— Я лежал и прятался в тростнике, — проворчал варвар. — Я был одним из тех отчаянных парней, Свободных Товарищей, которые жгли и грабили на границах. Нас было пять тысяч, из двух десятков разных народов и племен. Большинство из нас служило наемниками мятежному принцу Коса, и когда он примирился со своим проклятым сюзереном, мы остались без дела. Мы и начали хозяйничать в приграничных землях Коса, Заморы и Турана. Мы не делали между ними разницы. Неделю назад Шах Амурас поймал нас в ловушку на берегу Иллбара. С ним было пятнадцать тысяч человек. Митра! Небо было черным от стервятников. Когда наши цепи сломались, после целого дня битвы, некоторые пытались прорваться на север, другие на запад. Сомневаюсь, чтобы кому-то удалось бежать. Степь была полна всадников, которые преследовали беглецов. Я вырвался на восток и долго пробирался по болотам, которые окружают эту часть моря Вилайет.
С тех пор я скрывался в болотах. Только позавчера гирканца прекратили прочесывать тростники в поисках беглецов вроде меня. Я закопался в грязь, как змея, питаясь мускусными крысами, которых ловил и ел сырыми, потому что не мог развести костер. Сегодня утром я нашел эту лодку, спрятанную в тростнике. Я собирался отправиться в море не раньше ночи, но но после того, как я убил Шах Амураса, его псы в кольчугах наверняка быстро возьмут след.
— И что теперь?
— Нас наверняка будут преследовать. Если они не найдут следов, оставленных лодкой, которые я скрыл, насколько мог, они все равно догадаются, что мы направились в море, когда не найдут нас в болотах. Но у нас есть преимущество во времени, и я собираюсь налегать на весла, пока мы не окажемся в безопасном месте.
— Где мы найдем такое место? — безнадежно спросила она. — Вилайет принадлежит гирканцам.
— Кое-кто так не считает, — угрюмо усмехнулся Конан. — А именно: рабы, которые сбежали с галер и стали пиратами.
— Но что ты намерен предпринять?
— Юго-западный берег на сотни миль держат в своих руках гирканцы. Чтобы пересечь северные границы их владений, нам тоже предстоит проделать долгий путь. Я собираюсь двигаться на север, пока не решу, что мы их пересекли. Тогда мы повернем на запад и постараемся высадиться там, где степь необитаема.
— Что, если мы встретимся с пиратами или попадем в шторм? — спросила она. — А в степи мы просто умрем от голода.
— Я не просил тебя отправляться со мной, — напомнил он.
— Прости, — она склонила темноволосую голову. — Пираты, штормы, голодная смерть — все они милосерднее людей Турана.
— Да, — его темное лицо посуровело. — Я с ними еще не рассчитался. Успокойся, девочка. Штормы на Вилайет в это время года бывают редко. Если мы доберемся до степей, от голода не умрем. Я вырос на голой земле. Это проклятые болота, с их вонью и жалящими мухами, чуть не лишили меня силы духа. В горах я тоже дома. Что касается пиратов…
Он уклончиво усмехнулся и сильней налег на весла.
Солнце упало, как тускло блестящий медный шар в озеро огня. Синева моря слилась с синевой неба, и обе превратились в мягкий темный бархат, усыпанный звездами и отражениями звезд. Оливия прилегла на носу мягко покачивающейся лодки, в состоянии полудремы, когда все кажется нереальным. Ей казалось, что она плывет по воздуху: звезды внизу, звезды вверху. Ее молчаливый спутник рисовался темным силуэтом на фоне более мягкой темноты. Весла поднимались и опускались ритмически и непрерывно. Этот человек мог бы быть легендарным перевозчиком, везущим ее через темное озеро Смерти. Но у нее уже не было сил бояться. Убаюканная монотонностью движения, она погрузилась в спокойный сон.
Оливия проснулась с рассветом, чувствуя ужасный голод. Девушку разбудило изменение движения лодки. Конан отдыхал на веслах, смотря куда-то вдаль поверх нее. Она догадалась, что он греб всю ночь без передышки, и восхитилась его железной выносливостью. Она повернулась, чтобы проследить за направлением его взгляда, и увидела зеленую стену деревьев и кустарника, поднимающуюся от самого края воды и замыкающую небольшую бухточку, воды которой были неподвижны, как синее стекло.
— Один из многих островов, которых много в этом внутреннем море, — сказал Конан. — Считается, что они необитаемы. Я слышал, что гирканцы редко их навещают. Они в своих галерах обычно держатся поближе к берегу, а мы отплыли далеко. Мы еще до заката потеряли из вида берег.
Несколькими ударами весел он подогнал лодку к берегу острова и привязал веревку к выступающему корню дерева, растущего у самой воды. Ступив на берег, он протянул руку помочь Оливии. Оливия приняла протянутую руку, слегка вздрогнув, потому что рука была запачкана кровью. Прикоснувшись, она ощутила тень той буйной жизненной силы, которой дышало все тело варвара.
Сонное спокойствие сковывало лес, который окаймлял синюю бухту. Где-то далеко за деревьями птица запела свою утреннюю песню. Бриз шелестел листвой и заставлял листья перешептываться. Оливия поймала себя на том, что внимательно прислушивается, сама не зная к чему. Что может таиться в этом безымянном лесу?
Пока она робко всматривалась в тени среди деревьев, что-то с громким хлопаньем крыльев выпорхнуло на свет: огромный попугай. Он уселся на ветку и закачался на ней — блестящий, нефритово-зеленый и кроваво-красный. Попугай склонил набок увенчанную хохолком голову и посмотрел на пришельцев блестящими агатовыми глазами.
— Кром! — пробормотал киммериец. — Вот дедушка всех попугаев. Ему, должно быть, тысяча лет. Посмотри, какая злая мудрость в его глазах. Какие тайны ты стережешь, Мудрый Дьявол?
Птица неожиданно расправила яркие крылья и, взмыв со своего насеста, хрипло прокричала: «Йахкулан йок тха, ксуххалла!» С диким пронзительным хохотом, который прозвучал пугающе по-человечески, попугай полетел прочь, в лес, и скрылся в мерцающих сумерках.
Оливия смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, чувствуя как холодная рука непонятного предчувствия дотронулась до ее спины.
— Что он сказал? — шепнула она.
— Могу поклясться, это были слова человеческого языка, — ответил Конан. — Но какого именно, я не знаю.
