Все равно обратного пути нет! Не возвращаться же ни с чем! Должен же быть хоть какой-то конец!
Да и чего бояться? «Ты ведь один раз уже умирал…»
Еще шаг, еще… Стоп!
Новый страх приковал Шурку к месту. Кто там? Чье шевеленье и дыханье? И шепот…
Луч метнулся перепуганно. И… выхватил торчащий из-за кирпичной переборки кусок синей материи. На ней – зеленые водоросли и маленький коричневый краб.
– Куст… – с великим облегчением выдохнул Шурка. С радостью и досадой. – А ну, выходи…
Кустик, сопя и жмурясь, шагнул в конус света. За ним – Платон и Ник.
И не стало страха. Никакого. Трое щурились и смотрели в пол.
«Шпионили», – чуть не сказал Шурка. Но прикусил это слово.
– Следили…
– Если угодно, да, следили, – с вызовом заявил Платон. – И не слепи, пожалуйста, глаза… А точнее, не следили, а ждали. Потому что Куст вечером пришел и чуть не ревет: «Я сказал Шурке про туннель под мостом, про восьмиугольный. Он, конечно, полезет туда, один!» А мы…
– А мы же отвечаем за тебя, – тихо и прямо сказал Ник.
– С чего это? – буркнул Шурка.
– Как с чего?! – звонко изумился Кустик. – Мы же все отвечаем друг за друга!
– И мы же видим… что ты весь не в себе, – снова вполголоса сказал Ник. – Что-то с тобой случилось…
«Вот сейчас я уж точно разревусь», – понял Шурка и торопливо закашлялся.
Платон сухо и обстоятельно разъяснил:
– Нам совершенно не нужны твои тайны. Мы не будем их выведывать. Но мы обязаны охранять тебя, пока ты ищешь свой клад…
– Да какой там клад! – горько вырвалось у Шурки. – Вы же ничего не знаете!
– Вот именно, – прежним тоном подтвердил Платон. – Да мы и не желаем знать. Но бросить тебя одного не имеем права. По крайней мере, пока ты не сказал прямо: «Убирайтесь, вы мне больше не друзья».
«Разве я могу это сказать…» – Шурка закусил губу. Фонарик замигал.
А этот вредный невыносимый Куст вдруг ясным голосом предупредил:
– Но если скажешь такое, имей в виду: ненаглядная Женечка точно утопится у плотины.
Шурка ощутил радостное желание вляпать Кустику по шее. И сделал движение. Кустик отпрыгнул. И всем стало легче, свободнее. Шурка опять опустил голову, поводил лучом по полу. Шепотом спросил:
– Девчонкам-то хоть не сказали, куда пошли?
– Мы же не сумасшедшие, – утешил Платон.
Шурка помолчал – с ощущением, что скользит к обрыву.
– Нет у меня никакой тайны… Вернее, она есть, но не такая. Не про клад. Просто… я боюсь.
Платон очень мягко сказал:
– Шурчик, давай бояться вместе. Один страх на четверых – это же пустяки.
– Вы не понимаете. Я боюсь, что вы…
– Что – мы? – качнулся к нему Кустик.
– Что вы… шарахнетесь от меня, когда узнаете… какой я… Я же…
– Ты вполне устраиваешь нас хоть какой… – веско сообщил Платон.
– Вы же не знаете… Тут все перепутано. И эти двери восьмиугольные, и отвертка, и я…
Ник, самый тихий и спокойный из всех, взял его за локоть.
– Шурка, мы же с тобой…
– Я… Ладно! Держи! – Шурка дал ему фонарик. И вокруг загудела в нем громадная, просто космическая пустота. И не было хода назад. – Свети вот сюда! Вот так… – И повернул фонарик к себе.
Потом он распахнул рубашку-анголку. Вздернул майку, подбородком прижал подол. Запустил неостриженные сегодня ногти в тонкую окружность шрама. Потянул.
Раздался треск – будто у застежек-липучек на кроссовках. Круглый кусок искусственной кожи отклеился, вывернулся наизнанку. Повис, держась на нижнем крае.
На Шуркиной груди открылось оконце. Маленький иллюминатор в плоском кольце из желтого металла. За стеклом в темной воде металась испуганная светом рыбка. Ее чешуя блестела, как пунцовая фольга.
4. Туннели и склепы
Никто не шарахнулся. Никто даже громко не удивился. Кустик шепотом сказал: «Ух ты» – и почти прилип носом к стеклу. Ник осторожно отодвинул его за уши.
Кустик спросил:
– Это алый вуалехвост? Или какая это порода?
– Неземная, – вздохнул Шурка.
– А похожа на земную.
– Похожа… – Шурка смотрел на рыбку, сильно наклонив голову. Рыбка уже перестала метаться. Только шевелила плавниками и пышным прозрачным хвостом. Маленький черный глаз блестел точкой отраженного фонарика.
Ник осторожно (очень осторожно) спросил:
– Значит, это и есть твое сердце?
– Да… Автономный генератор биополя…
– А почему он такой? Как все случилось-то? – сказал Платон. И сочувственно, и с нажимом. – Теперь-то, может быть, уже расскажешь? Или нельзя?
– Расскажу… Не знаю, можно или нельзя. Наверно, можно, если вы больше никому… – И Шурка привычным движением наклеил на стекло клапан. Очень похожий на настоящую кожу, даже с утолщениями на месте ребер, только без загара.
…Неподалеку была в кирпичах ниша с выступом, похожим на скамью. Там они сели. И Шурка наконец рассказал все.
Про пистолет и выстрел.
Про клинику.
Про Гурского и Кимыча, про прибор, который надо найти.
Про голубую планету Рею…
Никто не сказал «выдумываешь». Никто не удивлялся вслух. Потому что было доказательство – рыбка. Да и сама таинственность подземелья настраивала на веру во всякие чудеса. И когда Шурка перестал говорить, Платон спросил тихо и озабоченно:
– А не натворят они всяких бед на Земле, эти корректоры?
– Нет же! Они же наоборот – хотят помочь!
Платон покачал головой: мол, хотят-то хотят, а кто их знает…
А Кустик жалобно попросил:
– Ты только не улетай на эту Рею, ладно?
– Я и не хочу… теперь…
– А с сердцем-то что будет? – забеспокоился Ник. – Когда ты найдешь тот прибор, они тебе вставят настоящее? Опять операция?
– Да нет же! Гурский сказал: сердце само вырастет, как только вынут рыбку и выплеснут воду… Вы же сами видели, какая у меня регенерация… Я хотел так: сперва все сделаю, а потом расскажу вам. Когда сделаюсь настоящий…
– А сейчас ты какой? Искусственный, что ли? – словно обиделся Ник.
