— Вот мы и просим помочь наказать мерзавца. С убийцами из Нортумбрии мира быть не может, и вся наша армия — там. Наши южные земли открыты перед предателями! Ради мести за родную кровь Пенда готов на многое. Даже — признать себя вассалом короля Гулидиена. Если тот согласится помочь ему расправиться с мерзавцем. Или хоть задержать его, пока Пенда не покончит с врагами на севере, и не развернётся на юг. Резню Кер-Легиона тоже ведь не простишь…
— Нельзя простить, — посуровел Рис, — ты прав.
Этот город был занят Нортумбрией. Тридцать лет назад. Ни одного бритта победители тогда в живых не оставили. Даже молодых женщин — для которых обычно делали исключение даже дикие саксы, приплывавшие с континента в Хвикке…
— Я говорил с богиней, — продолжал граф, — и она признаёт — если падём мы, падёте и вы. Она говорит — наоборот тоже верно. Так получилось, что у нас общие враги. Так не пора ли переступить через реку крови и сказать: мы — одно? И ради этого Пенда готов переступить через гордость и склонить голову перед Гулидиеном. Ты поддержишь меня?
— Решать будет брат, — Рис положил руку на плечо посла, — хоть я не думаю, что он откажется. Он хороший король, он настоящий рыцарь, и он не сможет отказать ни в старой дружбе, ни в святой мести.
— Разумеется, — граф повторил жест принца, — решать будет король Гулидиен. Но я благодарю тебя — мне был очень нужен разговор с умным человеком, который бы мне напомнил чувства истинных камбрийцев. Теперь я не усомнюсь ни в помощи, ни в дружбе.
Крепко сжал плечо принца Риса и вышел из шатра. Тут же шевельнулся полог. Появилась Гваллен — коромысло через плечо, как простая хуторянка тянет тяжелущие ведра с водой.
— Это волшебные ведра и волшебная вода, — принцесса улыбалась, — а вредная сида сказала, что я всё должна сделать сама…
— Что?
— Сейчас. Сниму ведро. Возму в руки… Получай!
И вода устремилась на принца. Больше половины не долетело. И все таки — в лицо брызнуло, да и весь перёд промок мгновенно.
— Ты чего? — Рис глупо улыбался. Какая-то новая игра? Гваллен большая затейница…
— А того. Охолони. Неметона вон после разговора с послом на себя вылила три, и час с ученицей весь разговор по словечку разбирала. А тебе одно словечко велела сказать. А если не поможет, так и заклинание прочитать.
— Какое словечко?
— Кер-Глоуи.
Рис дёрнулся. Это слово было — ближе. Вот там и оставили в живых женщин. Точнее, позволили выжить тем, что смогли… А Гваллен продолжала:
— Так, глаза ещё глупые. Точно, околдовал злой сакс моего умницу. Ну да на это у меня и заклинание есть, от самой Неметоны. Слушай-ка, муж мой: Хвикке всё ещё союзник Мерсии. А резню в Кер-Глоуи устроили Хвикке!
Рис сел на подушку. Точнее, в лужу, замаскированную подушкой.
— Так Окта что, всё наврал? — опустошённо спросил он.
— Ни словечка, — хихикнула Гваллен.
— Но тогда как?
— Он повернул правду своей стороной. А мы должны видеть свою.
— А какая она?
— А вот это, дорогой, только наше с тобой дело. И даже Неметона не берётся советовать. Говорит, волю и разум вам дал Господь. Вот и думайте. Тем более — вы умные. Мангонель построили.
Принц улыбнулся. Притянул к себе жену.
— Что ты делаешь? — игриво спросила она.
— Я думаю. Точнее, начинаю думать, — сообщил то, — а начинать размышления решил с безусловной и несомненной истины. Я люблю тебя, Валли…
У рабочих шатров не было. Но долго ли поставить шалаши? Рядом с лесом? Сначала, конечно, вокруг лагеря поставили частокол. Но после этого — кто заставит людей спать под открытым небом? Перед треугольным сооружением — закопчёный котёл. В нём помешивает варево — дурманящий мясной запах — пожилая женщина. Совсем на друида и не похожая. Немайн сглотнула слюнки. Инструкция Сущности не велела кушать мясо. Иначе… Иначе обещалось такое, про что и думать не хотелось. А вот рабочим мясо никто не запрещал! Они предпочли бы рыбку. Но рыбку нужно было покупать. А дичь бегала по лесу бесплатная.
— Доброго дня, — поздоровался Клирик, — дай-ка на тебя посмотреть. Вот. Та, за которой богини бегают!
— А ты богиня?
— Конечно, нет.
— Так я и думала… А если и да — так я сюда от ворот Аннона волоклась, — пробурчала друидесса, — с моими костями, да моими суставами, да с прочей старой требухой. Можешь и ты навстречу шажок сделать.
— Двести сорок три шага, если точно.
— Неужели христианский мир столь мелочен?
— При чём тут мир? Это я. И не мелочна. Всего лишь точна.
— Тогда ты сильно поменялась. По поведению — помолодела лет на восемсот. Метишь смертью, воюешь с роднёй. Ушла из одного мира в другой. Снова обозвалась ирландской кличкой. Что на месте-то не сиделось?
— А меня не спросили, — честно признался Клирик.
— Даже и так?
— Именно.
Друидесса задумалась. Пришла к ей одной известному выводу.
— У каждой верёвки два конца, — сообщила наконец, — но если завязать её кольцом, то концов и не найдёшь… Неважно отчего, важно что. Делать теперь что?
Клирик пожал плечами.
— Наше дело, да? — друидесса.
— Больше ничьё. И никогда больше ничьим не было. Больше, чем вашим.
— И совсем не твоё?
— Ну почему совсем? Не совсем. Но в первую и главную очередь — целиком ваше. Впрочем, могу дать совет.
— Слушаю тебя.
— Вылезайте из Аннона. Вокруг есть куда лучшие земли. Или попросите меня убрать топи. Я одна не управлюсь, помочь придётся, поработать. Впрочем, ты знаешь мой метод. Вот как я глотку холма заткнула, так и лишнюю воду могу прогнать. Если поможете.
— А если нет?
— А если нет, так не обессудьте — ничего не сделаю. Не смогу.
— Хм.
— Я хотела спросить у Гвина. Ходила на холм. До того, как он ушёл.
— И что?
— И пугнули меня. Скорее всего, просто не узнали. А ты вот разговариваешь. Но тоже ведь не признала. Ватессу безумную признала, а меня нет.
— Милая девочка, — улыбнулся Клирик, — и совсем не безумная. Наоборот. Мне очень понравилась. Но ей ведь от того не легче, правда?
— Она — это ты. А в остальном — пустышка.
— Но я не она.
Друидесса кивнула.
