куст герани — он рос в жестяной прямоугольной банке из-под испанских маслин.
— Вот. Баба Катя сказала, что это вам для красоты.
Герань с благодарностью водрузили на подоконник. Лельку одарили платьем. Она обомлела от счастья. Размахивая платьем, как знаменем, помчалась к своей хибарке:
— Баба Катя, смотри!
Потом она явилась опять, в обновке, и принялась помогать. Вместе мыли полы, застилали постели, делали из старых газет временные занавески, передвигали мебель.
— Лелечка, кто же это столько добра нам подарил? — радовалась Нитка.
— Ну, кто-кто! Люди! — Лелька, пользуясь передышкой, крутилась перед зеркалом шкафа.
«Люди Безлюдных пространств», — мелькнуло у Артема. И почему-то стало чуточку грустно. Кей разъяснил:
— Здесь в старых домах можно много всякого добра отыскать. И на свалках…
Нитка сказала, что хорошо бы все-таки обойтись без свалок. Кей встал перед зеркалом позади Лельки.
— Ну, вся извертелась. Красивая, красивая… — Ниткиным гребнем он решительно расчесал Лелькину кудлатую голову. — Вот так еще лучше. Только отмыть бы тебя как следует…
— Как тебя? — простодушно спросила Лелька. Вот пролаза! Все-таки подглядела! Кей с досады снова взлохматил ей голову. Лелька не обиделась. Ее отражение смотрело на Кея бесхитростно и преданно. Потом она обернулась, облапила своего строгого друга поперек груди. Кей смущенно оглянулся на Нитку и Артема: что возьмешь с малявки…
Ужин сварили на камельке. Кей с приятелями сложил его из кирпичей недалеко от крыльца. Кстати, среди приятелей оказался и Ванюшка — тот пацан, которого Артем проводил мимо «хипарей». На будущее мальчишки обещали поискать на свалках электроплиту. «Здесь всякого добра полно»! Конечно, старого, но исправного! Мы и холодильник вам найдем!»
И нашли через несколько дней. Грязно-белый, обшарпанный ящик, который трещал, когда включался, но холод вырабатывал исправно.
В общем, жизнь понемногу налаживалась. Полунищенская, но в то же время уютная. И бумаги на владение участком с домиком Артем получил без волокиты. В Городской управе только пожали плечами:
— Дело ваше. Но имейте ввиду: если потом вздумаете отказаться, новый участок уже не получите.
— Понял…
Но это было потом, через несколько дней. А в тот, в первый вечер все еще напоминало привал туристов. Бестолково и… хорошо.
На вечерний чай позвали старика Егорыча и Лельку. Потом остались одни.
Умотавшийся за день Кей уснул в своей комнате на раскладушке. Так прочно уснул, что Нитка несколько раз пугалась — дышит ли?
На пружинистой ржавой сетке лежали два резиновых застеленных матраса. Артем выключил лампочку. Синий свет летних сумерек осторожно вошел через два окна. Вставленные добрыми соседями стекла были завешены газетами на канцелярских кнопках, но верхние части окошек осталась открытыми. В одно из них смотрел похожий на ярко-желтый банан месяц (а круглой луны не было видно).
— Тём, чего он так…
— Как?
— Ну… будто подглядывает. Я его стесняюсь. Нахальный такой…
— Не бойся. Мы ляжем, и его не станет видно. — Тём переглотнул и сел на кровать — она отозвалась пружинным звоном.
— Тём, тише! Кей проснется!
— Ага, проснется он! Его сейчас землетрясение не разбудит… Нитка… иди сюда.
— Тём… может, пока не надо?
— Смешная девочка…
— Тём… может, ты думаешь, что я… а я еще никогда, честное слово. Подружки смеялись, они еще со школьных лет это… а я… Тём, я боюсь.
«Господи, может признаться ей,
То, что для других было раз плюнуть, в каждой деревне, где перепуганные девчонки боялись пикнуть, он
Но… сердце стучало с обмиранием и нетерпеливо. Он мягко, но быстро посадил Нитку рядом, опоясал руками тонкие теплые плечи. Лицом зарылся в густые длинные пряди.
— Нитка, твои волосы пахнут как трава «рысье ухо»…
Утром их разбудил Кей. Заколотил в запертую дверь:
— Ну, сколько можно дрыхнуть!
Нитка перепуганно села в загудевшей кровати.
— Кейчик, подожди, мы сейчас!
Артем весело потянулся под простыней.
— Что? Подъем?
— Тём, отвернись. Я буду одеваться.
— Ой-ей-ей, какие мы церемонные! Будем, как в детстве, на берегу озера? Мы ведь уже большие, девочка.
— Ну… все равно.
Артем послушно отвернулся. По шелесту догадался, что Нитка натянула платье, нащупал на табурете очки и штаны. Вскочил. Дурашливо пропел строчку из давней радиопередачи:
— На зарядку! На зарядку ста-но-вись!
— Вот видишь! Сам, как в детском лагере!
— А вот и нет! Я же не канючу «отвернись»… Да я и там не очень-то боялся!
— Ну да! Все время твердил: «Зажмурься»!
— Потому что… ладно, я признаюсь честно. Думаешь, мне страшно было, что ты увидишь мой незагорелый зад? Пфы!.. Я боялся одного: вдруг ты разглядишь, какой я еще совсем младенец… по всем признакам. Почти ни чем не отличался от тогдашнего Кея…
Эта «скромница» вдруг насмешливо сморщила нос:
— Не воображай пожалуйста, что сейчас ты очень отличаешься.
— Ох уж, ох уж… — сказал Артем с некоторой горделивостью, потому что вечерние страхи его оказались напрасными. И… как жаль, что за окнами был уже солнечный свет и голоса.
Он сцапал Нитку за плечи.
— Пусти, хулиган! Я… пожалуюсь вожатой Валентине!
В этот миг опять забарабанил Кей.
— Ну, скоро вы? Люди работают, а вы как на курорте!
Нитка отодвинула щеколду.
Кей предстал в свете ясного утра. Тощий, коричневый, в новых оранжевых трусиках и блестящих белых кроссовках. Поперек лба — пестрая, скрученная жгутом косынка (из остатков костюма «Миннесота»). Эту моду Кей вчера подсмотрел у городских мальчишек. Живот и колени были в земле.
— Где ты успел извозиться? — Нитка обрела привычно строгий тон.
— Потому что вкалываю на грядах, не то что некоторые. Там люди огород нам копают, а вы…
С крыльца Артем и Нитка увидели «огородников» Десятка полтора самых разных людей. Были тут большие и маленькие, знакомые и незнакомые. Среди них — Егорыч, баба Катя, какая-то тетка в цветастом