«Не надо…» – последний раз толкнулось в нем.
Он снова сжал зубы. Покрепче…
Коловорот помог. Винт повернулся, пошел сперва туго, потом легче. Под конец Шурка вертел его уже пальцами. Вынул. Бросил в таз. Вздрогнул от звонкого щелчка.
Этот щелчок словно выключил шум. Стало очень тихо. Страха больше не было. Но появилось ощущение, что он, Шурка, расстается с этим миром. И от сладкой печали намокли глаза.
«Ну и пусть, пусть…»
Болтов было восемь. Один за другим они ударялись о латунное дно. Словно отмеряли минуту за минутой. Шурка сквозь сырые ресницы видел себя в зеркале. Но в это же время четко – в памяти своей – видел и другое: как он маленький, лет семи, сидит на солнечных половицах и мастерит робота из дорогого иностранного конструктора «Лего». Цветные пластмассовые детальки легко соединяются друг с другом. Отец в соседней комнате что-то пишет за столом.
«Папа, смотри, у меня получился Страшила!»
«Великолепный Страшила, Шурчик! Можно, я поставлю его себе на стол?»
«Да! Я его тебе дарю!»
Так он и стоял там до последнего дня. Где этот добродушный Страшила теперь?..
Предпоследний винтик ударился о латунь…
Последний…
Но стекло и ободок не шелохнулись. Они держались на чем-то густом, клейком. Шурка подумал – вроде герметика.
«Еще не поздно все ввинтить обратно…»
Шурка глубоко вздохнул. Согнулся над тазом. Исподлобья глянул на себя, на Шурку Полушкина, в зеркало. Может быть, последний раз. Подцепил ногтями нижний край ободка. Стало вокруг еще тише, чем прежде. Что-то чмокнуло – как на стеклянной банке, когда раскупоривают маринад. Из-под стекла звонко закапало в таз. Побежало.
Шурка мучительно раздавил в себе последний страх. Запретил пальцам снова прижать стекло. Потянул сильнее… рванул! Вода хлынула между пальцев. Шурка машинально постарался поймать рыбку. Но она скользнула по ладони и заплескалась в тазу. Следом упали в таз кольцо и круглое стекло.
Шурка, прощаясь с собой, встал прямо.
Что теперь?
А ничего.
Спокойно стало, хорошо. Ни боли, ни тревоги. Галдели за окном скандальные куры, с кем-то хрипло ругался дядя Степа.
Шурка снова глянул в зеркало. В груди была ровная черная дыра. Он прижал к ней ладонь, но дыра была шире. Холодная чернота из нее сочилась по краям и между пальцев. Она текла, вырывалась, упруго оттолкнула ладонь, хлынула и быстро заполняла комнату. И росла, росла внутри Шурки громадная пустота. Не стало воздуха. Шурка успел сделать два шага назад, опрокинулся в кресло…
…Сперва не было ничего.
Потом Шурка ощутил, как сквозь пустоту и тьму вошло к нему в грудь тепло. Щекочущее такое и… счастливое. Могучая сила регенерации стремительно выращивала в нем сосуды и мышцы, наполняла грудь ровными толчками живого мальчишечьего сердца.
Шурка всхлипнул, не открывая глаз, и уснул…
Проснулся Шурка от крепкого стука в дверь.
Он помнил все. И не было в нем ни капельки страха, никакого отзвука тревоги. Только счастье.
Шурка прижал к груди ладонь. Сердце под ребрами билось ровно и ощутимо. Шурка вздохнул так, словно хотел вобрать в себя весь воздух нынешнего лета…
А в дверь колотили.
Шурка подскочил, дернул ручку.
– Не заперто же! Входили бы… Здрасьте! – На пороге возвышалась грузная почтальонша Анна Петровна.
– Как это «входили бы»! В чужой дом без спросу… А ты чего в голом виде гостей встречаешь? Спал, что ли, среди бела дня?
– Ага! Вздремнул малость… Бабы Дуси нету, она велела, чтобы я расписался.
– Сплошное с вами нарушение правил… Ладно уж… Боже ж ты мой, а чего это у тебя на груди-то?
На груди по-прежнему был круг незагорелой кожи в красной тонкой опояске. Но это была настоящая кожа! Живая наощупь! И сквозь нее проступали настоящие ребра! Счастье булькало в Шурке, он пританцовывал.
– А, ерунда! Операция была! Вы разве не знали?
– Не знала я, что этакая страсть…
– Да никакая не страсть! Все уже прошло!..
Шурка поставил в ведомости подпись – в точности как баба Дуся. Сунул деньги в ящик стола.
– Спасибо, Анна Петровна.
– На здоровье… Не вздумай только без бабушки тратить, а то знаю я вас, всякие компьютерные автоматы да жвачки на уме.
– Не-е! Я лучше парусную яхту куплю. Для кругосветного путешествия!
– За ухо вот я тебя…
Шурка, смеясь, проводил Анну Петровну до двери.
Подошел к тазу, глянул на рыбку. Она плавала как ни в чем не бывало. Только было ей мелковато, кончик верхнего плавника торчал из воды.
Шурка старательно вымыл под краном трехлитровую банку. Черпнул из таза кружкой раз, другой. Когда воды в банке стало достаточно, взял скользкую рыбку в ладони, пустил ее в новое жилище. Потом осторожно слил в банку оставшуюся воду. Лизнул мокрые пальцы. Вода оказалась обыкновенная.
Банка была теперь заполнена почти доверху: рыбка в ней казалась увеличенной, как за большой линзой.
Сейчас это была обыкновенная аквариумная рыбка. Красно-блестящая, с белым пышным хвостом. Как там Кустик говорил? «Алый вуалехвост»? Не важно. Важно то, что к Шурке она не имела уже ни малейшего отношения! А в груди у него: тук, тук, тук…
Шурка выбросил в мусорное ведро липкий кружок искусственной кожи. Спрятал в коробку с инструментами стекло и золотистое кольцо с дырками. А винтики горсткой выложил на стол. Раздаст на память ребятам…
Потом Шурка неторопливо и с удовольствием высушил утюгом анголку. Надел ее – теплую, легонькую. Сунул винтики в карман.
Пришла баба Дуся.
– Ба-а, деньги принесли, все в порядке!
– А ты, я гляжу, опять лыжи навострил, не сидится тебе… Ох, а это что за рыба? Неужто на птичий рынок успел сгонять? Я же велела: сиди дома!
– Да не гонял я, ребята принесли! – выкрутился Шурка. И понял, что баба Дуся ничего не знает про
7. Сердце в подарок
По дороге Шурка заскочил в гараж к дяде Степе.
