— Ладно, — на радостях согласился король, — велю с утра выдать ярлу Тристану тридцать один милиарисий. Слово короля. Ну что, бой окончен?
— Не-а. В городе ещё много богатых домов. Будем грабить. Серебра не дадут, но чего-нибудь вкусненького… С вечера к празднику напекли-нажарили. Ей-ей ополовиним!
Дальнейшее напоминало святки. Группы детей стучались в каждый дом по очереди и решительно заявляли:
— Мы грозные и ужасные северные варвары! Мы всё сожжём и разорим дотла. Если нам не дадут достойный выкуп…
Настоящие «варвары» быстро обросли малолетними коллаборационистами. Ярл на это смотрел спустя рукава. Неужели жалко куска пирога малышне, когда его воины получат по серебряной монете? Куда подевалась сида проводница и почему не участвует в веселье — не задумывались. Сиды, они вообще странные и непредсказуемые…
А Клирик завалился домой, в «Голову». Глаза слипались, задор иссяк, и остаток ночи хотелось проспать. Не получилось. Только сомкнулись веки, раздался голос в голове.
— Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют двадцать три сотых доли процента от необходимого для обратного переноса. Следующее сообщение — через месяц.
Ну и какой тут сон?!
Рядом вскочила Эйлет.
— Что случилось, сестра?!
Стиснуть зубы. Помотать головой.
— Ничего. Пока ничего. Немного волнуюсь перед приговором.
— Тебя приголубить?
— Не надо. Спи.
А потом вжать голову в подушку. И стараться плакать тихо. Впервые с раннего детства пришлось вот так реветь — горько, безнадёжно, бессильно. Одна десятая доля процента — вот и всё, что насчитала ему Сущность за второй месяц в Камбрии. За все подвиги и всю торговлю! Этак тут можно прожить до эльфийской старости. И сделать ничего нельзя. Даже поспорить. Даже пожаловаться — некому. Через полчаса слёзы закончились. Немайн перевернулась на спину, сухие глаза из-под покрасневших век изучали неровности побелки на потолке. Клирик был себе весьма и весьма противен. Развёл хляби морские. Сохранил бы хоть проблеск сознания — сам себя по щекам нахлестал, да хоть башку стену разбил, а такого позорища не допустил бы. Так нет, даже с Эйлет пообниматься не захотел. А ведь полегчало бы. Неужели и правда женщинам так нужно реветь?
— Разберёмся, почему всё так, — Немайн закинула руки за голову, губы неслышно шевелились в такт мыслям, — Допустим, Сущность играет честно. Допустим. И рассмотрим мои достижения непредвзято. Корнер организовал Дэффид, без него и без Элейн у меня бы просто отобрали товар по суду — и с убытком. Византийцы и их спрос на амуницию — вообще добряк… Да и контракт пока не подписан. Технологии, которые и не прижились толком? Саксы и норманны снесут… Зайдём с другой стороны — а с чего это я Сущность оправдываю? Комплекс заложника? Шутка подсознания в стиле: террорист меня не убьет, потому, что хороший? Или вот ещё: я слабак, мне так и надо? Мазохизм какой-то. И вообще, что-то я непоследовательно себя веду. С одной стороны, окапываюсь в Камбрии, как сурок. С другой — жду, что мне засчитают свершения и отпустят домой. Противоречие… Ну и наконец — с коих это пор я пляшу под чужую дудку? Если это игра, так мастер всегда прав, и не о чем спорить. А если жизнь — так пошли они, генераторы вводных, полем, лесом да болотом! И без них проживу. Так, как захочу. Так, как смогу. Осталось выбрать: игра, пусть на голову, или жизнь? Ладно, после суда разберёмся. Спи, леди Немайн.
сида перевернулась на бочок, поёрзала немного — и заснула. Без картинок и видений. Утром вскочила бодрая и весёлая. Не снова — по-новому! Пора идти слушать приговор. В компании сестёр, ученика, очень хмурой Анны и… И почти всех детей Кер-Мирддина, поджидающих за воротами вместо стражи!
Небо над городом просквозила свинцовая тяжесть. Смолкли слова приговора. Запахло сыростью. И на город упали струи тёплого дождя… Того, что называется грибным. Сквозь на Немайн обрушились сёстры. Дионисий осторожно высунул руку под дождь. Ласковый, никак не походящий на дурное предзнаменование. О таком молятся. Кроме как когда…
— Урожай уже убрали?
Комендант крутанул ус.
— О, да. Сегодня праздник последнего снопа, преосвященный. По этому поводу должны были состояться рыцарские ристалища, но в дождь тетивы отсыреют. Да и паства твоя отсыпается. Похоже, у нас появилась новая традиция. Не могу сказать, что не полезная. По крайней мере, новые двери и замки на тайном ходе скоро будут готовы, а пост выставлен уже сейчас. И я с нетерпением жду следующего года — очень хочется узнать, что новенького вытворит сида, чтобы снова взять город! Но отчего ты наложил на Немайн такую суровую епитимью? Сто поклонов перед образом Спасителя, каждый день, три месяца…
— Она очень гордится книжной мудростью, сэр Эдгар. И ей не помешает вспомнить, что есть нечто выше траченных молью страниц.
Чёрная темень перетекает по небу с востока на запад. Хмурятся лики на своде, поигрывает языческими знаками старинный крест. Раба божия Августина бьёт поклоны. Земные, не вставая с колен. Первую сотню из девяти тысяч двухсот. Мысли — вне тела, и даже хорошо, что тело — занято. Чтоб не отвлекало. Пора делать выбор. Играем — или живём? Увы, уши поклонами не заняты, и ловят рядом тихий шелест одежды. Кто-то встал на колени рядом.
— Сицилиец глуп, но прав. Он хотел тебя слегка унизить, но разве может унизить человека поклонение Богу? — голос короля.
сида молчит. А как давать ответы, если не решено главное?
— Я могу убавить это наказание. Призвать тебя, как подданную, на воинскую службу на шесть недель, — голос короля.
сида молчит. Только сгибается и разгибается.
Король молится рядом. Вздыхает.
— И я в любом случае призываю тебя на службу с завтрашнего дня. Вне зависимости от твоего желания. Нужно разбить банду фэйри на юго-восточном тракте. Доложишься сэру Эдгару, отряд формирует он.
Гулидиен поднялся с колен, и затопал по каменному полу к выходу. У королей так мало времени на молитву…
Глава 6. День Неметоны. Август 1399 года от основания Города
Анна шла в Кер-Мирддин в странно приподнятом настроении. Верный валлийский дождь, полосатый, как оса — то морось, то ливень — ничуть этому не мешал. Словно и верно, полтора десятка лет сбросила. Такой свободы она давно не испытывала. А то и никогда. Всегда кто-то стоял рядом — впереди, рядом, за спиной — родители, муж, дети… Но петух в священной роще правильно истёк кровью, подтверждая — на три года не будет у Анны ни роду, ни племени. Только ушастая сида, ждущая в столице. И та — пока! — не имела над бывшей ведьмой никакой власти. Наоборот, сама несла обязательство выполнить уговор и принять великовозрастную ученицу. А впрочем, бывших ведьм не бывает. Чувство было пьянящее, и, как любой дурман, не совсем приятное. Сладкое до гнильцы. Свежее до морозного ожога. Солёное до трещиноватой корки.
Впрочем, на большее, чем просто вдохнуть это чувство, распробовать, насладиться — и выпустить из себя — Анна не претендовала. Просто радовалась, что случился в жизни такой удивительный момент, и старалась не думать о цене. Может, поэтому и шла пешком — как бедная будущая ученица ведьмы. И как шла Неметона. Или Немайн, как сида предпочитала называть себя, зачем-то напоминая, что, как и король
