ведь умеешь обращаться с флейтой? У вас же этому учат чуть ли не с рождения! – продолжал Арей, поворачиваясь к Даф.
– Слегка умею, – скромно сказала Даф, погладив свою флейту. В конце концов, в саду Эдема были спецы и получше.
– А вот за Мефодия мне тревожно. Я не успел толком обучить его владеть клинком. Он не знает ни веерной защиты, ни уходов – ничего. Даже азов. Одна надежда, что до рубки дело вообще не дойдет, хотя никому не известно, что поджидает вас в лабиринте. В реальном бою синьора помидора можно убить зубочисткой.
– Ну уж и зубочисткой, – пробурчал Мефодий.
– Поверь, что это так. За те несколько часов, что у нас остались, – хорошим бойцом тебе не стать, а это крайне необходимо.
– И как же мы будем выкручиваться? – спросил Мефодий.
Арей задумчиво посмотрел на свою ладонь, большую, точно вырубленную из дерева и почти лишенную линий. Только одна глубокая линия жизни бородзила ее от запястья к указательному пальцу.
– Придется пойти на крайнее средство. Если бойца нет – надо его впустить. Вселить в твое сознание хорошего бойца…
– Кого? Вас?
– Нет, мой друг. Не обижайся, но мое сознание пока еще нужно мне самому. Тебе же придется удовольствоваться… м-м-м… Хоорсом. Он совсем неплох. Хоорс был вторым бойцом мрака и погиб в стычке несколько веков назад.
Мефодий прокрутил в голове только что сказанное.
– А что это была за стычка, в которой погиб Хоорс? – спросил он.
Арей провел указательным пальцем по своему длинному шраму.
– Я выразился неточно. Это была не столько стычка, сколько дуэль.
– И кто убил второго бойца мрака?
Арей поднял на него глаза. Они были спокойны, но из них исходила такая тяжесть, что Меф ощущал почти материальное давление его взгляда.
– Его убил я, Арей, барон, мечник мрака. Отсек ему дарх вместе с головой в бою, длившемся около
