Лужайки, где пляшут скворечники

ладонь и — рукояткой по башке!

Птичка всей своей грудой мышц завалился спиной в ко­локольчики.

Артем поправил очки («Смотри-ка, даже не слетели»). По всем правилам военного искусства следовало сделать кон­трольный выстрел. Артем поморщился. («Интеллигент со­пливый», как сказал бы Птичка.) У Птички из-под век мерт­во белели закатившиеся глазные яблоки. Едва ли встанет когда-нибудь. Артем вынул обойму, снял затворную раму, достал боевую пружину и ударник. Все это отнес к бочаге и утопил по отдельности.

Вернулся к дороге (в стороне от Птички).

— Кей!

Отсутствие Кея тревожило теперь больше всего. Даже больше мыслей о Неплянске и Нитке. Куда канул этот пар­шивец?

«Ну, я ему…»

Колючая боль с размаха вошла Артему под левую лопат­ку. Он хрипло крикнул, шагнул вперед, обернулся. Увидел сквозь жидкий туман Птичку с длинной трехгранной заточ­кой в откинутой руке. Птичка привычно ухмылялся.

Туман сгустился, стал плотным, как темная вода. И Артем, остановив дыхание, упал в него лицом. «Скорее бы прошла эта боль…» Но сквозь боль пробилась и другая мысль: «А все-таки автобус прошел… Вот и всё…»

Но это было не всё. Боль стала помягче, он передохнул. Увидел свет. Сильный, но ласковый свет, который образовал уходящий в неведомые пространства коридор.

«Значит, правду говорили, что бывает так…»

Свет струился, убегал вдаль и там сиял особенно радост­но. Звал Артема. Все, что за пределами этого света, осталось в прошлом и было совсем не важно. А впереди — Артем знал это! — ждала мама. В этом было великое облегчение и счастье.

Боль пропала. Артем глубоко вздохнул. Понял, что сей­час встанет и пойдет. Нет, не пойдет даже, а поплывет среди струящегося света. И это будет путь нарастающей радости.

И в предчувствии этой радости он решил полежать еще, передохнуть полминуты.

И над ним склонились трое.

Артем понял сразу — это Те, кто решают его судьбу.

Они сказали:

— Ну, Тём? Ты готов?

— Да… Да!

— Тогда шагай. Или плыви…

— Да… — Свет звал его, принимал в свои теплые волны… Но…

— А Нитка? А малышка?

— Послушай, — ласково сказали ему. — Теперь это не­важно. Не бойся и не думай. Твой свет — впереди.

Конечно, это было правильно! И все же…

— Не тревожься, Тём. Когда-нибудь они догонят тебя.

Вот и хорошо. Но… это ведь «когда-нибудь». А что те­перь?

— А Кей? Птичка не настигнет его в лесу?

— Тём, ты пойми. Это уже далеко. Это там. А ты здесь. Ты исполнил все, что полагалось, и не должно быть в тебе тревоги.

Но если она есть…

Артему было очень неловко. Он не хотел обидеть Тех Добрых, кто склонился над ним. И маму… «Мама, прости». «Да я-то что. Я подожду…»

— Ну так что же? — опять мягко, без досады спросили его.

— А Птичка… он больше не обидит ребят?

— Птичка скорее всего остался на Бейсболке…

— Да? А кто же тогда… меня?..

— Просто сорвалось сердце.

Ну, ладно. Пусть так, но… а если опять начнется атака на Пустыри? Не бульдозерами, а чем-нибудь похлеще?.. А кто будет встречать пацанов у школы?.. И что с Кеем? И опять же — Нитка, Нитка, Нитка! И та кроха, которую она ждет…

— Ты должен решить наконец, Тём, — сказал один из Тех, и в ласковости тона была уже нотка нетерпения.

— Он уже решил, — сказал другой.

— Но учти, снова будет очень больно, — предупредил третий.

— Пусть, — виновато выдохнул Артем.

Свет медленно, как в театре, угас, и колючая боль снова вошла под лопатку. Артем застонал.

…Но боль была недолгой. Проткнув Артема безжалост­ным лезвием, она ослабела. Милостиво и быстро. Возможно, это была награда за его, Артема, решение. Через минуту каза­лось, что он просто напоролся спиной на острый сучок… Может быть, так и случилось?

Артем сел, подобрал из травы очки, помотал головой. Ощутил запах цветов, нагретого асфальта и хвои.

— Тём!

Путаясь в синих колокольчиках длинными незагорелыми ногами, бежал к нему по кювету Кей.

V. Трепет крыльев

1

Кей был в летнем пестром костюме, который сшила из шторы Нитка. Веселый и встрепанный, с длинной царапи­ной на щеке. Остановился, мигнул. Сквозь веселье в глазах — темные точки тревоги.

— Тём, что с тобой?

— Да вот, на какую-то дрянь наткнулся спиной. Посмот­ри-ка…

— Ух ты, куртка разодрана… Сними… И рубашка в крови… Тём, да ничего особенного, ранка неглубокая. Сей­час найду подорожник…

— Только не плюй, когда будешь приклеивать. А то знаю я ваши обычаи…

Кей захихикал и убежал.

Артем посмотрел на карман рубашки. В ткани была дыра с обугленными краями (и как это Кей не заметил?). Но зер­кальце, когда Артем вытащил его, оказалось гладким, без всякого следа.

«Спасибо тебе…»

Прибежал Кей с пучком листьев.

— Ну-ка, подставляй спину… Подорожник оказался прохладным и влажным.

— Плюнул все-таки, обормот!

— Не плюнул, а лизнул. Не бойся, я стерильный.

— Щеку себе тоже залепи, стерильный… Где ты бол­тался?

— Тём! Я побежал навстречу автобусу! У них там как раз остановка была, чтобы сбегать в кустики, я затесался между остальными. Будто так и надо. И поехал…

«А ты не встретил там… самого себя?» — чуть не спро­сил Артем. Но прикусил язык. Впрочем, и так ясно, что не встретил…

— Зачем тебя туда понесло?

— Ну… Тём. Я должен был объяснить Вальке, что мы встретимся через несколько лет. Чтобы он не удивлялся, что он уже вырос, а я все еще… такой…

— Объяснил?