веселья. Захотелось вдруг прыгать, пройтись колесом по коридору или завопить во весь голос.
— Ты будешь жить у меня, — сказал он через месяц, и тут же уточнил:
— У меня, а не со мной. Хватит с тебя общаги…
Уточнение Аларью безмерно опечалило, но спорить с Глором на эту тему она не могла. Чашки с чаем, тарелки и книги действительно регулярно пролетали в опасной близости от его головы, Аларья вспомнила весь арсенал ругательств, основательно расширенный в колонии, не раз и не два ревмя ревела… но директор относился к тем людям, за которыми идут в огонь и воду.
Двухкомнатная квартира на окраине никогда не пустовала. Здесь был тот же проходной двор, что и в центре, Аларья высыпалась от силы раз в неделю. В отведенной ей комнате помимо кровати стояли два раскладных дивана, и почти всегда на них кто-то ночевал. Гости Глора. Казалось, он знаком со всей Вольной, по крайней мере — с лучшей ее частью.
Музыканты и известные актеры, художники и писатели, личности сомнительного вида и ослепительной красоты женщины… часть имен и фамилий, прозвищ и псевдонимов Аларья знала из новостей. Одни приходили с бутылкой вина, другие с канистрой пива, третьи с пустыми руками, но все чувствовали себя как дома. Девушка быстро научилась готовить салат тазами и похлебку ведрами, болтать со всеми обо всем и держаться уверенно даже с самыми именитыми гостями.
В доме существовало только одно правило: никаких наркотиков. Здесь пили вино и водку, курили сигареты и трубки, цедили по капле дорогие ликеры и домашние наливки, но никакой «дымки» и прочей дряни не было.
— Именно так я и хотела жить, — как-то призналась Аларья. — А получилось…
— Как всегда, — кивнул Глор. — Ты хотела богемной жизни, но есть богема и пена. Одно с другим не смешивается. Ты влезла в пену. В то, с чем мы боремся. Можешь не рассказывать, я знаю все это лучше тебя. В том числе — кто и сколько денег зарабатывает на таких, как ты.
Не было в счастливой, до краев заполненной работой, творчеством и общением жизни Аларьи только одного — любви. Глор игнорировал все ее случайные прикосновения и нежные взгляды, а от ухаживаний гостей девушка отмахивалась или делала вид, что ничего не замечает. Рядом с Давенантом все прочие смотрелись слишком уж бледно, у них не было его бешеного нрава и запредельного обаяния. Он же казался крайне одиноким, даже не убежденным холостяком, а вообще лишенным каких-то мужских желаний человеком. Аларья знала, что у него нет любовницы, что он галантно спускает на тормозах все заигрывания даже самых ярких и привлекательных женщин.
Но никто не запрещал ей надеяться.
20
Нито кайи Бранвен Белл принял свою вахту по расписанию, которое не менялось с первого дня его службы, а потому не слишком задумывался о том, что происходит вокруг. Должность офицера-расчетчика не предполагала сюрпризов. Даже в авральном расписании ему отводилось крайне скромное место, а в придачу к нему перчатки и набор средств для обработки рабочих поверхностей главного «мозга» базы ПКО. Бранвена это устраивало целиком и полностью — по надраиванию полов, стен и промывке элементов вентиляции он скучать пока что не начал.
Аврал — выполнение работ, имеющих значение для всей базы, — объявляли минимум раз в месяц по плану мер к поддержанию боеготовности, пару раз в месяц в честь прибытия какого-нибудь старшего офицера с поверхности, и еще разок в честь дурного настроения оперативного дежурного. Так что чистота поддерживалась на высоте, а не мешала ли постоянная уборка боеготовности — никого не волновало.
Бранвена не волновало тоже. Ему вообще было все равно, что делать — сидеть за расчетным терминалом «мозга» или натирать его нетканой безворсистой салфеткой с растворителями и полиролями. И то, и другое входило в перечень занятий, совершенно нормальных для офицера-расчетчика на базе противокосмической обороны. Вот если бы его отправили настраивать приборы регенерации воздуха или чистить кухонные котлы — он бы, пожалуй, удивился. Хотя тоже не слишком: проявлений начальственной дури вокруг хватало.
Что можно сделать с нито кайса Симпсоном, прозванным Снежная Слепота за неистребимую привычку задавать вопрос «Где результаты? Не вижу результатов!», даже когда ему пресловутые результаты сунуты под нос? Особенно если нито кайса Симпсон — племянник Симпсона, председателя Совета Обороны, и пусть сам не «тысячник», поскольку далеко не первый сын младшего брата председателя, но непоколебимо уверен в своей избранности и непогрешимости? Да ничего с ним не сделаешь, вот и приходится каждую вахту гонять матросов с тряпками и аэрозолями-антистатиками, потому что на каждом дежурстве нито кайса считает своим долгом залезть в какую-нибудь щель и белой парадной перчаткой водить по углам.
У офицера-расчетчика был крайне узкий перечень обязанностей в штатном расписании, собственно, потребность в его трудах возникала лишь во время боевой вахты. Однако известно и новобранцу, что вид бездельничающего солдата или офицера крайне дурно отражается на настроении старших по званию. Если старшие по званию в любой момент могут включить камеру наблюдения из следящего режима в прямое наблюдение, то расчетчику остается только столь интенсивно эмулировать служебное рвение, что к концу двенадцатичасового дежурства форму можно выжимать от пролитого пота.
Бранвен ухитрялся эмулировать бурную деятельность, не слишком напрягаясь и неизменно радуя начальство бесконечной суетой. Шесть часов уходило на проверочные процедуры — дело крайне ответственное, требующее строгого сосредоточения и постоянного присутствия у пульта. Прогнав полный комплекс тестов, который по расписанию полагалось применять только раз в месяц, он переходил к руководству работами по поддержанию живучести на вверенном ему участке — то есть, все к той же уборке помещений. Последние три часа посвящались занятиям по повышению уровня профессиональной подготовки среди старшин и матросов.
Строевой подготовкой на базе заниматься было негде, поэтому нито кайи Белл усердствовал в подготовке технической и политической. Старшина и двое матросов покорно внимали всему, что считал нужным сообщить им Бранвен, решали задачи, постепенно овладевая высшей математикой, и прочим образом шли к вершинам профессионализма и благонадежности. За усердие офицер Белл ежемесячно получал благодарность в приказе, а матросы — денежное поощрение и приглашения пройти курс подготовки в школе старшин. Таким образом, на вверенном Бранвену участке царило полное благолепие, и нито кайи Белл был близок к очередному повышению по званию…
Вой сирены, от которого вибрировали пломбы в зубах и ныли кости, прервал Белла на полуслове — он как раз читал, как обычно, с выражением и четко, «Притчу о воинах» из первого круга Законов Мана. Бранвен закрыл рот и прислушался, последует ли второй сигнал. По сложившейся на базе традиции учебную тревогу объявляли одним сигналом, а боевую — двумя. Даже если тревога оказывалась учебной, никому не приходило в голову действовать с ленцой или без рвения: камеры подмечали все.
Второе истошное завывание.
— По местам, — скомандовал нито кайи Белл.
За всю его службу это была третья боевая тревога, но обе предыдущие закончились пшиком — станции наблюдения зафиксировали активность кораблей Вольны, однако те покружили в отдалении и ушли, как только оборонные базы начали прогрев основных орудий. Сейчас, как он предполагал, случилось то же самое.
Бранвен застегнул скафандр, напялил душный и неудобный, но позволявший получать полный обзор по его участку шлем, вызвал на мониторы всю нужную информацию. Картина его потрясла. Здоровенный военный транспортник Вольны нагло висел между тремя базами так, что дотянуться до него могла любая. Откуда он взялся, Белл предпочел не размышлять, хотя сам факт того, что станции наблюдения пропустили медлительный и неповоротливый объект такой величины, шокировал.
Вокруг «летучего дивана», похожего на упаковочный ящик с полусферами отделяемых десантных модулей на торцах, кружил пяток про-истребителей. Любой из них можно было снять с двух-трех выстрелов, а сам охамевший транспортник напрашивался на залп из главного калибра.
