ковыряйте изюм – радуйтесь всему, что посылается! – сказал Ванька.
Играющий комментатор задумался. Заметно было, что такая мысль ему самому еще не приходила.
– Да пожалуйста! Я обеими ногами – за! Ну а если я откажусь от эгоизма, закину свою вредность в кустики, а Катька не откажется и не закинет? Оставит себе дробовичок и – пуххх! Да только не каждый пуххх – Винни!
– Тогда один должен терпеть ровно столько, сколько нужно другому, чтобы успокоиться. Не умножай зло злом! Не отвечай криком на крик. Пусть зло пресечется на тебе и в тебе погаснет. Не передавай его дальше! – сказал Ванька.
Когда-то эти слова были его девизом. Он даже записал их маркером на обоях.
– А мне вот не хочется идти ей навстречу первым! Пусть сама идет, только тапочки не потеряет! – заявил Ягун.
– Делать надо лишь то, что не хочется. Если чего-то не хочется делать очень сильно – значит, ты на верном пути, – уверенно сказал Ванька.
– А если мне, допустим, не хочется есть пирожки из помойки – что, тоже надо? – уточнил коварный Ягун.
– Пирожки из помойки есть нельзя. Нельзя и не хочется – два разных понятия. «Нельзя» – это жесткое табу, а «не хочется» – чаще наша лень и черствость, – сказал Ванька.
Играющий комментатор стряхнул перчаткой наледь, подтаявшую на горячей трубе пылесоса.
– Надо и мне в лес. Глядишь, тоже философствовать начну, – пробурчал он, но все же заметно было, что слова Ваньки его зацепили.
Наудачу они летели еще часа четыре, сопровождаемые эскортом драконов. Играющий комментатор все чаще поглядывал на датчик горючего и вполголоса ругал пылесосы за прожорливость.
– И почему мой дед не Гроттер? Завещал бы мне какую-нибудь пикирующую балалайку! Тренькаешь себе и никаких заправок! – бурчал он.
Ягун уже собирался постепенно сбрасывать высоту, чтобы не заглохнуть в самый неподходящий момент, когда в сплошных тучах появился разрыв. Ягун спикировал в него, вгляделся, а затем вновь вернулся к Ваньке.
– Хочешь хохму? – спросил он с радостным лицом.
– Ну!
– Знаешь, что там внизу?
– Многоэтажки какие-то, – сказал Ванька, тоже успевший уже заглянуть в облачный разрыв.
– Можно и так сказать. Но ставлю свой новый пылесос против твоего хронического насморка, что эти многоэтажки называются «столица нашей Родины город-герой Москва»! Это ж сколько мы с тобой пролетели, мамочка моя бабуся!
Ванька фыркнул и перевел задумчивый взгляд на желтоватое брюхо летящего Гоярына. За Гоярыном, распластав крылья, тянулись его сыночки. Огнеметный и тут не мог успокоиться и обстреливал Дымного короткими зажигательными плевками. Философски настроенный Дымный не огрызался, но мирно и грустно дымил, выпуская из ноздрей колечки дыма.
Глава 11
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ ГОСПОДИНА МОЧИСОБАЧКИНА
Страсть – это такой червяк с белым рыхлым телом и черной головой. Пока он сидит в яблоке души, он подтачивает ее и заставляет страдать. Но как только ты направляешь на него свет мысли и хотя бы на миг изгоняешь его из яблока, ты видишь, какой он жалкий и слабый и как бессильно он корчится на полировке стола, пытаясь хоть куда-то доползти.
На другое утро Гробыня и Гуня сорвались совсем рано и куда-то унеслись. Таня только поняла, что они что-то забыли заказать или сделать. Гробыня на бегу ругала Гуню, тот же бурчал, что ему никто ничего не поручал и нечего крошить батон возмущения лебедю негодования. Разумеется, с точки зрения семантического построения фразы Гломов выражался несколько проще, испытывая некоторые затруднения в подборе подходящих лексем, но смысл коммуникации был близок к вышеупомянутому.
– А как же самостоятельность? Инициатива? Ты мужчина или миммо-пробегалло? – язвила Гробыня.
Таня не вслушивалась. Она еще вчера поняла, что имеет дело с устоявшейся и прочной ячейкой общества, совместному благополучию которой ничего не грозит. Она поспала еще часа два, а потом встала, оделась и вышла.
Было свежее морозное утро. Снег шел всю ночь, и под утро облагородил-таки запущенный поселок магов до вполне пристойного состояния. Даже Лысая Гора, нахлобучившая снежную шапку, не казалось такой уж вопиюще лысой. Максимум чуток лысеющей, но еще вп себе ничего.
Первым, кого Таня увидела на улице, был купидон, краснощекий, в бараньем тулупе с прорезями для крылышек и не по размеру большой военной ушанке частей заполярной дислокации. Купидон сидел на козырьке ближайшей крыши и с хрустом грыз большую сосульку, отломленную здесь же, не отходя от кассы. Проблемы гланд и прочих гайморитов занимали его, как видно, мало.
Увидев Таню, купидон с усилием взлетел и направился к ней. Пока он летел, Таня обнаружила, что, несмотря на ушанку и тулуп, ноги у купидона босые и розовые. Не долетев до Тани шагов пять, купидон снизился и закосолапил к ней по снегу, роясь в почтальонской сумке. Ходят купидоны неважно. Для этого они слишком хорошо летают. Два разнородных таланта в одном теле уживаются редко.
Показав Тане письмо, купидон спрятал его за спину и молча уставился на нее.
– Вымогаешь? Разве с тобой не расплатились за доставку? – спросила Таня.
Купидон печально вздохнул с видом жуликоватого таксиста, у которого бензин дорожает даже при поездке на триста метров.
Размышляя, от кого может быть письмо, Таня порылась по карманам, но ничего не обнаружила, кроме смятой пачки от жевательной резинки. Купидончик смотрел на нее сердито-укоризненно. Он даже скрестил на груди руки и негодующе шевелил кончиком крыла.
Пришлось возвращаться к Склеповой и искать что-нибудь съестное у нее. Поиски затянулись. Заметно было, что сама Гробыня питается все больше в городе, перехватывая везде понемножку. Гломов же ест пищу тяжелую – колбасу, сало, хлеб и так далее. Лишь минут через пять Таня обнаружила на самом верху кухонного шкафчика наполовину пустую коробку с шоколадными конфетами.
Коробка была подписана фломастером «противненькой, но милой Грызиане», и Таня искренне понадеялась, что конфеты не отравлены. Скорее всего, Склепова намеревалась подарить конфеты начальнице, но, пока раскачивалась, в приступе голода начала их есть сама.
– Надеюсь, Склепова меня не убьет! – сказала Таня, забирая коробку для купидона.
Тот ожидал на улице, с увлечением стреляя из лука по гарпиям, которые, проносясь, пытались плюнуть в него ядовитой слюной и обрызгать едким зеленым пометом. Стрелял купидон на эльфийский манер: из всех положений, целясь скорее из кокетства, чем имея действительную необходимость.
Заметив в руках у Тани коробку с конфетами, купидон оживился и вновь стал дразнить ее конвертом, держа его так, что невозможно было разглядеть, от кого оно.
– Если это окажется какая-нибудь рекламная рассылка на тему «Скоро Новый год, а у вас еще нет подарков», я тебя убью! – предупредила Таня.
Лучше бы она помалкивала, потому что купидоны не любят угроз, даже шуточных, и сразу мстят за них.
– Пуф! – крикнул купидон.
Розовый, обкусанный, с отогнутой третьей фалангой палец, ткнул куда-то за ее спину.
Таня оглянулась скорее от неожиданности, чем действительно введенная в заблуждение наивным трюком. Купидон выхватил у нее коробку с конфетами и, стремглав взлетел, так и не отдав конверта.
– Разводка? Ах ты, мелочь амурная! – вспылила Таня.
Она вскинула перстень, но попасть в купидона было нереально. Летел он зигзагами, с подкрутками, со сменой высоты, увертываясь от возможных магических искр. Заметно было, что это жучок опытный,
