Карабин.
Заправленная в штаны рубашка.
Ботаник строго выполнял порученное ему дело.
Подняв руки, я обреченно прислонился к смолистой сосне.
Ну, как понять такое? Кто тут за кем охотится? Когда все это кончится? Кому нужна нелепая игрушка, валяющаяся под скамеечкой? Почему (если речь идет о пазле), Кондукатора раз пятьдесят спросили о нем? Наконец, почему Нику Друяну, звездный астроном, сменил команду Фрэнка Дрейка на команду Рубика?
– Мордами в землю, быстро!
В советское время сотрудников госбезопасности нередко прикомандировывали к партийным вождям братских стран. В его ближайшее окружение. Так сказать, обмен опытом. «Не в шахматишки гонять». Последние слова я даже произнес вслух. Ботаник сразу насторожился. Занервничал, повел стволом «барса», Врач мгновенно этим воспользовался.
– Архип Борисыч!
Ботаник не ответил.
– Архип Борисыч, а как насчет шахматишек?
Врач явно искал живого контакта. Боялся, что Ботаник по неразумению выпустит из баньки Рубика. «Я люблю сгонять партию-другую, – врал Врач. – Я даже с настоящим гроссмейстером играл». И добавил, уже Бог знает на что надеясь: «С румынским».
– Это с кем?
– С Георгиу.
– С Флорианом? – опешил Ботаник.
– Ясный хрен, – горячо заговорил Врач. Он неудобно лежал на земле, чуть приподняв голову, разведя руки, как пловец, и бормотал: – Ну, ясный хрен, не с Ботвинником! Ты ствол на меня не наводи. Хочешь поговорить об этом? Я, правда, с Флорианом играл, он тогда в самом соку был, но очень уж любил ничьи. Хлебом его не корми, дай сделать красивую ничью. Я студентом был, – нагло объяснил Врач, – когда Георгиу приезжал на олимпиаду. Участвовал в сеансе одновременной игры. А у меня всегда свой стиль, – не удержался Врач. – Я резко выделялся. Даже ошибки по-своему делал. Георгиу это сразу оценил.
Как ни странно, Ботаник слушал.
Лицо вытянулось, в глазах теплился интерес.
Я страшно боялся, что Врач вот-вот пролетит на какой-нибудь неточности, но он был на чеку, извлекал из подвалов сознания все новые и новые подробности. «На мемориале Чигорина, помнишь, Георгиу подряд схватил шесть или семь половинок? – Врач легко переходил на ты, потом снова обращался к Ботанику с преувеличенным пиететом. – Еще бы одна, и Георгии вылетал из турнира. Помните? Но в очередной игре стоял против него Гас Рее».
Ботаник кивнул.
– А что Георгии сказал накануне игры?
– «Или партия будет результативная или пусть меня повесят на
«Мулт, открой! Выйду, пасть порву, падла!» Крики в баньке усилились, наверное, они там сломали скамью, тяжело били ею в подпертую лиственничной колодой дверь. Но Архип Борисович этого не слышал. Имя румынского гроссмейстера загипнотизировало его. «Сами-то играли с Георгии?» – не отставал Врач.
Ботаник кивнул.
– Сколько партий?
– Три. Вместе ездили.
Ботаник не объяснил, куда они вместе ездили.
– И вы все три выиграли?
– Ты что!
– Проиграли?
– Это же, Флорина!
«Открой, Мулат» Открой, падла, глотку порву!»
– Да пальни ты по дверям, пусть они заткнутся, – страдальчески предложил Врач. – Вот расшумелись, поговорить не дают. В кои веки вспомнишь про шахматы, а они все норовят испортить.
Палить по дверям Ботаник не собирался, но и двери пока не торопился открывать. Нас это устраивало. «Открой, Мулт!» Темные тени играли на морщинистом лице старика. Сбитый с толку, он находился сейчас в каком-то в другом мире, может, в Румынии времен Кондукатора… Флориан Георгиу… Ганс Рее… Елена Чаушеску… Друг Нику… Сладкий ветер воспоминаний овевал седины Архипа Борисыча. Он даже покачал головой, наверное, не отказался бы от стаканчика анисовки. А Врач нашептывал: «Ты их не выпускай. Они опять все испортят». И осторожно запустил еще один пробный шар: «Ты, Архипыч, наверное, с самой Еленой Чаушеску играл? Говорят, умная была женщина, хотя родилась в заштатном городке. Кажется, Ленцуа, да? Там одни козы бегали. Я правильно запомнил? Хотите поговорить об этом? Помогала отцу продавать свечи, торговала семечками на вокзале. Простая девушка, да? А время пришло, возглавила Академию наук. Я считаю, это нормально. Так и должно быть. У нее-то выигрывали?
– Как можно?
– А почему нет?
– Перед ней даже Флориан ложился.
– Может, специально? – осторожно предположил Врач.
– Ты что! Она играла во всю! И дети у нее были от мужа.
Это было несколько неожиданное признание. Какая-то давняя обида все-таки плавала в смутной памяти Архипа Борисыча, он вдруг проговорился. Не мог, наверное, простить.
– Значит, врали про нее?
– Этот Маурер всегда врал.
– Какой Маурер? – тут же вцепился Врач. – Который был последним премьером при Чаушеску?
– Ну да. Он шкуру свою спасал, – мрачно покивал Ботаник. – Он тогда врал, как мог. Даже больше, чем Силвиу Брукан.
При всей энциклопедичности своих знаний Врач явно не знал, кто такой этот Брукан. Но интуицией владел гениально.
– Это он, что ли, заявил, что Елена неграмотная?
Ствол «барса» дрогнул и медленно поплыл в сторону Врача.
Неграмотная? Кто сказал? Силвиу? Не надо про Силвиу Брукана. Знаем мы этого Силвиу Брукана. И он, и Маурер – лжецы. Этим и кончат. А Елена – член ЦК. Она член Политбюро. «
– В какой руке?
– В правой, – догадался Врач.
«Не играй с ним», – вспомнил я.
Так в первый вечер предупреждала меня Наталья Николаевна.
Но сейчас я не мог подать Врачу никакого знака. Поэтому внимательно наблюдал за каждым, выжидал момент, когда можно будет броситься на старика. А он хитро улыбался, понимал что-то свое: «У тебя черные». Сильно хотел, оказывается, сгонять партию в шахматишки. Пусть вслепую, без доски. Экстрим его не пугал. Это мы, а не он находились под прицелом. И вот тоже интересно, на игру-то памяти ему вполне, оказывается, хватало. Меня не мог вспомнить, а на игру хватало. Да еще хитрил. Честно спросил: в какой руке, а Врач, ну, надо же,
– Можно я перевернусь на спину?
– Зачем? – заподозрил плохое Ботаник. Даже поднял голову, будто в небе могли висеть шахматные подсказки.
– Так удобнее думать.
Я обалдел. Они, правда, начали партию.
– Пешка
–
Врач ответил ходом коня.
Даже моих небольших знаний хватило, чтобы понять: они разыгрывают защиту Каро-Канн. Позже Врач даже утверждал, что якобы они разыгрывали особо любимый Флорианом Георгиу вариант. Ну, не знаю. У меня сложилось впечатление, что Врач спешит как можно быстрей разменять фигуры. Он сипел, шипел, вздыхал страстно. Подминал листья, песок. Смотрел в звездное небо.
«Мулт, падла!»
Броситься на Ботаника никак не получалось.
Я приглядывался, а Ботаник блаженно улыбался.
Непонятно он улыбался. Возможно, мысленно он давно уже находился не в сибирском лесу, а в гостеприимном столичном доме своего старого друга Нику Друяну. Туда и Елена Чаушеску заглядывала. Она любила простые белые платья в горошек. А брат Елены любил «жигулевское». На Елену потом много грязи вылили, так я понял старика. А Елена этого никак не заслуживала. Росла обыкновенной живой девчонкой, хорошо работала на фармацевтической фабрике. Из активного молодняка выбилась в «королевы труда»…
«Мулт, открой!»
– Конь берет на
