– Ни с места, гад! – крикнул один из псевдодорожников, вскидывая короткое дуло.
Тухломон укоризненно всплеснул длинными бледными руками.
– Фи! Зачем так грубо, Шмяков? А еще культурный человек!.. Дочка в музыкальную школу ходит! Кстати, сделать заявление о самопроклятии никто больше не желает? Нет? Тогда я, пожалуй, пойду.
На лице псевдодорожника мелькнула тревога. Он быстро оглянулся на старшего.
– Кончай его! – мрачнея, велел старший. Всеведение человека в пижаме ему явно не понравилось.
Пистолет, дернувшись в руках стрелявшего, выплюнул три или четыре пули, но все они вонзились в кожу опустевшего кресла.
«Ай-ай-ай! Убить, гады, хотели! Так и запишем!» – укоризненно сказали в воздухе, и послышался звук, с которым перо быстро царапает по бумаге.
«Дорожный рабочий» выстрелил еще несколько раз, целясь на голос.
– Где он? Я должен был его зацепить, – растерянно сказал он.
– Может, уполз? Добить бы надо, – сказал третий и стал светить в углы приемной.
Другие последовали его примеру. Лучи фонарей бестолково заметались по полу и стенам. Попутно обнаружилось, что разбитая фотография куда-то исчезла, а на том месте, где она лежала, жирным маркером, с иммитацией детского почерка, было написано: «тут ка буто кроф».
Мужчины озадаченно переглянулись. Потом один подошел к окну и раздвинул жалюзи. Свет фонарей, пробившийся с улицы, позволил разглядеть в глубине комнаты темную двустворчатую дверь. Старший развернул план особняка и мельком взглянул вначале на дверь, а затем на план.
– Там! – шепотом сказал он и, отстегнув от пояса рацию, что-то коротко доложил.
Вскоре в приемной появился Самцов. В нескольких шагах от кабинета Арея он остановился и нетерпеливо оглянулся на человека с рацией. Тот махнул рукой, и в следующую секунду два мощных плеча врезались в дверь.
– Зачем же ломать? Она на себя открывается! Да и не заперто совсем! – раздался с той стороны укоризненный голос.
Старший удивленно потянул дверь, и она действительно свободно открылась. Пригнувшись, туда вбежали вначале четверо, а спустя несколько секунд вошел и Самцов. Мефодий, Дафна и Улита прокрались за ними. Дафна потянулась было к флейте, но Улита, коснувшись ее плеча, заставила ее повременить.
В глубоком кресле сидел Арей. Всплески свечи выхватывали из мрака его смуглое лицо.
– Я вас слушаю, господа! Вообще-то приемные часы у меня с пятнадцати до шестнадцати каждый второй вторник каждого первого года нового столетия, но для вас я могу сделать исключение.
– Паяц! Я тебя предупреждал, не стой у меня на пути, не то… словом, ты понимаешь, – с омерзением сказал Самцов. – Прикончить его! – неожиданно тонко крикнул он.
Стоявший рядом с Самцовым человек вскинул пистолет и выстрелил.
Арей с интересом посмотрел на стрелявшего.
– Недолет! – сказал он грустно.
Дорожник, нахмурив брови, выстрелил еще два раза. С такого небольшого расстояния промахнуться было невозможно, но…
– Перелет! – сказал Арей.
Дорожник придвинулся еще на полшага и выстрелил, на этот раз почти в упор.
– Так близко не считается! – сказал Арей, погрозив ему пальцем.
– Огонь! – закричал Самцов почти в ужасе. – Убейте его!
Теперь мужчины открыли огонь все разом. Глушители чавкали, и словно мелким сухим горохом загремело в жестяной банке.
Арей, ухмыляясь, уворачивался от пуль.
– Тра-та-та! Здесь пролетела! Мимо!.. Пуф! Миллиметраж! Вот такусенькая! А я уж было испугался!
Обоймы закончились у всех почти разом. Стена за спиной Арея была вся в пробоинах. Осыпались стекла из шкафов, глухо взрывались мониторы.
– Какой кавардак!.. Вжик, вжик! Мимо! – сказал Арей, показывая пальцем, куда пролетели пули.
Мужчины лихорадочно меняли магазины. Даф хихикнула и разжала ладонь. Из нее выпало десятка полтора свинцовых пуль.
– Он в бронежилете! – пробормотал Самцов, хотя это был полный бред. Никакой бронежилет не выдержал бы такого количества попаданий.
Не сводя с Арея внимательных глаз, он достал из кармана маленький пистолет и, придерживая своей левой рукой кисть правой, прицелился барону мрака точно в лоб. Арей облокотился на стол и спокойно смотрел на Самцова. К тому моменту пальба уже прекратилась, и все взгляды были обращены к ним.
Арей изменился. Он уже не кривлялся и не мельтешил. Все это сдуло с него холодным сквозняком, пробившимся из разбитого окна.
– Тебе страшно, – спокойно проговорил Арей, обращаясь к Самцовому. – Не правда ли?
Бах! Бах! Маленький пистолет в руке у Самцова дважды дернулся. Он был без глушителя, и выстрелы прозвучали неожиданно гулко. Арей остался сидеть в кресле, зато стоявший рядом с Самцовым мужчина гулко рухнул на пол. В голове у него появились две небольшие дырочки – как от пуль малого калибра. Тиберий Цезаревич тупо уставился на лежащее подле него.
– Но почему? – удивленно спросил Мефодий.
– Это только кажется, что проклясть себя пустяк. Посмотри туда, и ты увидишь то, что вижу я, – сказала Даф и, подойдя сзади, ладонями быстро коснулась глаз Буслаева.
Мефодий увидел, как над лежавшим неподвижно телом, подобно дымку, поднималась белая трепещущая тень – зыбкая и неплотная, повторявшая очертание тела мертвеца. Один человек мертво и неподвижно, в невозможной для живого позе лежал на полу, а другой такой же – только нагой и сотканный из белесого тумана высился над ним. Внезапно тень заметила свое тело и вздрогнула. Оцепенев, она вскинула прозрачные руки и напуганная этими руками, бросилась в сторону, но не смогла оторваться, так как ее и тело связывало нечто вроде все еще плотной белой пуповины.
– Так выходит эйдос после смерти тела. Если, разумеется, не забрать его при жизни… – не без сострадания пояснила Улита.
Она была права. Тень металась нелепо, неловко, судорожно.
– Испугался! – сказал Арей. – Не понял еще, что отошел. Дела у него были, планы, машину хотел сменить, то, сё, – а теперь – раз! – пожалуйте на встречу с вечностью. Не было таковой в его планах, вот и профукал ни за грош… Да, много ждет его еще неприятных сюрпризов…
Тень судорожно металась, пытаясь оторвать свой приклеившийся шлейф от мертвого тела, но тщетно. Тогда тень замерла и стала озираться в ужасе и недоумении. Когда прозрачное лицо ее обратилось к Арею, тень отшатнулась вдруг в немом ужасе, будто ее толкнули в грудь, и, дрожа, закрылась руками. Наверное, она увидела в Арее что-то особенно жуткое и страшное, чего не видел никто из живых.
Арей искоса взглянул на напуганную тень и нетерпеливо прищелкнул пальцами. Тотчас у него в кабинете, потирая сухонькие ладошки, возник Тухломон. Он достал из воздуха ржавые большие ножницы, смахивающие на портняжные, и, вразвалку подойдя к тени, перерезал пуповину, связывающую ее с телом. Тень, охваченная ужасом, рванулась было, но комиссионер ловко подхватил ее за край, притянул к себе и деловито свернул, точно полотенце. Вслед за тем Тухломон стал медленно уходить под пол. Вначале скрылись ноги, затем грудь и последней исчезла голова в поблескивающих очках, голова, сохраняющая деятельно-скорбное выражение похоронного агента.
– Да, насчет этого… м-м… как бы это выразиться… усопшего, – перед исчезновением заговорщицким голосом сказал Тухломон, обращаясь к бледному Самцову. – Ежели пожелаете его… на Ваганьково, то я завсегда поспособствую насчет захоронения. Престиж какой – все завидовать будут!
Сказал – и скрылся, пошленько подмигнув.
Время застыло, свернулось, замерзло. Никто из ворвавшихся в кабинет уже не стрелял, но все неосознанно, по-бараньи, жались в кучу, стараясь не смотреть на Арея. На меловых лицах проступал тот слепой страх перед сверхъественным, который был у их дедов и прадедов, – и не исчез, оказывается, а таился в сердцах, ожидая своего часа.
Самцов, оцепенев, щелкал курком в участливую физиономию Арея, и в глазах у него все сильнее отражалось два чувства: понимания и ужаса. Наконец и он перестал щелкать и, уронив пистолет на ковер,
