– Я вас слушаю, – сказала она.
– Это я слушаю, – возмутился Алексей Палыч. – Прежде всего, как тебя зовут?
Алексей Палыч, отчасти знакомый с фантастикой, ждал какого-нибудь инопланетного бормотания вроде Скррмрчох или Интрдкц.
– Лена, – сказала девочка.
– Допустим, – неохотно согласился Алексей Палыч. – Так вот, Лена... Нас сейчас тоже слышат и видят?
– Конечно.
– Мне это не нравится, – сказал Алексей Палыч, но галстук машинально поправил.
– Почему? Ведь мы же не вмешиваемся. Правда, мальчишка пробыл здесь десять дней и вступил в контакты... Но на вас это никак не повлияло, а уж на Планету – тем более.
– А ты – разве не вмешательство?
– Нет. Это совсем другой метод.
При словах "другой метод" у Алексея Палыча слегка заныло в груди. И снова представился ему скособоченный домик на окраине Города, нечто вроде избушки бабы-яги. И полыхали в этом домике, почему-то в подполье, огненные всплески, похожие на электросварку; и строился в подполье аппарат, видом смахивающий не то на спутник, не то на кастрюлю-скороварку.
В эту минуту ощутил Алексей Палыч личную ответственность за свой родной Кулеминск, за свой район, за свою страну и маленькую свою планету.
– А почему вы думаете, что эти "другие методы" не принесут нам вреда?
– Мы знаем, что не принесут, но доказать я не могу. Вам поверили, Алексей Палыч. Поверьте и вы нам. Как у вас говорится... Я даю честное слово.
– Это несерьезно, – сказал Алексей Палыч. – Какое значение имеет честное слово для Космоса? Чепуха какая-то!
– Но для вас имеет?
– Для меня – да. Но в известных пределах. Личное слово, а не какое-то там космическое.
– Вот я и даю личное.
– А нельзя ли, чтобы ваши это как-то подтвердили. Ты говоришь, что нас сейчас видят и слышат. Тогда пускай... – Алексей Палыч огляделся, – вот пускай сюда, на эту дорожку сейчас упадет что-нибудь. Например, монетка... копейка.
Девочка хмыкнула, да так громко, что проходивший мимо рыбачок с удочками в чехле оглянулся на нее. Знай он, на кого оглянулся, так включил бы, наверное, четвертую скорость и умчался на другой конец Города.
– А вот это на самом деле несерьезно, – сказала девочка. – Мы ведь не в цирке. Нет, вы все-таки еще дети. Наверное, вы нам на самом деле поможете. Идемте, Алексей Палыч, я уже совсем опоздала.
– Ну что ж, – сказал Алексей Палыч, слегка пристыженный. – Пойдем посмотрим на "другой метод".
В автобусе девочка, решив, очевидно, что теперь пришла ее очередь платить, достала сдачу с мороженого и опустила в кассу десять копеек.
Татьяна на такие подвиги никогда не отваживалась.
ПОЕХАЛИ ЕЩЕ ДАЛЬШЕ...
Автобус, отошедший от привокзальной площади, несмотря на нейтральное время – на работу ехать поздно, с работы рано, – был набит. Просто удивительно, сколько по Городу в рабочее время раскатывало неработающих людей. На каждой остановке народу входило больше, чем выходило, и в конце концов Алексея Палыча и девочку стиснули так, что стало трудно дышать.
Алексей Палыч попытался защитить гостью. Он слегка изогнулся, чтобы вокруг нее образовалось свободное пространство, но, получив пару толчков в спину и поняв, что с коллективом бороться невозможно, успокоился.
Но вот автобус запетлял по кварталам новостроек. Теперь можно было набрать в легкие воздух и даже спросить, где находится Писчебумажная улица.
Сошли они в самом начале улицы, и пришлось им идти еще остановки три; номера домов здесь нарастали неторопливо, потому что дома были очень длинны, а между ними тянулись не менее длинные фундаменты новых построек.
Девочка смотрела на все это без особого любопытства. Даже, пожалуй, без любопытства вообще. Будто видела тысячу раз. Новичком скорее почувствовал себя Алексей Палыч. Он давно не был в Городе. Сейчас он подумал, что, может быть, и неплохо вышло так, что после института он уехал в Кулеминск. В Кулеминске он чувствовал себя человеком нужным, даже слегка известным. Здесь же, на широкой улице, уходящей едва ли не к горизонту, похожей на траншею, облицованную домами-плитами, он сам казался себе весьма малозначительным, точнее, не значащим ничего. Правда, в Кулеминске не было театров. Но там и не жали масло из людей в автобусах.
– Незачем изобретать марсианские города, – сказал Алексей Палыч, махнув рукой вдоль улицы, – нарисовать это без людей, вот и будут марсианские.
– Четвертая планета вашей системы? – отозвалась девочка. – Там нет городов. И никогда не было.
– Наверное, так оно и есть, – согласился Алексей Палыч. – Я и сам так думал. Хотя... мои мысли... Они не имеют значения. Нужны доказательства. А вот вы могли бы нам помочь. Мы тратим колоссальные средства на исследования космоса и будем тратить еще больше. А вы можете просто рассказать...
– То, что исследуете вы, это еще не космос. А если рассказать, то вы не поверите.
– Ну, можно прислать фотографии...
Девочка пожала плечами:
– Фальшивка.
– Пробы грунта, атмосферы...
– Подделка. Вы ничему не поверите. Вам все надо потрогать своими руками. Вы так устроены.
– Почему же... – сказал Алексей Палыч. – Я, конечно, не могу ручаться за наших ученых... Но если вы пришлете какую-то делегацию... что-то вроде научной экспедиции...
– А вы будете мучиться: что это за экспедиция – друзья или завоеватели? Установите контакт, а зону контакта окружите ракетными установками? Вам захочется поверить, но вы не сможете избавиться от сомнений. Вот это уже будет настоящее вмешательство. Вы нам нужны такие как есть. А пробы, фотографии... Мы просто не умеем их делать.
– Другие методы?
– Конечно. Вы же не рубите деревья каменными топорами.
– Железные не так уж далеки от каменных, – возразил Алексей Палыч. – Принцип один и тот же.
– А у нас и принцип другой, – сказала девочка, и в тоне ее явственно прозвучало: "Нечего тебе объяснять, все равно не поймешь".
Не понравилась Алексею Палычу эта девочка. С мальчиком было труднее, но проще. Он многого не знал, ошибался, но в нем было много человеческого. Девочка скроена из другого материала. Что-то железное или железобетонное в земном понимании. Она знала, казалось, все, но это было какое-то холодное знание, без интереса и без эмоций. Она не делала ничего плохого и говорила, по-видимому, откровенно. Но Алексею Палычу подумалось, что откровенность эта не от доверия, а от того, что ей безразлично, какого мнения о ней собеседник. В общем, была в ней если не жестокость, то жесткость.
"Неужели все-таки робота прислали?"
На доме, возле которого они проходили, была крупно намалевана цифра 32. Однако впереди никакой развалюшки не вырисовывалось, да и не место ей было на этой сверхсовременной улице.
В доме 34 помещалась обыкновенная четырехэтажная школа с пристройками по бокам – спортзал и столовая. Во дворе было пусто. Как и в школе Алексея Палыча, в старших классах здесь шли экзамены,
