хранителя, заметила Даф. Она и правда так считала. С каждым днем Эссиорх становился все более приспособленным. Лопухоидный мир влиял на него в положительном смысле.
Улита отнеслась к ее словам философски.
– Это все зависит от того, какая сторона лучшая, – заметила она.
В комнате с вырванной рамой показался Арей. На лезвие его меча зачем-то был наброшен плащ. Об Эссиорхе он даже не вспомнил. Мефодий ясно ощутил, что Арея ни о чем нельзя спрашивать. Во всяком случае, тому, кто хочет жить долго и счастливо.
– Старые долги отданы, новых пока нет, – глухо произнес Арей. – Улита, вызывай Мамая. Уезжайте! О твоем мече я позабочусь, синьор помидор. О твоей флейте тоже, светлая! А теперь ступайте! Я хочу побыть один.
Арей повернулся широкой спиной и медленно, по-медвежьи косолапо, снова пошел в опустевший дом.
Примечания
1
Одна только смерть показывает, как ничтожно человеческое тело (лат.)Ювенал, «Сатиры», X.
2
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу – буду любить против воли. Овидий. «Любовные элегии», III, 11, 35.